Мир приключений. 1973 г. выпуск 2

— Легкая добыча…

— Интересно… Если так, то можно предположить: дело происходило днем. Дзюба находился у костра. И увидел… легкую добычу…

— В скалах козы, случается, бродят. Их тут много, — заметил Самсон Иванович. — И потом… Науку тайги ни за месяцы, ни за годы до конца не постигнешь. Тут так бывает. Уж казалось бы, какой опытный таежник — суперохотник. А вдруг на склоне дней такое отчебучит — диву даешься. Мало — сам пострадает, еще и товарищей подведет.

— Он мог испугаться кого-то или чего-то, — заметил Свечин.

Самсон Иванович покачал головой:

— Дзюба? Испугаться? Никогда не поверю. К тому же он был вооружен. Чего же бояться?

— Значит, легкая добыча, — констатировал Твердоступ.

— Не вижу ничего другого, — твердо заявил Самсон Иванович.

— Что ж… Если вскрытие и экспертиза не дадут ничего нового… закроем дело.

— Пойду в скалы, посмотрю, нет ли там этой легкой добычи, — сказал Самсон Иванович.

— Да, да, — согласился Твердоступ. — И потом… Ни ниже водопада, ни выше него нет лодки.

— Все-таки жаль, Остап Павлович, что вы не захватили нас с собой сразу… — попенял Протопопов.

— Честно — боялся, что общественники набедокурят… — несколько смущенно улыбнулся следователь прокуратуры. — Вы, товарищ Свечин, займитесь осмотром костра и пути от него до расселины.

— Я думаю, товарищ Твердоступ… мне лучше держаться с Самсоном Ивановичем, — пересилив себя, проговорил Кузьма. — Хоть я и год здесь… Но дела вел в райцентре. По-настоящему в тайге впервые. Могу упустить важное.

Часа полтора они лазали в скалах по гибельным каменистым осыпям, рискуя сломать себе если не шею, то ногу или руку наверняка.

Отыскали полуразложившуюся, полурастащенную зверьем и вороньем тушу козла.

Протопопов обрадовался находке.

— Вот и “легкая добыча”! Дзюба мог только ранить козла. Побежал за добычей да под камнепад и попал.

Привели на место находки следователя и эксперта. Эксперт принялся сверкать блицем, а доктор после тщательного осмотра и записи в протокол заметила, что и в этом случае определить время гибели козла и характер ранения сразу нельзя. Нужна патологическая экспертиза.

Потом стали осматривать костер и местность вокруг него. Кострище, у которого лежала котомка Дзюбы, находилось в глубине поляны, далеко от обрыва, где гудел водопад.

— Здесь, как правило, местные останавливаются, — сказал Самсон Иванович. — Ты записывай по ходу, быстрее будет. Кострище старое. Ему уже сколько лет… А вот полено… отброшено.

— Ну и что? Головня, может.

— Еловое полено. Такое таежник в костер не положит. Стреляет еловое полено угольками. Недолго и одежду прожечь.

— И у Дзюбы есть прожог, — напомнил Кузьма.

— Да, но полено-то зачем ему класть в костер? Чтоб выкинуть? Нет, тут новичок был. С кем-то из опытных. Должен здесь был быть новичок. Ага… Банка из-под консервов знакомая… Вот упрямица!

— Кто? Вы о ком, Самсон Иванович?

— О Наташке. О дочке. Она любительница лосося в собственном соку. Обычно рыбных консервов в тайгу не берут. Капризные — портятся. Да и свежей рыбы много. Наловить можно. Может быть, они с напарницей по ошибке сунули в костер еловое полено?

— Еще банки из-под консервов. Две. Мясная тушенка. Семипалатинская. Вымыты дождями начисто.

— Семипалатинская? — переспросил Самсон Иванович.

— Да.

— А открыта как? — Взяв в руки банку, Самсон Иванович принялся рассматривать срез. — Дождь сильный был месяц назад… Срез… Семипалатинские мясные… Их получили метеорологи. Станция здесь неподалеку. Пятьдесят километров. Нож, которым консервы эти открывали, не самодельный, заводской. Старый. Из отличнейшей стали…

— Вы знаете, чей это нож?

— Да. Телегинский. Метеоролога Телегина. “Шварцмессер”.

— Немецкий? — Кузьма так и подался вперед. — В переводе “черный нож”.

— Уральский. В войну уральцы послали на фронт танковую бригаду. На свои деньги полностью укомплектовали, экипировали часть. В комплект обмундирования входил и нож в черном кожаном футляре. Нашим уральским золингенов-ский знаменитый как палку строгать можно было… Сталь под стать ребятам-танкистам. Их фрицы пуще огня боялись. А за ножи — не было таких в других частях — фашисты и прозвали бригаду “Шварцмессер”… Охотникам нашим ножи кузнец Семен делает. Тоже отличные. Из рессорной стали…

Самсон Иванович присел около банок, стал присматриваться к характерам срезов.

— Одну банку открывал Телегин. Сам. А вот вторую — кто-то другой. Телегин, тот воткнул нож, повернул банку — и готово. А второй этак пилил. И нож другой. Да и банка не так сильно поржавела, как первая.

Свечин, который записывал в блокнот замечания Протопопова, покусал кончик карандаша:

— Может, первая с прошлого года осталась?

— Нет. Поздней осенью я на всякий случай чищу поляну. Чтоб не путаться. А зимой охотники консервов с собой не берут. Эти баночки для меня что карточки визитные. Пришел человек в Спас — назвался, отметился. Я о снаряжении расспрошу, об экипировке… Потом уж тут для меня секретов нет. Был тот-то. А вот эта банка… Консервы одни и те же… — Самсон Иванович сравнил выдавленные на крышках цифры и буквы- индекс выпуска. — Кто ж их открывал? Кто тут был?

— Может, этот Крутов? Который тревогу поднял.

— Сомнительно… Крутов из другого района, из другой организации… И чтоб сошелся номер партии, время выпуска…

— Да… Но ведь и в реку пустую тару бросают.

— Редко. Почти никогда… Все успел записать?

— Все.

У трех других кострищ в разных концах поляны ничего существенного обнаружено не было.

— Самсон Иванович, где может быть лодка Дзюбы? — спросил Твердоступ.

— Где ж ей быть? Выше порога. Вот если ее не будет… — Протопопов поднял палец, — то Дзюбу кто-то сюда привез.

Лодка действительно оказалась за порогом. Она была вытащена высоко в тальник.

— Мог ли Дзюба один втащить лодку так высоко? — спросил Остап Павлович.

— Дзюба мог, — не задумываясь, ответил участковый.

В лодке были и шест и мотор, покрытый брезентом. Все в полной сохранности.

— Экспертизу у нас в больнице будете проводить? — поинтересовался Протопопов. — Тогда уж Матвея Петровича пригласите.

— Само собой, — кивнул Твердоступ. — Сдается мне, что результат будет один — установим одновременность смерти Дзюбы, погибшего под обвалом, и козла, которого он ранил.

— Вроде так… — согласился Протопопов. — Коли корешки в котомке целы.

— Вы знаете, где его дружки корнюют?

Самсон Иванович кивнул:

— Не вовремя он ушел из бригады…

— Заболел… Простыл… — предположил Твердоступ. — Петро Тарасович?!

— Хоть бы и так. Что, Петро Тарасович заветное слово знал?

— Знал: “женьшень”. Таких стариков, как он, ничем не проймешь. Корешки их не только кормят. Они и себе их оставляют. Пользуются.

— И не только государству сдают, но и поторговывают, — в тон Самсону Ивановичу протянул Твердоступ.

— Лицензий на женьшень нет. Корень — не шкурка, клейма на нем не поставишь.

— Вы сказали, что Дзюба не вовремя ушел из бригады? — спросил Остап Павлович. — Как это “не вовремя”?

— Сезон в разгаре — середина августа. Если ушел, то или на самом деле совсем лихо ему стало, или, может, пофартило. Скорей всего, последнее. Корень хороший, крупный нашел. Граммов на сто пятьдесят. С таким бродить в тайге опасно.

— Опасно? — спросил Кузьма.

— Для корня. Подпоить, подмочить то есть, можно. Поломать. Половина цены долой. И только. Да… Однако, и заболеть мог… Матвей Петрович, помнится, говорил, что печень у Дзюбы шалит. А ему как не верить? Звание заслуженного врача республики ему присвоили небось не за то только, что он безвылазно сорок лет на одном месте проработал. Матвей Петрович — врач замечательный… И научную работу ведет. Говорили, что вот-вот доктором наук станет.

— Есть у меня предложение, Самсон Иванович, — сказал следователь. — А не пойти ли вам с инспектором Свечиным к корневщикам? К Храброву и Калиткину…