У Пяти ручьев

С Камня открывается редкий величественный вид на Уральский хребет. Не удивительно, что Ян непременно хотел побывать здесь.

Рано утром, оставив деда с лошадьми внизу, экспедиция начала подъем на вершину. Дорога шла сравнительно полого, густым хвойным лесом.

– А холодновато для июня, – пожаловался Гришук.

– Ты напрасно тужурку не взял, – заметил Ян, – на вершине горы даже в июле температура не более 6-8 градусов.

– Не хочется возвращаться... По камням придется лезть, – согреюсь.

Постепенно, по мере подъема, лес начал редеть. Скоро Федька и Андрей обратили внимание на то, что сосна совсем исчезла, а с ней и кустарники.

Ян внимательно оглядел местность и сказал:

– Подымавшиеся на Денежкин Камень путешественники наблюдали это на высоте семисот с лишним метров над морем.

– Значит, как раз на этой высоте мы сейчас находимся?

– Да.

– Гляди-ка, а костяника и малина растут! – крикнул удивленно Пимка.

– Да, их можно встретить, как и березу, даже на высоте восьмисот метров.

– А выше?

– А выше, – ответил Ян, – изредка пихта, шиповник.

– А где предел лесной растительности?

– Погоди, дойдем, – сказал Федька. – На высоте, кажется, более километра.

Действительно, скоро исчезла и пихта. Среди камней и скал попадались только мелкие кустарники полярной березы, полярной ивы и другие виды альпийской флоры. Эта уродливо-мелкая поросль, деревья-карлики напоминали своим чахлым видом золотушных детей.

По мере подъема идти становилось все труднее. Дорога сделалась сплошь каменистой. Все чаще стали попадаться острые камни, иногда огромной величины. К черному зияющему проходу между ними жутко было приближаться.

Навстречу экспедиции, прыгая с камня на камень, сверху бешено мчался Шарп, сплошь покрытый пеной. Выше путники увидали расщелину между валунами, место рождения потока.

Направо и налево возвышались гигантские угрюмые скалы. Скалы то кутались в облака, то снова показывались перед глазами, ярко освещенные солнцем. Ребята долго любовались этой дикой, полной сурового величия картиной.

– Мы на высоте тысячи двухсот метров, – сказал Ян вскоре после того, как они двинулись дальше. – До вершины еще около трех километров.

Они увидали перед собой как бы два гигантских забора из огромных камней с узкими воротами посредине.

На вопрос ребят Ян пояснил, что за этими воротами долина к перевалу, через реку Супрею, но дорога и перевал не интересны. Поэтому он предложил подняться боковым крутым склоном долины на высокий утес. До вершины отсюда было не более четверти километра подъема. Ребята не возражали.

Но дорога оказалась настолько тяжелой, что перед ней потускнели все прежние трудности. Взбираться вверх приходилось теперь, цепляясь за низкие кустарники ползучей березы, переползая с одной каменной глыбы на другую. Скалы, сильно выветрившиеся, иссеченные дождями, имели первобытный, дикий вид. Растительность попадалась скудная. Федька отметил норвежскую полынь и еще кое-какие альпийские виды.

Не доходя сажен двухсот до вершины, Пимка нашел источник родниковой воды, из которого все, усталые донельзя, с жадностью напились. Гришук действительно не мерз, так как все время приходилось проделывать невероятные акробатические упражнения, переползая со скалы на скалу. Вот когда ребята с благодарностью вспомнили свои зимние занятия физкультурой!

Наконец, задыхаясь, совсем изнемогшие, они взобрались наверх. И тотчас же восторженные крики огласили воздух.

То, что они увидели, заставило забыть и усталость и все пережитые трудности.

Перед ними была бесконечная даль... Горная даль...

...Много раз слыхали они: «Уральский хребет», «Урал – Каменный пояс», а на самом деле видели только отдельные «тумпы» и «камни». Теперь они увидели именно хребет.

На север и на юг, насколько хватало зрения, тянулся каменный пояс: пологие увалы, отдельные кряжи, величественно синеющие вершины-гиганты, подобные Денежкину Камню: Журавлев Камень, Шемур-Камень, Трехглавая скала, Чувальский Камень.

