«Лахтак». Глубинный путь(изд.1960)

— У нас все превосходно, — ответил на мой вопрос о ходе строительства представитель треста. — Дело развертывается нормально, хотя в последнее время приходится ускорять работы.

— И тут не все получается хорошо, — заметил один из журналистов.

— Почему? — заинтересовался я.

Представитель треста заявил, что ускорение строительства особых трудностей не вызывает. Но сказал он это не очень уверенно.

— Да вы говорите откровенно, — попросил я.

— Будете в Иркутске, обо всем узнаете, — сказал тот же журналист. — У нас применяется так называемая макаренковская система, и все ею страшно недовольны.

— В чем же она заключается?

Но позвонил телефон. Меня вызывал начальник аэропорта. Он получил от Шелемехи телеграмму с приказом немедленно отправить меня на почтовом самолете в Иркутск.

2. ВЕСНА НАД БАЙКАЛОМ

В конце мая Байкал очистился ото льда, и пароходы двинулись по озеру с юга на север, от одной Ангары до другой. В эту весну на озере появилось особенно много пароходов. Они перевозили людей и грузы на север. Дикий край заселялся. Все реки и озера превратились в подъездные пути. На строительстве, протянувшемся от Москвы до Охотского моря, работало около миллиона вооруженных новейшей техникой людей. Армия рабочих, техников, инженеров, занятых непосредственно прокладкой туннеля, требовала другой армии, которая заботилась бы о питании, жилищах, медицинской помощи, культурном обслуживании строителей. Обоим этим армиям необходимо было огромное количество самых разнообразных материалов, машин и инструментов.

Я думал об этом, когда самолет проносился над бурными волнами Байкала. Даже то, что можно было увидеть с воздуха, свидетельствовало об огромных масштабах строительства.

Вскоре мы приземлились на аэродроме между Иркутском и Ангарой. Нас приветствовал дежурный с флажком в руке. Мои чемоданы сразу же очутились на небольшой автоповозке, и я двинулся следом за ней к аэровокзалу.

— Подполковник Шелемеха просил передать вам, чтобы вы ехали прямо к нему, — сказал мне дежурный. — Машина прислана.

С чувством благодарности к Станиславу я осмотрелся. Какой-то человек у аэровокзала пристально вглядывался в небо. С удивлением я узнал Самборского. Наши взгляды встретились.

— Олекса Мартынович! — крикнул он мне, и в ту же минуту я попал в его объятия.

Самборский нисколько не изменился. Он был таким же подвижным, суетливым, склонным к иронии.

— Вот неожиданная встреча! — восклицал инженер. — А знаете ли вы, кого я приехал встречать?

— Не представляю.

— Аркадия Михайловича и Тараса Чутя.

— Да ну!.. Где же они? Когда прибывают?

— Сейчас. На рейсовом самолете тысяча четыреста пятьдесят шесть. Они летят из Свердловска. Когда они будут? — опросил Самборский у дежурного.

— Тысяча четыреста пятьдесят шестой вылетел из Свердловска в третьем часу по местному времени, — обстоятельно ответил дежурный. — Он должен прилететь сюда в семнадцать.

Мы заметили на западе черную точку. Дежурный оставил нас и пошел на аэродром. В это время из аэровокзала вышел мужчина без шапки. Он шел твердыми шагами, и, когда он приблизился к нам, я почувствовал новый прилив волнения. Я узнал Ярослава Макаренко.

— Ярослав Васильевич!

Он подошел к нам и приветливо поздоровался со мною, не проявив, впрочем, ни в малейшей мере той радости, которую я только что наблюдал у Самборского. С последним он обращался вежливо, но холодно. Я заметил явное недоброжелательство Самборского, когда тот смотрел на своего друга, и догадался, что дружба двух инженеров дала еще большую трещину.

— Слышал, что приезжаете, но не знал, что вы уже здесь, — обращаясь ко мне, сказал Макаренко.

— Только что с самолета. А вы, верно, встречать Аркадия Михайловича?

— Угадали. Его и Тараса. Не знаешь, — спросил он у Самборокого, — они не опаздывают?

— Вон их самолет. — Самборский указал на машину, делавшую круг над аэродромом.

Мы ждали, пока машина приземлится. Тем временем я внимательно приглядывался к обоим инженерам. Самборский почти не изменился. Зато в Ярославе Макаренко изменения безусловно произошли. Лицо его стало еще суровее, челюсти были крепко сжаты. Можно было бы сказать, что он постарел, но от него веяло необыкновенной энергией, упорством. Неясно, откуда взялось такое ощущение, но я понимал, что возле меня стоит человек больших страстей, который, однако, прячет от постороннего взгляда свою внутреннюю жизнь, свои стремления.

Но вот воздушный лимузин коснулся колесами земли и покатился по полю, приближаясь к нам. Мы поспешили к машине. Первым выскочил из нее паренек в зеленом костюме. За ним вылез седенький старичок в фетровой шляпе. Это были Аркадий Михайлович и Тарас Чуть.

Профессор крепко пожал руку каждому из нас, каждому сказал комплимент.

Тарас вырос и возмужал. Это был уже не мальчик, а подросток, почти юноша. Он сильно вытянулся, отличался худощавостью, а глаза его смотрели одновременно и мягко и задорно.

Увлекшись приветствиями и разговором, мы все еще стояли посреди поля. Нас вежливо попросили не мешать посадке самолетов и пройти в помещение аэровокзала. Мы взяли вещи профессора и направились к машине. Но на самом краю поля оживленный разговор возобновился, и мы снова остановились.

— В котором часу открывается сессия Научного совета? — спросил профессор.

— Должна была открыться сегодня в восемь вечера, но отложена на пять-шесть дней, — ответил Ярослав.

— Почему?

— Не все доклады подготовлены. Сейсмологи еще не закончили исследования в зоне Забайкальской впадины, служба движения еще спорит о форме электровозов и вагонов, и энергетики тоже что-то там… Об этом его спросите, — кивнул Ярослав в сторону Самборского.

Энергетик прищурился и бросил недобрый взгляд на Ярослава.

— Ну, об этом после, — сказал он.

Меня удивило, что Самборский не стал спорить. Не в его характере было молчать. Но он, очевидно, собирался дать Макаренко бой позднее и сейчас перевел разговор на другое.

— Аркадий Михайлович, вы, разумеется, ко мне? — спросил он.

— Ну, я не знаю… Я никого не хотел бы затруднять.

— О вас уже позаботились, — вмешался Макаренко. — Вам и Тарасу еще со вчерашнего дня в гостинице отведены комнаты.

— Зачем гостиница? — вспыхнул Самборский. — У меня прекрасная квартира, я в ней почти не живу, так как все время нахожусь на строительстве.

— Ладно, ладно, не ссорьтесь. Я охотно побываю у каждого из вас… вместе с Тарасом… Правда, Тарас?

Но внимание Тараса целиком поглотила суета возле только что приземлившегося большого грузового самолета.

— Обязательно заедем. А гостиница… Это для нас самое подходящее. Вы ведь знаете, что значит чувствовать, что ты не затрудняешь человека… который… который… Ну, вы ведь сами понимаете, друзья мои, что, пока не будет закончено строительство Глубинного пути, мне совестно отнимать у вас хотя бы одну минуту.

— Аркадий Михайлович, я вижу, что вы попали под влияние Ярослава, — рассердился Самборский. — Нельзя же работать двадцать четыре часа в сутки! Нужно ведь и отдыхать.

— Правильно, правильно, — улыбаясь, говорил Ярослав, — но в гостинице им будет лучше.

— В какой гостинице?

— «Витязь Иркут».

— Аркадий Михайлович, там что-то случилось! — воскликнул Тарас. — Смотрите!

Он указывал на грузовой самолет. Несколько человек внимательно, со всех сторон осматривали тяжелую машину.

Вдруг от самолета отделился человек в шлеме, вероятно пилот, и, махая рукой, направился к нам. За ним шел дежурный.

— Что случилось? — крикнул Самборский.

— Нет ли здесь профессора Довгалюка? — приблизившись, спросил пилот.

— Я — профессор Довгалюк, — сделал шаг вперед Аркадий Михайлович. — А что такое?

— Один мой пассажир оставил в кабине пакет на ваше имя.

И пилот подал профессору тоненький конверт.

Профессор разорвал его, вытащил маленький листок бумаги, пробежал глазами и обратился к пилоту: