Тайна индийских офицеров

— Конечно, — хладнокровно ответил майор.

В конце концов искусство и отвага одержали верх: индийский офицер повалил Жильберта Арнольда на дорогу и уперся коленом в его мощную грудь. Однако браконьер был готов ко всему. В ту самую минуту, когда Варней нагнулся и взглянул в багровое лицо Арнольду, тому удалось вытащить из кармана широких панталон маленький пистолет. Прежде чем майор заметил его движение, он успел взвести заржавленный курок и выстрелил прямо в лицо противника. Майор, пораженный насмерть, упал на убийцу и испустил дух. Жильберт Арнольд освободился из-под грузного тела и начал быстро рыться в карманах Варнея. Он взял его часы, множество золотых и портмоне, наполненный деньгами: майору сегодня везло на скачках!

Затем с криками дикой радости браконьер поволок свою жертву к краю песочной ямы, оставляя за собой длинный кровавый след, и сбросил в пропасть. Тело тихо скатывалось по склону, задерживая кусты, пока под собственной тяжестью не оборвалось вниз и не упало с шумом на дно глубокой ямы.

В это время цыган, сводивший лошадь под гору, был уже далеко от места происшествия. Он спустился с пригорка и, стегнув лошадь, погнал ее бешеным галопом.

— Сегодняшняя ночь будет последней в жизни Руперта Лисля, — прошептал Абрагам, прислушиваясь к шуму катившихся колес. — Эту месть нельзя равнять с преступлением: она слишком слаба. Но все ж честнее хоть как-то отомстить убийце, чем пощадить его!

XXXV

ПРИ СМЕРТИ

Селение Лисльвуд было взволновано известием о несчастье, постигшем владельца Лисльвуд-Парка.

Рано утром, на другой день после бегов, несколько пахарей, отправляясь на работу, нашли сэра Руперта Лисля — разбитого, изуродованного, окровавленного — на малолюдной дороге, что идет от Чильтона к Лисльвуду. Обломки экипажа валялись на земле; оси были поломаны, одно колесо разбито, а сбруя разорвана на куски.

Рабочие принесли носилки и, положив на них тело бесчувственного баронета, отнесли его за три мили к доктору в селение Унтергиль, стоящее на полдороге от Лисльвуда.

Деревенского эскулапа они застали за завтраком. Увидев больного, он тотчас же встал из-за стола. Боязливая и любопытная толпа крестьян заполнила окна и двери маленькой приемной, где по указанию доктора сэра Руперта Лисля положили на стол.

Одна нога его была совершенно раздроблена, правая рука — тоже, плечо вывихнуто.

Осматривая все эти повреждения, врач сильно призадумался.

— Знают ли его имя люди, которые принесли джентльмена? — спросил он.

— Нет, они нашли его на дороге около разбитого экипажа.

— Неприятный случай, — сказал доктор, — состояние больного чрезвычайно опасно.

Он мог бы сказать, что больной безнадежен.

Все это время сэр Руперт находился в полнейшем беспамятстве.

В кармане его жилета нашли маленький порт-папье, украшенный эмалью и жемчугом, и по карточке узнали имя и звание его владельца.

Унтергильский врач был молодым человеком, который никогда не имел счастья лечить влиятельную личность; его посетителями были богатые фермеры и удалившиеся от дел торговцы. При мысли, что ему придется лечить настоящего баронета, он побелел и стал почти таким же бледным, как и его пациент.

— Извольте растворить настежь окна и двери, — сказала он, — да уходите отсюда: при таком стечении народа невозможно дышать. Ступайте по местам и дайте сэру Руперту прийти в себя.

Сэру Руперту! Так это был лорд Лисль из Лисльвуд-Парка — бесчувственный, безжизненный, покрытый пылью, в окровавленной одежде на столе в кабинете мистера Дэвсона!

Эта новость не могла убедить присутствовавших уйти поскорее: они направились было к выходу, но потом тихонько повернули назад. Состояние сэра Руперта не предвещало, что он может скоро прийти в сознание. К его ноздрям подносили нашатырный спирт, натирали виски уксусом, прыскали на него холодною водой — но когда он наконец открыл налитые кровью глаза, то только для того, чтобы бессознательно осмотреться вокруг и закрыть их.

Молодой доктор решил послать в лучшую гостиницу за лошадьми и экипажем, чтобы отвезти баронета в Лисльвуд.

Полдюжины крестьян отправились исполнять это поручение, в то время как прочие остались на месте, чтобы узнать, что будет дальше. Эти добрые люди, должно быть, воображали, что мистер Дэвсон за какие-нибудь полчаса вправит разбитые члены баронета и вернет ему здоровье.

Огромный, тяжелый старинный экипаж, запряженный белой лошадью, с шумом и грохотом подъехал по неровной мостовой и остановился у дома доктора.

Баронета положили на матрац и бережно понесли в экипаж. Здесь матрац прикрепили каким-то замысловатым способом к изъеденным молью каретным подушкам. Доктор, запасшийся микстурами, примочками и бутылкой спирта, поместился возле больного. Он отдал старому кучеру нужные приказания: доктор хотел побыстрее сдать баронета с рук на руки его жене и друзьям.

Оливия Лисль завтракала в библиотеке возле готического окна. Она была не одна: миссис Варней лежала на кушетке по другую сторону окна и зевала над каким-то журналом. Нельзя сказать, чтобы эти женщины были очень дружны, но они никогда не ссорились друг с другом. Ада Варней равнодушно взирала на все, кроме роскошных платьев, изысканных обедов, щегольских экипажей и красивого замка. Получив все это, она жила всегда в мире и согласии со своей судьбой и сделалась самой любезной женщиной на свете. Лисльвуд осуществил все желания Ады. Она сознавала, что майор играет практически главную роль в замке, и потому считала себя равной с Оливией.

Ни та ни другая не беспокоились относительно долгого отсутствия баронета и его друга. Оливия вообще интересовалась мужем только как вредным и гадким животным. Ада, наоборот, питала такое бесконечное доверие к блестящему майору, что не стала бы тревожиться, даже если бы он пропал на целый месяц; но ее, разумеется, утешила бы мысль, что ее муж имеет для этого разумные причины.

Итак, дамы сидели за завтраком. Леди Лисль, печальная и рассеянная, отсутствующим взглядом смотрела в сад, в то время как миссис Варней, подсев к столу, обсасывала голубиное крылышко, трудилась над кусочком поджаренного хлеба, очищала абрикос и уничтожала большую грушу, разрезанную на четыре части: она с истинным эпикурейством не пренебрегала ни одним лакомством.

— Знаете, леди Лисль, — начала Ада, некоторое время внимательно наблюдавшая за Оливией, прикрыв свои прекрасные продолговатые глаза, — знаете ли, что я иногда нахожу в вас много общего с одним человеком, умершим в этом доме?

— Вы говорите о капитане Вальдзингаме?

— Да, о бедном Артуре Вальдзингаме, который женился на вашей хорошенькой белокурой свекрови и закончил свое земное поприще в этой роскошной темнице. На вашем лице выражается что-то, много раз замеченное мною в лице капитана, — это выражение человека, испытавшего что-то ужасное.

— Да, и я испытала нечто ужасное, — ответила Оливия, сдвинув черные брови. — Это вам известно так же, как мне самой, только удивительно, что побудило вас заговорить об этом.

Миссис Гранвиль Варней с кротким видом взглянула на потолок.

— Дорогая леди Лисль, умоляю вас не забывать, что я положительно ничего не знаю, — возразила она. — Каковы бы ни были тайны моего мужа, они остаются тайнами и для меня, так как я слишком глупа, чтоб он доверял их мне.

Она пожала плечами, и, скорчив веселую гримаску, вышла из библиотеки, напевая баркароллу.

Через полчаса Оливия приказала оседлать свою лошадь и отправилась на ней в поле.

Отъехав немного, она встретила на дороге тяжелый экипаж, медленно катившийся по направлению к Лисльвуду, но она так задумалась, что не обратила на него никакого внимания.

Когда она вернулась, пробило пять часов. Жена сторожа встретила ее взглядом, полным участия: ей страх как хотелось сообщить своей госпоже о случившейся катастрофе. Сторож вышел к воротам с трубкой во рту, а возле самой решетки стояло несколько крестьян, которые явились для того, чтобы узнать подробности происшедшего и разнести их по Лисльвуду.