На востоке перед ними лежали необъятные долины Азии, покрытые густыми лесами. На западе стояла невысокой стеной цепь гор.

Повернувшись в одну сторону, ребята смотрели в Европу, в другую – в Азию.

– Хорошо! Хорошо! – восхищенно повторял Ян. Крак, в этой суровой первобытной обстановке, сидя на дикой скале, производил впечатление маленького хищника и тоже напряженно смотрел вдаль. Вдруг он испуганно сорвался со своего неприступного утеса и кинутся к ребятам. Через мгновение его поведение объяснилось. Неожиданно в вышине появился громадный орел. Гигант-птица, парящая саженях в полтораста над дикими скалами, на фоне бесконечной дали – этой картиной нельзя было не залюбоваться.

Ребята разглядели орла в бинокль. Он был темный с белым хвостом. Ни у кого не хватило духу выстрелить. Великан-птица долго носилась в воздухе, потом уплыла куда-то на юг, где среди лесов светлели четыре озера.

Главная вершина Денежкина Камня, загроможденная каменными глыбами, набросанными в хаотическом беспорядке, имела первобытно-дикий и суровый вид.

Здесь путешественники устроили привал.

Отвечая на вопросы Федьки, Ян рассказывал, что с вершины Денежкина Камня сбегает много рек и речонок. Долина глубоко врезалась в массив горы. Начинающиеся под главной вершиной и покрывающие отроги россыпи показывают, что гора раньше была значительно больше и выше. В образующих ее породах находят магнитный железняк, известны залежи платины.

Ян с увлечением толковал ребятам о геологическом строении горы.

Гришук на этот раз не был его слушателем. Ему хотелось побыть одному, и он отошел в сторону.

Когда он поднялся сюда и глянул, от ошеломляющего впечатления этой дали у него захватило дыхание.

Он присел на скалу.

Далеко внизу расстилалась беспредельная равнина.

Волнуясь, смотрел он в даль, слегка подернутую характерной для Северного Урала беловатой дымкой. Где-то далеко к югу синели родные Верхотурские кедровые леса.

Таким маленьким, ничтожным чувствовал он себя среди этой громады хребтов, таким одиноким, точно затерянным в диком море лесов. Урал. Это Урал! Знаменитые Рифейские горы древних! [13] Вот она перед ним теперь, таинственная земля вогулов, куда они стремились! Об этом загадочном русском крае еще в древности пели в скандинавских сагах. Гришук вспомнил, как эти саги описывали языческий храм на Урале:

«...Стены его обложены золотом и алмазами. На истукане золотое ожерелье, венец в драгоценных камнях, а на коленях золотые чаши такой величины, что четверо богатырей могли утолить жажду. Ценность одежд его дороже груза трех богатейших кораблей, плавающих по Греческому морю».

Вогульский Урал – это интереснейший малоисследованный край, огромный бассейн рек Лозьвы и Сосьвы, населенный племенами, ездящими на оленях, в долбленых лодках, край, полный величавой красоты, край звероловов и драгоценного соболя, первобытных лесов, величественных скал, диких озер.

Гришук еще раз оглядел даль, затянутую сероватой дымкой.

Тихо, безлюдно кругом...

Внизу виднелись на бесконечное расстояние вдаль леса, дикие, почти первобытные, с бесчисленными логами. Это море лесов казалось отсюда необитаемым. Но Гришук знал – по течению речек, по высохшим руслам, по протокам, в долинах, в оврагах и увалах здесь всюду залегают золотоносные пласты и находятся десятки золотых и платиновых приисков. А в самых глухих лесных трущобах, добраться до которых немыслимо, по всему хребту, среди болот и топей прятались скиты, подземные кельи. Религиозные фанатики, застыв там в молитвенном созерцании, читали старопечатные книги.

Окутавший в густые хвойные леса свое огромное тело, старик Урал надежно скрывал отшельников.

Вслед за скитами явился в эту дикую местность за наживой и владыка-капитал. Выросли первые уральские заводы, прииски, рудники.

Руки рабочих взрыли грудь Урала, вскрыли недра, добывая золото, руду, медь, платину, самоцветы. Их каторжным трудом здесь создавались каналы, запылали домны, лившие миллионы пудов чугуна, который сплавлялся затем в барках по горным рекам на рынок.