Охотники за ФАУ

— А если хочешь помочь, сынок, — слышал Баженов его окающий говор, — пристрели меня. Все равно, коль сейчас не помру, фрицы пристрелят.

— Не проси. Веришь, не могу…

— Верю. Передай тогда в Горький, на автозавод. Селезнев Михаил Осипович шлет свой последний смертный привет. А оттуда они и супругу мою известят.

— Передам. А ну, хлопцы, понесем!

Была отбита пятая контратака гитлеровцев, пытавшихся ворваться в совхоз. Горели совхозные конюшни — из них с топотом и ржанием выскакивали обезумевшие кони и разбегались во все стороны, высоко задрав головы с подпаленными гривами. Совершенно спокойно вышел из пламени белый жеребец — красавец под английским седлом на расшитой золотом красной попоне, — посмотрел вокруг и побрел к парку.

Никто на него и внимания не обратил, — не до коней тут было… Горели два сарая, и в них взрывались оставленные гитлеровцами патроны и гранаты, но и на это уже никто не обращал внимания. Из полутора рот, защищавших совхоз, в живых осталось меньше половины.

Кроме южного направления, обозначилось еще и юго-восточное, и восточное, и северовосточное, и северное — там гитлеровцы скапливались за деревьями и кустами. Их разговоры и команды были отчетливо слышны.

Сплошного фронта не было. Немцы контратаковали здесь силой до роты. Их танки с юга атаковали без пехоты. Наши минометчики не давали танкам подойти.

И Богун из пулемета, и Рябых, и Баженов, и другие легко отбивали контратаки этих групп пехоты без танков.

Глядя на немцев, Юрий Баженов вспомнил рассказ Сысоева о солдатах, которые идут в наступление без огонька, без желания победить, а лишь потому, что их принуждает офицер. Именно это угадывалось в нерешительности наступавших фрицев, в их глупом стремлении держаться поближе друг к другу, в том, что они не перебегали, а двигались во весь рост. Когда кто-либо из них падал, сраженный пулей, другие бежали назад еще более тесной толпой, и тут Богун «давал им прикурить».

При этом он покрикивал на соседей: «Не пугай, не порть мне кучность!»

Отлично действовали минометчики — особенно, когда фашисты накапливались для атаки.

И все же противник продолжал атаковать совхоз: надеялся, что с какой-нибудь стороны да удастся ворваться. Юрий Баженов, принявший командование, выслал вперед слухачей, немного понимавших немецкий, и те докладывали, откуда надо ждать врага.

Когда противник не атаковал, он стрелял по совхозу из пушек и минометов. Иногда это был методический обстрел, иногда артналет.

В совхозе число раненых увеличивалось. С командиром полка радиосвязь установить не могли. Полковник Орленков с ВПУ запрашивал, какова обстановка. Баженов сообщил, что противник отрезал кирпичные заводы. Радиосвязи с Коленко нет. Совхоз подвергается натиску противника с юга и северо-востока. Нами отбито пять контратак.

Орленков требовал удержать совхоз и установить связь с кирпичными заводами, с Коленко. Сообщал, что части армии овладели районом станции, захватили вокзал и ближайшие кварталы, продвинулись и в северо-западных и западных кварталах.

Давно бы два десятка танков смяли горсть защитников совхоза, не имевших противотанковых средств.

Но случилось то, на что невозможно было рассчитывать, что не предусмотрено в уставах, в разделах о противотанковой обороне: танки испугались наших минометов. Баженов только диву давался.

Наступило небольшое затишье. Старшина рассказал о Сотнике, командире минометной батареи. Баженов знал, что этот офицер — выдающийся минометчик, а его минометчики известны всей дивизии; о них много писали в газете. И хотя по настоянию Сысоева массовым тиражом была выпущена брошюра Сотника, в которой он делился опытом и раскрывал свои «секреты», из-за батареи самого Сотника все еще ссорились командиры всех батальонов. Знали: Сотник выручит и в самом безвыходном случае…

Баженов пошел к Сотнику. Молодой, сдержанный, «вышколенный» старший лейтенант рассказывал минометчикам что-то веселое, и те хохотали.

Баженов попросил Сотника показать ему «секрет» их сверхскоростной стрельбы.

