Вернуть себя

Его глаза расширились, рот приоткрылся – Гермиона пела ему. Слова проникали в разум, в сердце. Рон подпевал вторым голосом, темп внезапно ускорился. Слова падали в его измученную душу, подобно дождю:

«Я поднимаюсь и иду вперед…

Дайте мне силу продолжать.

Я чувствую свет на моем лице…

Я слышу молитву ангела…

Мои сломанные крылья должны были летать!..

Поднимите меня с колен и простите!

Я встаю… Я иду вперед.

Я чувствую, как рушатся стены моей тюрьмы».

– На самом деле, было здорово, – веселился Рон. – Видел бы ты его лицо, когда его песня была спета сладким женским голосом.

– Тебе понравилось? – Гермиона не смотрела ему в лицо.

– Ничего, – Гарри с трудом поднял голову. – У тебя хороший голос.

Гермиона покраснела, и Рон захихикал. Она хлопнула его по руке и переспросила Гарри: – Так что ты думаешь? Хочешь попробовать?

– Не знаю, – Гарри нервно теребил одеяло.

– Давай, Гарри, – попросил Рон. – Хуже, чем у меня, уже не будет!

– Но только, если ты хочешь, – уверила его Гермиона.

– Ладно, – сдался Гарри, когда Рон состряпал заискивающее, как у голодного щенка, выражение.

Гермиона усмехнулась и вытащила палочку: – Musica Anima.

Заклинание достигло Гарри, и их улыбки моментально исчезли. Глаза Гарри закатились, и вокруг него вспыхнул сияющий белый свет, становясь каждую секунду все более сильным и более ярким. Гермиона охнула и поддержала поднявшегося с кровати Гарри. Взрыв света из его груди заполнил комнату, и в то же самое мгновение из него полилась музыка, громкая и мощная. Она проникла сквозь стены, заполнила весь замок, и каждый в Хогвартсе мог слышать её.

Почти тысяча человек замерла – торжественный звук фортепьяно захватил их внимание. Не было другого инструмента, да и не нужно было. Это было медленно, изящно, плавно, сильно, подобно воде, падающей мощным потоком со скал в океан. А потом, словно запел ангел. Это было глубоко и хрипло; то низко, то, взлетая в более высокие диапазоны. Наполняя сердце каждого и тоской, и красотой, и болью, которую чарующий голос доносил до самых глубин.

«Я так долго смотрел в зеркала…

Что поверил в то, что моя душа там, за гранью…

Состоящая из мельчайших осколков…

Слишком остры осколки и их невозможно собрать…

Они слишком малы, чтобы иметь значение,

Но достаточно могущественны, чтобы разрезать меня

На много маленьких кусочков,

Если я попробую к ним притронуться…

И я истекаю кровью…

Истекаю кровью…

И я дышу…

Я дышу…

а потом уже не могу…»

Голос затих, но фортепьяно продолжало играть. Дамблдор оглядел Большой Зал и увидел, что первокурсники плачут друг у друга на плечах, старшие студенты сидят с закрытыми глазами, поскольку песня захватила и их. Он почувствовал пристальный взгляд и, повернувшись, обнаружил уставившегося на него Северуса, прочтя ответ в темных зрачках. О, Мерлин. Друзья Гарри, должно быть, наложили на него заклинание, которое выучили утром…

«Вдохнув, я пытаюсь дотянуться до своей души…

Но вот опять,

Он отказывается дышать, словно упрямый ребенок…

Обманите меня!

Убедите меня в том, что я буду болен вечно…

И все это еще будет иметь смысл, когда я поправлюсь…

Но я ведь знаю разницу между собой настоящим и моим отражением…

Я могу надеяться лишь на чудо…

Так кого же из нас двоих вы любите?..»

Звенящий голос вновь затих, чтобы позволить фортепьяно донести до слушателей всю боль. Драко больше не видел Большой Зал. Он не чувствовал скамью под собой, не слышал людей, окружающих его, не замечал свет свечей. Все, что он знал, были слова, проникающие под кожу и текущие сквозь него, подобно потоку свежей темной крови.

Панси сжимала руку Грегга, слезы катились по её щекам. Винс так вцепился в стол, что до крови обломал ногти. Он не мог вынести этого. Блез сидел, держась за сердце. Джинни и Невилл цеплялись друг за друга, мягко раскачиваясь вперед – назад. Они знали, чье сердце сейчас слышат, чья душа кричит, истекая кровью, и это причиняло им боль. О, их прекрасный, сломленный Гарри!

