В исключительных обстоятельствах 1979

— Меня? — вспыхнула она до самых ушей.

— Я думал о вас все эти дни! — сказал я, убеждая себя, что говорю это только во имя той самой военной хитрости, о которой твердил Волошин. — Мне горько, что так велико расстояние между нами, что вы, с вашей чистой душой, так страшно заблуждаетесь! С кем вы, Соня?! С людьми, которые веками жили за счет народа. Неужели вам непонятно, Соня, на чьей стороне правда? Еще не поздно, вы можете загладить вину перед народом.

— Замолчите! — сдавленно крикнула она. — Зачем вам это нужно? Что вы хотите от меня?

— Хочу, чтобы вы... чтобы ты была вместе с нами... Со мной!

В эту минуту я верил, что мое желание сбудется.

Соня смотрела на меня с мольбой, словно прося разрешить ее сомнения. Я чувствовал, что она настроена далеко не так непримиримо, как в прошлый раз, и готова слушать меня.

Как часто потом вспоминал я эту маленькую комнатку! Мы сидели рядом и говорили, говорили... Я рассказал о своем детстве, о гибели отца, о тюрьме. Выслушал простую историю о шаловливой девочке из богатой семьи, рано появившемся желании прожить жизнь не зря, о том, как трудно ей разобраться в происходящих вокруг событиях.

А когда стемнело, мы уже сидели, тесно прижавшись друг к другу.

— Я не верю... — тихо говорила Соня, щекоча мне лицо теплым дыханием. — Не верю, что нашла тебя... Как это случилось? Наверно, сама судьба предназначала нас друг для друга. Страшно подумать, что мы расстанемся!

— Поедешь со мной?

— Да, да!

— Я хочу, чтобы ты поверила в мою правду, стала моим верным товарищем, чтобы ты...

В сенях послышались тяжелые шаги. Раздался стук.

— Сонечка, ты спишь?

— Это Костя Мешков, прапорщик, — шепнула она.

А прапорщик уже открыл дверь. Увидев меня, он оторопел.

— Рад познакомиться. Мешков!

— Очень приятно. Подполковник Драчев.

— Ах, это вы и есть посланец генерала Соболевского? — мрачно произнес прапорщик. — Ступайте к командующему. Вас ждут.

— Благодарю.

Хлопнула дверь. Соня смотрела на меня с изумлением.

— Подполковник? Посланец генерала? — Она встала. — Значит, вы просто шпион? И все, что говорили мне, — ложь?!

— Нет, Соня! — я ласково обнял ее. — Я люблю тебя. Но если бы здесь не было тебя, под именем Драчева приехал бы другой человек. Нам нужны адреса и фамилии заговорщиков в Крайске. И ты должна нам помочь. А потом мы вместе уедем.

Она молчала. Я надел поддевку и вышел.

На улице было морозно. Вокруг луны расплывался радужный круг. Окна штаба сияли огнями. Еще из сеней я услышал звуки гармошки, звон бутылок и пьяные голоса. Пир был в разгаре. Степняк, в накинутом на плечи кителе, из-под которого виднелась белая сорочка, наливал вино. Увидев меня, он выкатил белесые глаза:

— Где вы пропадали, подполковник? Штрафную!

Я выпил рюмку противного, вонючего самогона и огляделся. За столом не увидел ни одного «депутата». Здесь сидели мужчины с крепкими бритыми затылками и обветренными лицами; в них сразу можно было угадать кадровых военных. Я придвинул скамью к Степняку и осторожно начал:

— Мне пора уезжать, Анисим Акинфович! Не посоветуете, у кого можно остановиться в Крайске? Там есть у вас надежные люди?

«Командующий» хотел ответить, но в этот момент к нему подошел Осип Чернов и что-то тихо зашептал.

— Подполковник Драчев!.. — донеслось до меня.

Почувствовав неладное, я встал и хотел выйти. Но часовые, повинуясь знаку Степняка, скрестили штыки.

— В чем дело? — притворился я удивленным.

— Прошу вас подойти, господин подполковник! — сказал Степняк. Лицо его вдруг побагровело. Он оглушительно стукнул кулаком по столу и закричал: — Большевик! Шпион!

Все вскочили. По полу покатился стул. Зазвенела рюмка. Степняк бешено вытаскивал из кармана тяжелый маузер, который, на мое счастье, зацепился рукояткой за одежду. Чернов продолжал шепотом убеждать в чем-то своего начальника.

— К дьяволу! — заорал Степняк, но пистолет оставил в покое.

Тем временем ко мне подошел Алпамысов, одетый на этот раз в форму пехотного капитана. Он насмешливо оглядел меня и, протянув руку, оторвал мои усы.

— Большой зверь прибежал! — удовлетворенно сказал он — Сам товарищ председатель Федя!

— Братченко? — Степняк отстранил Осипа Чернова. — Ладно! Утром поговорим. Уведите.

Меня схватили под руки два казака. У крыльца я заметил Соню. Лицо ее было бело как снег. Передо мной словно молния блеснула. Неужели это она предала? Я в упор посмотрел на нее. Соня не отвела потемневших глаз. Если не она, то кто, кто же еще мог? Ни один человек здесь не знал меня... И вспомнилась вдруг циничная усмешка Малинина: «Да она, Сонька эта, всем офицерам известная!»

Я не заметил, как очутился в сарае, брошенный грубым пинком на обледеневшую солому.

В бессильной ярости я метался по сараю. Ах, Федор, Федор!.. Кому доверился? Перед кем вздумал душу раскрыть?

Я сел и попытался трезво обдумать свое положение. Оно было безнадежным. Я обшарил стены сарая, надеясь найти хотя бы крохотную щель. Напрасно! Сарай был новый, из толстых досок. А снаружи охранял меня часовой.

О побеге нечего и думать. Невесело стало на душе. В голову полезли всякие недобрые мысли.

Представилось, как Егор Малинин докладывает Волошину о моей гибели, и тот, нахмурясь, с досадой говорит: «Сам виноват, доверился белогвардейской дамочке, вот и поплатился жизнью...»

Мои размышления были прерваны звуками песни, которую неожиданно затянул часовой.

Ай да парень, парень бравый,

Приходи домой со славой...

Слабый, тоненький голос неуверенно выводил мелодию. Отыскав в стене щель, я увидел на фоне сумеречного звездного неба скорчившуюся от холода фигуру солдата. В мохнатой шапке, низко нахлобученной на лоб, в длинном дырявом полушубке охранявший меня солдат не выглядел «парнем бравым», он скорее был похож на одинокого путника, заблудившегося в степи и больше всего мечтающего о теплой печке. «Кажется, новобранец», — отметил я про себя.

Внезапно песенка оборвалась. Солдат вскочил, выпрямился, подхватил выскользнувшую было из рук винтовку. Раздались чьи-то тяжелые шаги.

— Ты где находишься, подлец? — донесся до меня хриплый голос. — На посту али у тещи в гостях? Как винтовку держишь? Подтяни ремень! Шкуру с тебя спустить мало, щенок...

Снег снова заскрипел, стало тихо.

— Выходит, и за человека тебя господа офицеры не считают, — минуту спустя подал я голос и удивился собственному порыву. До этого я не собирался вступать в разговор с часовым. Но теперь, увидев его злое лицо, я почувствовал, что этот человек может помочь мне.

— Неужто тебе охота солдатскую лямку тянуть? — продолжал я, сдерживая дрожь в голосе. — Весна скоро. Пахать нужно, а в хозяйстве, наверно, кроме тебя, мужиков нет.

— Да, земля... Она, матушка, не станет ждать, пока господа отвоюются.

— Зачем же тебе за господ воевать? — спросил я. — Большевики давно с войной покончили, землю мужикам роздали, а ты против большевиков, то есть против своих идешь. Не похвалят тебя дома-то...

— Покончили... — озадаченно пробормотал солдат. — А ты не брешешь, что эти... большаки землю дают? Это как же, к примеру? Неужто даром?

— Пойдем со мной в Крайск, — предложил я. — Там на месте сам во всем убедишься.

Парень невесело хмыкнул:

— Ишь, что придумал... А поймают — к стенке рядом с тобой поставят.

— Чудак! Ты сам их к стенке можешь поставить, — сказал я и, прижав лицо к щели, начал шептать новобранцу слова, которых сейчас не могу вспомнить. Но знаю, что никогда еще я не говорил так проникновенно и убежденно, как в ту страшную ночь.

Легко себе представить, что я пережил, услышав ответ часового:

— Ладно! Самому мне с тобой нельзя... Семья у меня здесь, в деревне. Убьют их всех без разговору... Но тебя, так и быть, отпущу... Авось зачтется мне на том свете за спасение доброй души...