— Надо бы дать по крайнему правому танку, да мин маловато, — вслух размышлял Сотник. — А дать все же придется…

Минометчик чуть ли не сел верхом на едва наклоненный ствол миномета. Ему справа и слева подавали мины, а он ловко бросал их в дуло — то правой, то левой рукой. Баженов залюбовался его виртуозной техникой.

— Лучше отойдите, товарищ старший лейтенант, — под шуткой прятал свое восхищение Рябых, — а то он так быстро доит миномет, что не успеет мина вылететь из дула, как он уже сует другую; как бы одна на другую не наскочила.'

Обстрелянный танк быстро пятился. Попятились и другие танки. Пятились и стреляли. Начался огневой бой.

Солдаты, верившие в минометчиков — богов этого боя, приволокли трофейные минометы. Еще не сгоревший сарай был полон ящиков с минами. Маленький юркий одессит Костя (тот самый, что во рву кричал Баженову «ну и режете!») теперь бегал по двору и возвещал:

— Минометчики показывают класс!

— Дают жару, — признавал Богун. Единственное, чего потребовал командир минометчиков, — выделить бойцов для переноски минометов. Частая перемена огневых позиций, объяснял он, обеспечивает живучесть и материальной части, и людей. И заодно вводит противника в заблуждение.

Опять наступило затишье. Изредка доносилось ржание белого жеребца, пощипывавшего кустарник у самого рва. Со стороны города сюда двигались танки.

Итак, наступление дивизии Бутейко захлебнулось. Эта и другие горькие мысли приходили в голову не одному Баженову. Шум танков то становился слышнее, то внезапно обрывался в саду, метрах в двухстах восточнее совхоза. До чего обнаглели! Сосредоточиваются для атаки.

Бойцы готовились: связывали по пять трофейных гранат. Прислушиваясь, как шумел очередной приближающийся танк, все настораживались… К Баженову подошел Богун и сказал:

— Боятся танков! А может, фашист нарочно маневрирует одним танком, чтоб, у кого кишка тонка, пугнуть отсюда?.. Атака беспременно будет. И сад и парк притыкаются к домам. Тут пулемету работы мало. Надо засыпать фашистов минами.

— Пойди сам, поговори с народом и подскажи коммунистам, чтобы и они побеседовали, — сказал Баженов.

— Солдаты, що притащили трофейные минометы, рассказуют, що в кукурузе сидять те, шо тикалы через ров. Обстановки не знают и ждут ночи, щоб тикаты до Гераси-мовки. Семеро, як узнали, что тут в совхозе свои, — прийшлы.

Пользуясь затишьем, на поиски заблудившихся отправились Баженов, Богун, Рябых, комвзвода и пять солдат.

— Айн момент! — задержал их в последнюю минуту Богун. Он сбегал к кустарнику и привел оттуда белого жеребца. Под одобрительные возгласы окружающих Баженов лихо вскочил в седло и дал жеребцу шенкелей.

Тот энергично закивал головой, стал грациозно перебирать передними ногами и закружился на месте, явно исполняя кавалерийский вальс.

Кругом захохотали. Баженов натянул поводья, проклиная свое легкомыслие, — и жеребец, исполняя недвусмысленную для него команду, тотчас опустился на колени.

— Ай, потеха! — закатывались бойцы. — Ну и цирк! От тоби и культмероприятие!

Наконец Богун догадался подать какой-то прутик, Баженов стеганул жеребца по крупу, тот вскочил и пошел коротким галопом, как на арене…

Трех солдат Баженов обнаружил сразу же, как въехал в кукурузу. Они обрадовались встрече и пошли в совхоз. Возле трех больших бомбовых воронок Баженов застал еще группу солдат. Они с любопытством осматривали— не столько его, сколько коня. Понимая, чем вызваны их настороженные взгляды, он сразу же спросил:

— Кто из вас меня знает?

Чтобы тяжелое молчание не затягивалось, он напомнил, как полк вышел ночью. Он, представитель штаба армии, шел с Коленко и Клетиным. Напомнил о мотоциклисте, об «ура» на рассвете и спросил, из какого они батальона — Захирова? Да, Захирова!

Из дальнейшего выяснилось, что они не очень верят ему, но согласны послать с ним двоих — убедиться, что в совхозе наши.