Под крылом ангела-хранителя. Покаяние (СИ)

Чувство, с каким я вышел из кабинета Горвата, можно сравнить, пожалуй лишь с тем, когда тебе только что нацепили на грудь медаль. Ещё бы! Сам начальник милиции поручил распутать сложное дело!

В рапорте Лобанова не значились улица, дом, квартира, откуда был доставлен студент. Старый сыщик и впрямь не стал утруждать себя расспросами потерпевшего, обвинив последнго в любовных шашнях с чужой женой. Студент, отказавшись говорить с ним, молча согласился на версию грубоватого капитана, и тот настрочил рапорт для отказа в возбуждении уголовного дела.

Я сел в троллейбус и поехал в больницу. Накинув на плечи белый халат, вошёл в палату. В щель между бинтами на меня тускло смотрели заплывшие кровоподтёками глаза.

— Привет студентам прохладной жизни! В детстве меня так отец называл, когда ругал за что–нибудь — дружелюбно сказал я. — Ну, рассказывай, как всё было…

— Не буду… Жена узнает, как потом быть?

— Ты женат?! И охота тебе было так рано хомут надевать? Ладно, тебе виднее… Ничего не узнает… Обещаю.

Глаза под бинтами оживились, раскрылись чуть шире.

— На вокзале ко мне подошла девица… Познакомились. Ещё двое подрулили… Один в кожаной куртке, представился её братом… Другой был с гитарой… Пригласили в гости… Сели в такси и поехали… Часов десять вечера было… И снег повалил… Куда ехали, не знаю. Помню, шли возле гаражей. Потом удар по голове… Очнулся в снегу, совсем голый… Даже плавки и носки с меня сдёрнули. Забежал в подъезд, стал стучать… Люди как увидят, что весь я в крови и голый, так сразу дверями — хлоп! Кто–то бросил мне солдатскую шинель… И всё… Не помню, как очутился здесь.

— Не густо… Приметы девицы… Как выглядела? Чёрная? Белая? Рыжая? Конопатая? Во что одета была?

— Светловолосая… С конопушками… Зуб у неё немного торчит спереди… Пальто на ней серое, в клетку, шапка лохматая… Из лисы, наверно…

— Какая одежда была на тебе?

— Костюм… зеленоватый такой… в полосочку. Водолазка белая… Пальто нейлоновое… Часы сняли…

— Марка часов?

— «Ракета»…

— Это уже кое–что… Ладно, студент, лежи, выздоравливай… Пока!

Я начал со «скорой помощи». По журналу регистрации выездов быстро установил, что подобрали парня из дома на улице Давыдова на Второй речке. Поехал туда. Напротив панельной пятиэтажки чернели металлические гаражи. Понятно, несчастный студент по морозу и снегу голяком долго бежать не мог. Где–то неподалеку стукнули его по башке. А вот и место происшествия.: возле тропинки, протоптанной между гаражей, следы крови на снегу, осколки бутылки из–под перцовой настойки. Я собрал их в носовой платок и направился в ближайший гастроном. На винных полках злополучные бутылки краснели этикетками с изображениями стручков перца.

— Вы не обратили внимание на парня в кожаной куртке и ещё одного с гитарой, покупавших вчера «перцовку»? — спросил я продавщицу. Девица в лисьей шапке была с ними… Зуб у неё торчит передний… Конопушки на лице…

— Ольга–почтальонка?! Тусовалась тут со своими кобелями… Нетрезвые были.

Бегу в ближайшее почтовое отделение.

— Есть такая… Отпросилась к матери в Находку съездить, — сказала начальник почтового отделения. — Сегодня вечером уезжает…

Я на вокзал. Узнал гоп–компанию сразу. Стоят родненькие у туалета, курят. Один на гитаре блатную песенку бренькает. Другой, в кожане, девицу лапает. На ней шапка рыжая лисья. Чемодан у ног стоит.

От волнения у меня затряслись ноги. На счастье увидел сотрудника линейного отдела милиции, дежурившего на вокзале. Предъявил удостоверение.

— Товарищ сержант… Помогите задержать эту троицу… Грабители они.

В комнате линейного поста милиции обыскали задержанных. В чемодане оказались вещи ограбленного студента.

В тот же вечер на квартире почтальонки Ольги следователь Кравцов произвёл обыск. Под кроватью обнаружили сотни неотправленных писем. Ольга держала их на растопку печи. Выгребли золу и нашли в ней множество металлических уголков, замочков, застёжек от сумок и чемоданов. Ограбление студента оказалось не единственным, совершённым подельниками. В этой истории меня больше всего поразили ботинки, брошенные в углу за печкой. Их оставил тот, в кожанке, ранее судимый за грабежи Макрушин. Носки ботинок в бурых пятнах крови. Так безжалостно грабитель пинал по голове студента, что оторвались у них подошвы. Переобулся Макрушин в новые туфли жертвы.

— Молодец! — похвалил меня Данилин. — Действовал смекалисто, смело, решительно и оперативно. Действуй и дальше в таком же духе.

И я действовал. По горячим следам раскрыл десятки грабежей, краж и других преступлений. Я научился давать ориентировки и работать по ним, вести слежку за подозреваемыми, обзавёлся осведомителями из числа бабушек, дворников, агентами и нештатными сотрудниками. Меня научили составлять материалы для возбуждения уголовных дел, работать с гражданами, не нарушая уголовно–процессуальный кодекс и многим другим премудростям, которые обозначаются грифом «Совершенно секретно». В моём сейфе хранились папки уголовно–розыскных дел, помеченные этим самым грифом, пистолет и наручники.

Мне дали комнату в общежитии, но в отличие от «женатиков», я не торопился вечерами домой, а брал дежурную машину и выезжал «ловить рыбу» — задерживать слоняющихся на вокзалах и других «злачных» местах сомнительного вида граждан: не работающих, пьющих, без документов. Владивосток по тем временам был закрытым городом, и въезд в него разрешался по пропускам. В отделе я до глубокой ночи беседовал с ними, выпытывая информацию. Нередко попадала «крупная рыба» — лица, находящиеся в розыске, проститутки, дающие сведения о преступниках взамен на обещание не отправлять их в нарсуд по статьям «Тунеядство», «Бродяжничество». Были тогда в УК РСФСР такие статьи.

Так однажды я привёз в отдел некую Валентину Шамину, вокзальную шлюху по кличке Камбала, похвалявшуюся тем, что в сутки её имели десятка два–три мужчин. Она дала наводку на квартиру–притон, где хранились вещи с краж. Руководил шайкой рецидивист Крест — симпатичный парень в спортивном костюме. На груди у него была татуировка в виде церковного собора с крестом. Поутру мы нагрянули туда всей опергруппой и взяли тёпленькими троих воров. Во время задержания Крест бросился на балкон. Я за ним, вцепился в него. Крест оказался высоким и сильным. Он схватил меня как кощёнка, перегнул через ограждение, намереваясь сбросить вниз. Падая, я ухватился за одежду Креста, поддал его ногой в промежность, и мы оба полетели вниз. Но ведь Ангел–хранитель всегда незримо рядом со мной. Мы перевернулись в воздухе и шмякнулись на газон, причём Крест приземлился спиной, а я на него сверху. Пинками я поднял стонущего преступника и затолкал в машину. Потом поднялся на этаж — слава Богу — это был второй. Всё произошло так быстро, что когда я вошёл в квартиру, Успангалиев удивлённо вытаращил на меня глаза:

— Вышел на балкон, а заходишь здесь?! А где Крест?

— В машине… В наручниках отдыхает…

Похищенными вещами нагрузили два грузовика. Магнитофоны, телевизоры, ковры, хрусталь, посудное серебро, импортная одежда и обувь — всё это барахло разложили на столах, развешали по стенам в ленинской комнате для опознания потерпевшими. Настоящий базар получился. Приходили граждане, находили свои вещи, и мы определяли, с какой квартиры они украдены. Кто узнавал свои носки, кто бюстгалтер. Одна женщина опознала… трусы с вышивкой, но и этого достаточно, чтобы закрыть «висячку» по уголовному делу, то есть, считать кражу раскрытой. В тот раз, благодаря «рыбе» — Шаминой было раскрыто пятьдесят две кражи, совершенных во Владивостоке за полгода. Желая сделать для неё доброе дело, я уговорил кадровичку швейной фабрики принять Шамину на работу. Ей дали аванс и предоставили место в общежитии. Девушки–швеи, проживавшие в комнате, отмыли потаскуху, причесали, одарили кофточкой, юбкой, навели ей косметику. Прихватив у них туфли на шпильках, Шамина смылась в неизвестном направлении. Больше я её не встречал.

Запомнился взлом сейфа в сберкассе. Преступник выпилил решётку, вырезал стекло да так аккуратно, что не сработала сигнализация. Спилил шарниры сейфа и расковырял его ломом. Добычей злоумышленника стали сорок две тысячи рублей — деньги тех лет не малые. По агентурным данным я вышел на некоего Белоносова. Вместе со следователем Кравцовым пришли к нему с ордером на обыск. Подозреваемого дома не оказалось. Пригласили понятых. Нас отборными ругательствами и непристойно–бранными словами встретила его мать — пожилая женщина, завладевшая диваном, с которого она, как с крепости, держала оборону. Под градом её непрерывных оскорблений мы обшарили всю квартиру, осмотрели полки, шкафы, столы, стулья, ящики, сундуки и чемоданы, простучали стены и пол, заглянули под ванну и даже в унитаз, но ничего не нашли. Во время обыска понятые не всегда уследят за движениями рук следователя и опера. Открываешь, к примеру, шкатулку, а в ней золотые кольца, перстни, броши, серьги, кулоны, браслеты, цепочки. Не составит труда незаметно «пригреть» вещицу. И всегда в таких случаях на ум невольно приходят слова Феликса Дзержинского: «У чекиста должны быть горячее сердце, холодная голова и чистые руки». И если драгоценности не имеют отношения к делу, торопливо, словно обжегшись о них, захлопываешь крышку.