Розы на снегу

«Куда я бегу, уж не в сторону ли немцев»? — мелькают мысли в голове Николая. Но он все бежит… «Скорее! Скорее!» подгоняет себя юноша. Вдруг он начал спотыкаться. Почему? Под ногами рыхлая земля! Вспомнил: да это же поле аэродрома, перепаханное по приказу фашистов. Обрадовался. Значит, он удаляется от поляны. Теперь надо брать влево, чтобы прибежать в родную деревню. В это время взрыв огромной силы потрясает воздух. Затем еще один, еще, еще…

Вокруг светло. Очень светло… И от горящих и взрывающихся бомб, и от осветительных ракет, запускаемых перепуганным гарнизоном.

В Торошковичах все проснулись. Никто не знает, что же произошло. Лишь мать Николая, Капитолина Ефремовна, обо всем уже догадалась. Но где же ее сын? Бросилась во двор — навстречу Коля.

— Куда же теперь? — спросила она. — Что будешь делать, Коленька?

— Ухожу, мама. К партизанам. Дай мне быстренько чего-нибудь потеплей одеться.

Взглянула на сына… Нет, не мальчик стоит перед нею. Мужчина. Ничего не сказала, стала быстро собирать ему вещи.

В ту же ночь Савва Минькин привел Николая Петрова и Ивана Кононова в партизанский отряд. Ребята быстро прижились и семье партизанской, вскоре стали заправскими бойцами прославленной 5-й Ленинградской бригады народных мстителей.

14 февраля 1944 года советские войска с помощью партизан освободили деревню Торошковичи от немецко-фашистских захватчиков. А 6 марта все отряды 5-й партизанской бригады вступили на улицы и площади Ленинграда. В колоннах партизан шагал и Николай Петров.

Прошли годы, десятилетия. Потерялись следы героев «партизанского салюта» в честь годовщины Великого Октября. И вот случайно, как это нередко бывает, выяснилось, что один из них, Николай Петров, живет в Ленинграде.

Узнаю его точный адрес, еду к нему домой.

В сборе оказалась вся его семья: жена Регина Владимировна, дочь Люба и сын Боря, школьники. Спрашиваю:

— Николай Николаевич, а как сложилась ваша жизнь после освобождения Ленинградской области от оккупации?

— Вступил в ряды Советской Армии, был отправлен на фронт. В бою получил ранение. Выздоровел, вернулся в свою часть. Служил в войсках 1-го Украинского фронта, воевал в Польше, Германии, Чехословакии… Страшно горевал, когда пришло известие о гибели Вани Кононова и Саввы Минькина.

А потом мы поехали в Торошковичи — родную деревню Николая Николаевича. С нами был и его сын Боря.

Идем по широкой асфальтированной улице. Вот и дом учителя Дмитриева, где гитлеровцам так и не удалось полакомиться медом. А это — домик Петровых. Во дворе, вот на этом месте, в ту памятную ночь встретились три боевых друга. Отсюда они пошли на выполнение задуманной боевой операции.

Поднимаемся на горку, сворачиваем на грунтовую дорожку, по которой ходил тогда часовой. А вот и поляна, кустарник, за которым укрывался Савва…

— Папа! — кричит Боря, ушедший далеко вперед. — А это что?

— А это, сынок, остатки одной из бомб, взорванных нами, — заметно волнуясь, отвечает Николай Николаевич.

На металлическом остове бомбы отштамповано: «250 кг». Чуть дальше мы находим остовы еще двух таких же бомб, кассету с пятнадцатью сгоревшими термитными авиабомбами…

У Николая Николаевича завтра выходной день, он останется в деревне, поможет родителям по хозяйству, выкопает картофель в огороде. А я, вернувшись в Ленинград, звоню по телефону Герою Советского Союза Константину Дионисьевичу Карицкому, который командовал 5-й Ленинградской партизанской бригадой.

— Как же, хорошо помню эту диверсию, — говорит Константин Дионисьевич. — В те дни у нас были жаркие схватки с наседавшими карателями. Одиннадцатого ноября я коротко донес в штаб о взрыве у деревни Торошковичи и уничтожении крупного штабеля вражеских авиабомб… К сожалению, мне ничего неизвестно о судьбе участников этой операции.

Через день в Ленинградском городском Доме обороны ДОСААФ встретились Константин Дионисьевич Карицкий и Николай Николаевич Петров. Командир партизанской бригады и один из ее бойцов.

Трогательной была эта встреча. А вскоре был опубликован Указ о награждении группы бывших партизан Ленинградской области орденами и медалями. В числе награжденных был и Николай Николаевич Петров.

Иван Гончаров

ПЕПЕЛ СТУЧИТ В СЕРДЦЕ

Когда приходит пора летних отпусков, многие знакомые Александры Ивановны Крыловой уезжают в родные края навестить родственников, побродить по полям и лесам своего детства. А вот Александре Ивановне поехать некуда, да и не к кому. На месте ее родного села лежат груды кирпича и камня, поросшие бурьяном, да стоят два креста на братских могилах. Фашисты уничтожили родное гнездо Крыловой, зверски убили всех ее родственников и близких.

На холмистом берегу озера Сево, протянувшегося на многие километры в лесах Псковщины, стояло до войны село с таким же названием. Было оно небольшим, но славилось добротными домами, срубленными из толстых смолистых сосен, роскошными садами, задушевными песнями девушек.

В Сево размещалась центральная усадьба колхоза «Красная заря». Руководил им Ефим Федорович Федоров. Это был опытный, хорошо знавший землю человек. Он умело вел артельное хозяйство, и год от года оно крепло и развивалось.

Посреди села в небольшом доме жила семья Матвеевых. Глава семьи, Иван Матвеевич, работал в полеводческой бригаде. Младшие Матвеевы — Александра и Николай — учились в школе, а летом вместе с матерью, Ксенией Ивановной, работали на колхозных полях.

Семнадцатилетнюю Шуру Матвееву любили односельчане. Да и трудно было не полюбить всегда веселую, приветливую девушку с длинной русой косой и большими карими глазами. Шура хорошо училась, увлекалась спортом: отлично плавала, не хуже парней бегала на лыжах. На работе в поле Александра не знала себе равных. Разве только близкая подружка Зина Васильева могла угнаться за ней.

Счастливо, может того не замечая, жила молодежь села. В летнюю пору, когда зацветал лен и поля становились похожими на голубые морские просторы, не домой с работы, а на берега живописного озера уходили парни и девушки. До рассвета звенели песни в прибрежных рощах. В такие часы любила Шура вместе с Зиной уединяться. Усядутся рядышком на берегу под ивой и молчат, слушая говор волн да шепот листьев. Мечтали подружки. Мечты девичьи — не журавль в небе… Любимого встретить… В столице побывать… На врача выучиться…

Весной сорок первого года Александра сказала родным:

— Хочу пойти учиться в медицинское училище.

Отец и мать согласились. Шура поехала в город Сланцы. Там и застала ее война. Там и окончилась не успевшая отзвенеть любовью и счастьем юность девушки из Сево.

В жизнь Матвеевой вторглись теперь дни, полные тревог и лишений. Толпы беженцев, перепаханные бомбами дороги, страх, голод встали на пути к родному дому. Не успела прийти в себя под родительским кровом, как строгий приказ блюстителей «нового порядка» погнал в рабочий лагерь на станцию Дно.

Для командования фашистских войск станция Дно имела большое значение. Через этот крупный железнодорожный узел в сторону Ленинграда беспрерывно шли эшелоны с войсками и техникой, горючим и боеприпасами. Гитлеровцы в спешном порядке возводили вокруг станции укрепления.

Согнанных из окрестных деревень жителей, голодных и полураздетых, оккупанты заставляли рыть окопы, носить тяжелые бревна, разгружать вагоны. Работали с шести утра и дотемна под надзором. Триста граммов эрзац-хлеба и пол-литра жидкого супа — весь дневной паек. От истощения и непосильного труда люди умирали… Метельной январской ночью сорок второго года Матвеева, Васильева и еще четыре девушки бежали из лагеря. Шура и Зина пробрались в родное село.

К этому времени обстановка в Пожеревицком районе изменилась. Рядом теперь жил и боролся целый Партизанский край. Фашисты все реже наведывались в Сево. Подруги решили при первом удобном случае связаться с народными мстителями. Случай не заставил себя долго ждать. Соседка Матвеевых, тоже Матвеева, Евдокия Ильинична, слушая рассказ Шуры о каторжной работе заключенных на станции Дно, обронила ненароком: