Удивительные приключения дядюшки Антифера

«Но не надо жаловаться на судьбу», — утешали друг друга Жильдас Трегомен и Жюэль. И они прохаживались по набережной, бродили по залитым солнцем улицам, которые содержались в чистоте благодаря заключенным, работавшим под присмотром надзирателей.

Но больше всего наших путешественников, конечно, интересовали суда, курсировавшие между Бордо и Рио-де-Жанейро; в 1862 году эти пакетботы принадлежали так называемой Имперской экспедиции по перевозке пассажиров и грузов. Дакар еще не был в те годы значительным перевалочным пунктом, каким он стал впоследствии, хотя и тогда уже торговые обороты Сенегала исчислялись в двадцать пять миллионов франков, причем большую часть из них пускали в оборот французские колонисты. Жителей в городе было не больше девяти тысяч, но со временем население возросло благодаря работам, предпринятым для улучшения порта.

Трегомену, никогда не видавшему сенегальских негров, теперь довелось с ними познакомиться на улицах Дакара. Крепкое телосложение и густые курчавые волосы, лежащие шапкой на плотном черепе, позволяют туземцам безнаказанно переносить палящее сенегальское солнце.

Жильдас Трегомен, не в пример местным жителям, изнемогал от зноя. Он закрыл голову большим клетчатым платком, который кое-как заменял ему зонтик.

— Господи, какая жара! — восклицал он. — Нет, я не создан для жизни под тропиками!

— Это еще что, господин Трегомен, — отвечал Жюэль, — а вот когда мы попадем в Гвинейский залив, на несколько градусов южнее экватора…

— Там я наверняка расплавлюсь, — сказал толстяк, — и привезу домой только кожу да кости!.. Впрочем, — добавил он с доброй улыбкой, отирая лившийся ручьями пот, — меньше никак уж не привезешь, не так ли?

— О! Вы уже похудели, господин Трегомен, — заметил молодой капитан.

— Ты находишь?.. Ба! Не так-то просто мне будет превратиться в скелет! По-моему, даже лучше быть худым, когда забираешься в такие страны, где люди питаются человеческим мясом… Как ты думаешь, есть еще людоеды на берегу Гвинейского залива?

— Теперь их не так много… по крайней мере, я надеюсь! — ответил Жюэль.

— Хорошо, мой мальчик, постараемся не искушать туземцев нашей полнотой! И затем — кто знает, не придется ли после второго островка искать третий… в таких странах, где поедают друг друга даже родственники…

— Как в Австралии или на островах Тихого океана, господин Трегомен!

— Да! Говорят, там все туземцы людоеды!

Достойный Трегомен отчасти был прав, так как в этих странах действительно распространен ужасный обычай людоедства [169].

Но думать о том, что дядюшка Антифер дойдет до такого безумия и отправится искать свои миллионы в страны, населенные людоедами, было еще преждевременно. Жюэль и Трегомен помешали бы ему предпринять подобную экспедицию, если бы даже его пришлось для этого упрятать в сумасшедший дом.

Жильдас Трегомен и Жюэль вернулись в гостиницу, где застали дядюшку Антифера и банкира.

Французский резидент принял очень любезно своего соотечественника. Тем не менее на вопрос последнего, нет ли в Дакаре какого-нибудь судна, уходящего в Лоанго, последовал неутешительный ответ. Рейсы таких пакетботов совершаются очень нерегулярно и, во всяком случае, не чаще одного раза в месяц. Правда, есть пакетбот на линии Сьерра-Леоне — Гран-Бассам; рейс его продолжается неделю, но оттуда до Лоанго еще далеко. Так или иначе, первый пакетбот ожидается в Дакаре не раньше чем через семь-восемь дней. Какая досада! Целую неделю проторчать в этой дыре, грызя удила [170]. Да и удила должны быть не иначе как из вороненой стали, чтобы противостоять зубам Пьера-Сервана-Мало, который изводил теперь ежедневно по чубуку.

По правде сказать, неделя в Дакаре — это долго… более чем долго. Прогулки в порт, поездки до реки, вернее, до ее рукава, омывающего восточную часть города, — этих развлечений хватает туристам только на один день. Наши путешественники поэтому волей-неволей должны были запастись терпением; а это не так-то просто, если не обладаешь философским спокойствием. Но, за исключением Жильдаса Трегомена, человека замечательно одаренного в этом отношении, никто из них не обладал ни терпением, ни тем более философским взглядом на вещи. Если дядюшка Антифер и Замбуко благословляли Камильк-пашу за то, что он избрал их своими наследниками, то они же и проклинали его за дикую фантазию зарыть наследство так далеко. Мало ему было Оманского залива, теперь он посылает их еще и в Гвинейский! Неужели этот египтянин не мог превратить в несгораемую кассу какой-нибудь более благопристойный и не менее укромный островок в европейских морях, скажем — в Средиземном море, в Балтийском, в Черном, в Северном или, на худой конец, в прибрежных водах Атлантического океана? Право же, паша все это обставил чрезмерными предосторожностями. Но что сделано, то сделано, изменить ничего нельзя, разве что отказаться от своей части… Отказаться? Попробуйте сделать такое предложение дядюшке Антиферу, или банкиру Замбуко, или даже нотариусу, из которого Саук просто веревки вил!

Связи между этими людьми постепенно все больше ослабевали. Образовались три группы: Антифер — Замбуко, Омар — Саук, Жюэль — Трегомен. Жили они раздельно, виделись только в часы еды, избегали друг друга во время прогулок и при встречах старались не говорить о главном деле. Они ограничивались дуэтами, которые, казалось, никогда не перейдут в финальный секстет [171]. Впрочем, тогда получилась бы невыносимая какофония [172].

Первая группа Жюэль — Трегомен. Обычный предмет их разговоров всегда один и тот же: бесконечно затянувшееся путешествие; разлука жениха и невесты, отсрочка свадьбы; опасения, что все поиски и труды приведут к мистификации; душевное состояние дяди и друга, чрезмерная раздражительность которого увеличивалась с каждым днем и грозила ему безумием. Все это очень огорчало Трегомена и молодого капитана, твердо решивших как можно меньше раздражать дядюшку Антифера и ни в коем случае не покидать его.

Вторая группа Антифер — Замбуко. Какой любопытный материал для изучения дали бы знатоку нравов эти два будущих шурина! Один — человек с очень простыми вкусами, живший до сих пор тихой, спокойной жизнью в тихом провинциальном городе, рассудительно относившийся к жизни, как и подобает моряку в отставке, — теперь охвачен «священной жаждой» золота и потерял голову от ослепившего его золотого миража! Другой, уже давно составивший себе громадное состояние, но не познавший никаких других желаний, как только умножать и умножать свои богатства, готов подвергаться любым лишениям, даже опасностям, лишь бы его груда денег стала еще больше.

— Целую неделю плесневеть в этой дыре! — твердил дядюшка Антифер. — И кто знает, не опоздает ли этот проклятый пакетбот?..

— А кроме того, — отвечал банкир, — еще неизвестно, захочет ли он высадить нас в Лоанго. А ведь оттуда нужно еще пройти пятьдесят лье до бухты Маюмба!

— Э! Буду я еще думать о конце пути! — вспылив, закричал малуинец.

— Рано или поздно придется об этом подумать, — заметил Замбуко.

— Хорошо… позднее, черт возьми! Не бросают же якорь в глубину, пока не придут на место стоянки. Доберемся сначала до Лоанго, а там видно будет!

— Может быть, нам удастся уговорить капитана пакетбота зайти в порт Маюмба?.. Ведь эта остановка не очень отклонит его от курса?

— Сомневаюсь, чтобы он согласился, по той простой причине, что он не имеет на это права.

— А мы предложим ему приличное вознаграждение… за это отклонение, — настаивал банкир.

— Увидим, Замбуко… Вы всегда заботитесь о том, что меня совершенно не тревожит! Главное сейчас — попасть в Лоанго, а оттуда мы сумеем добраться до Маюмбы. Тысяча чертей! У нас есть ноги, и, если будет нужно, если не будет другого способа уйти из Дакара, я, не колеблясь, пойду по берегу.