Островитяния. Том третий

— Правда, иногда я просто была в отчаянии! — продолжала Глэдис. — Они все — в себе. И такие красивые! Я пробовала заговорить со Стеллиной о нравственности, но, похоже, она даже не знает, что это такое. Она может влюбиться просто потому, что сегодня такая погода. Стеллина сказала, что никогда не принадлежала мужчине и, возможно, этого никогда не случится. Все это для них — дело вкуса, и только… Она говорила, что хотела бы почувствовать анию… Наверное, вся островитянская мораль — в ании… А Неттера! Вот уж поистине безнравственный человек! Я, естественно, стала расспрашивать ее о муже и о ребенке, а она ответила, что все так странно сложилось, что ребенок даже кажется ей чужим!.. Нет, Джон, я не понимаю, как женщина может говорить такое! Она же совершенно искренне призналась, что никогда не чувствовала ании к Байну.

— Вероятно, в этом-то и состоит дело, — предположил я.

— Конечно!

Глэдис отпустила мою руку и, подойдя к очагу, села на скамью.

— Какой забавный мир, — сказала она. — Ты не представляешь себе, что я чувствую. Вот, например, ты и я, мы любим друг друга и семья наша кажется прочной. Но почему? Думается, все дело в наших чувствах. Но только ли в них? А здесь, похоже, живут одними чувствами. Это производит на меня странное впечатление, Джон. Я не знаю, как поступить. Не знаю, чему верить, а чему нет. Оказывается, чтобы принадлежать тебе, вовсе не достаточно просто быть мне — твоей женой, а тебе — моим мужем. Я должна постоянно заботиться о своих чувствах и о том, как я отношусь к тебе, и ты — тоже. И только тогда можно избежать краха… Вспомни, что случилось с Севином: я жила, вполне довольная одним сознанием того, что я замужем, не думая о своих чувствах. Я скучала… Разумеется, я всего лишь позволила поцеловать себя. Потом мучилась, потому что чувствовала себя изменницей. Вот что было главным, а вовсе не мое отношение к тебе. Я чувствовала себя напроказившей девчонкой. Хотела, чтобы ты наказал меня. Да просто отшлепал. Мне казалось, что, если ты рассердишься, дашь себе волю и побьешь меня немного, мы будем в расчете. Но ты смотрел на вещи иначе. И конечно, был прав. Я даже ненавидела тебя за то, что ты прав.

— Все позади, — сказал я.

— Да, разумеется. Твой взгляд на вещи сделал наши отношения более ценными, но и более хрупкими… А Неттера! Поразительно, но раньше я сказала бы себе: такой человек не может быть моим другом, либо согласилась бы с тобой. Так и произошло бы, выйди я замуж дома, то есть там, в Америке. Когда я удивилась, что собственный ребенок кажется ей чужим, она ответила, что никогда не хотела и не собиралась становиться женой Байна. Он так желал ее и так мучился, сказала она, что ей показалось, будто она должна дать ему то, чего он так жаждет. Она так и сделала и вдруг поняла, что — замужем и что у нее ребенок. Все, как выяснилось, ждали, что она выйдет за него. И только позже она поняла, что ей не следовало делать этого. Был другой мужчина, которому она хотела бы принадлежать. Но это заставило бы Байна страдать, а сама она не придала этому особого значения; и все же, если для нее самой и для ее музыки это что-то значило… Джон, я должна была бы испытать потрясение, но я восприняла все спокойно. Мне даже не было жаль ее из-за того, что она вышла замуж не за того человека, потому что самой ей не жаль себя. Но, слава Богу, у нас с тобой все иначе!

Я опустился на скамью рядом с нею, и мы, не сговариваясь, потянулись друг к другу. Напряженная мысль еще вспыхивала в ее глазах. Я поцеловал ее, и постепенно озабоченный блеск стал приглушенней…

— Странно мы проводим утро, — сказала Глэдис. — Надо было бы заняться чем-нибудь полезным.

— Можно пойти поработать.

— Нет! Я рада, что они уехали;

— Но они понравились тебе?

— Да, конечно. И я хочу снова увидеть их.

— Ты выбрала себе подругу?

— Они не совсем то, чего мне хотелось бы. Мне не нужно более близких друзей, чем у меня уже есть.

— И кто же твои лучшие друзья здесь?

— Один из них — лорд Дорн. Я сказала ему, что хочу иметь кого-нибудь, кто заменил бы мне отца или дядю, и он ответил, что, если мне это действительно нужно, он попробует заменить обоих, но не лучше ли нам оставаться просто друзьями? Я подумала, что, наверное, прошу слишком многого, ведь детей и племянников дарит судьба, а друзей ты ищешь сам. Лорд ответил, что я угадала и именно поэтому он хочет быть моим другом. Я поцеловала его, а он меня — очень мило.

— А Дорн?

— Возможно, когда-нибудь. Пока же он — твой друг, а к нам обоим он относится как к детям — мы кажемся ему забавными… Но мой лучший друг — ты. Ты не хочешь, чтобы я принадлежала тебе, значит, я твой друг.

— И ты не против нашей дружбы?

— Нет! Я всегда была и буду твоим другом, но для Островитянии это не очень-то подходит. Так я буду слишком отличаться от других женщин.

Красная береза горит жарко, издавая резкий, пряный запах, похожий на запах ладана. Я обратил внимание, что когда очаг растапливала Глэдис, она выбирала именно эти дрова. Нашего запаса явно не хватало до конца зимы, и я решил пополнить его, но, не желая слишком менять характер местности, где люди уже жили до меня много лет, я для начала посоветовался со старым Анселем. Мы пошли на северную окраину поместья, где по верхнему краю расположенного на холме пастбища росли красные березы. Ансель сказал, что за последние пятьдесят лет березняк вторгся на расчищенную землю, и предложил срубить эти деревья, восстановив таким образом первоначальную границу.

— Оставьте тот уголок, где покрасивее, — сказал он. — Мы все время любовались, глядя с дороги вверх, на белые стволы и зеленые листочки на красных черешках.

Других дел в эти дни не было, и я приходил сюда, чтобы несколько часов поработать на свежем воздухе, когда утром, а когда ближе к полудню, смотря по настроению. Здесь я был один, за исключением того раза, когда Неттера решила пойти со мной и играла на своей дудочке под звонкие удары моего топора по мерзлым, еще не пропитавшимся нежным вешним соком стволам.

Через несколько дней после отъезда Стеллины я пришел сюда в полдень. Небо над головой было ясным, но горизонт опоясала туманным кольцом морозная дымка, в которую огромным красным шаром уже скоро опустится солнце. К востоку текла в низких берегах река, земли к югу и западу скрывал березняк, к северу высились холмы. Жилых строений вблизи не было, только в полумиле к северо-востоку виднелись крыши и трубы усадьбы Ранналов и совсем вдалеке, на другом берегу реки Лей, — одинокий дом.

Собственно, для того, чтобы валить лес, требовалось не так уж много времени; гораздо больше уходило на то, чтобы зачищать стволы, обрубая ветки, затем складывать их, чтобы они просохли, сваливать хворост в кучи и сжигать его. При этом я очень заботился о том, как будут смотреться оставшиеся деревья, как будет выглядеть снизу, с дороги, пастбище и край рощи. Березняк был красив, и я старался сохранить его беззащитную своеобразную красоту. Красные ветви берез переплелись так густо, что казалось, будто красный туман повис в воздухе над белыми стволами с коричневыми отметинами. Хотя солнце и просачивалось скупо сквозь облачную завесу, но между деревьями тут и там словно залегли темные впадины, и синий узор теней лежал на нетронутой белизне наста. Сюда я не заходил: мне нравилась нетронутая гладкая поверхность снежных заносов. В одном месте, правда, по белой долине протянулась цепочка следов, но она не портила девственную красоту снега. Это Неттера решила как-то спрятаться в лесу. Притаившись среди деревьев, она начала играть — словно лесная птица вдруг запела, охваченная человеческой тоской и страстью. Следы Неттеры до сих пор виднелись на снегу, и, глядя на них, я снова словно слышал неотвязные звуки ускользающей мелодии.

Любуясь березами и одновременно думая о пополнении насущных запасов, я совершенно забывал о себе. Казалось, будто я грежу, и мысли о том, что происходит там, в усадьбе, текли сбивчиво, прихотливо мелькая. Все они так или иначе были связаны с Глэдис. Она была похожа на человека, одержавшего нелегкую победу, закалившегося в бою, но — оставшегося не у дел. У нее была ее живопись, чтение, случайные посетители и заранее назначенные визиты и выезды, у нее был я. Со мною для нее были связаны пешие и верховые прогулки, разговоры о книгах и живописи, — любовь. Мы были счастливы, но нас словно несло течением. В совместной жизни наши чувства обретали яркую, насыщенную реальность. Остальное — тонуло в потемках.