«И я истекаю кровью…

Я истекаю кровью…

Но я дышу…

Нет, не дышу…

Истекаю, я истекаю кровью…

Я вдыхаю… вдыхаю… вдыхаю… вдыхаю… но не дышу…»

Глава 3.

Когда стихла последняя нота, свет, окутывавший Гарри, погас. Гермиона и Рон с болью наблюдали, как их друг обессиленно падает на кровать. Они молчали несколько долгих минут, прежде чем смогли пошевелиться. Гермиона отвела со лба Гарри слипшиеся от пота волосы и влажной салфеткой протерла ему лицо. Рон осторожно накинул одеяло на исхудавшее тело.

* * *

Последний на сегодня класс покидал кабинет зельеварения, и Драко осторожно проскользнул внутрь. Профессор поднял глаза на крестника, его лицо ничего не выражало. Драко лениво улыбнулся и прислонился бедром к профессорскому столу. Вздохнув, мужчина откинулся на стуле, устало массажируя переносицу.

– Что тебе нужно, Драко?

– У меня есть один вопрос… относительно вчерашнего учебного материала, – ответил Драко. Они оба знали, зачем он здесь, но блондин все же достал свой учебник и пролистал пару страниц. К тому времени, когда он нашел нужную главу, они остались в кабинете одни. Драко лукаво улыбнулся и взмахнул палочкой:

– Вот так, – дверь плавно закрылась, и заглушающие чары окутали их. – Крестный, я волнуюсь о тебе. Ты выглядишь усталым.

– Мистер Малфой, у меня нет сейчас времени на разговоры, – Северус поднялся, но Драко поймал его за руку прежде, чем тот смог уйти.

– Я мог бы помочь, – спокойно произнес слизеринец.

– Я сообщу тебе, если мне понадобиться твоя помощь, но уверяю, что я и сам способен позаботиться о себе, тон Северуса стал ледяным. – И предупреждаю тебя, Драко, не усложняй мне жизнь, иначе узнаешь, как я могу наказать за глупость.

Малфой встал и начал медленно отряхивать робу. Через пару минут он поднял голову и посмотрел в глаза крестному: – Ты устал, и мне остается думать, что тебя утомляют разговоры со мной.

– Драко, – вздохнул Северус и положил руку на плечо подростка. – Ты прав. Я не могу поделиться с тобой информацией. И если ты попытаешься разузнать что-то сам, то только привлечешь ненужное внимание. А я не могу ни рассказать, ни допустить, чтобы это случилось.

– Я понимаю, – кивнул Драко, – но помни, что ты всегда можешь положиться на меня.

– Я буду помнить. Хорошо, теперь пошли на обед.

* * *

После обеда Панси и Драко медленно шли по подземельям к комнатам Слизерина. Грэг и Винс отставали лишь на несколько шагов. Они прошли почти полдороги, когда, наконец, решились заговорить, не опасаясь быть подслушанными.

– Гриффиндорцы говорят, что Поттер проходит специальное обучение, готовясь к войне, но его ближайшее окружение слишком взволнованно, чтобы это было правдой, – Панси говорила так, словно обсуждала погоду.

– И все остальные глупенькие гриффиндорцы верят этому? – фыркнул Грэгг.

– Но… он же не умер? – пробормотал Винс.

– Нет, – Драко слегка вскинул голову. – Тогда бы мы увидели не только беспокойство – такое они не смогли бы скрыть. Если бы он умер, новость бы мгновенно распространилась по всему их факультету, а потом по всей школе.

– Итак, мы собираемся предпринять что-нибудь, чтобы получить нужные ответы? – спросила Панси. – Будем соломинку тянуть?

– Пока нет, – Драко, словно через силу, покачал головой. Его затрясло, он не сумел забыть, как звучала вчера песня Гарри, она проникла в его сердце. Он должен увидеть Поттера! Но при этом он не мог не вспомнить, как испугался крестный, испугался по-настоящему, что кто-нибудь с сомнительной лояльностью сможет выяснить правду о том, что на самом деле произошло с Золотым Мальчиком. А их поиски могли спровоцировать утечку информации.