Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)

— Деньги-то есть, дядь? — спросил глуховато-звонкий девчоночный голос. Лохматая голова повернулась к нему, опять испугом и возбуждением блеснули темные глаза.

— А что? — спросил он.

— А то… пойдем за два «лимона».

Он привстал. Она искоса взглянула на него и отвернулась, ожидая.

— Одна живешь? — спросил он, чувствуя такую жестокую горечь, что слова с трудом проходили через гортань.

— Сама живу, — сказала она и повела худенькими плечами. — Не бойсь, никто с тебя не спросит… Пойдем, что ли?

Он опять упал на траву и опять всмотрелся в звездное небо. Шел шестой год революции, а голодная девочка становилась проституткой, чтобы хотя бы прожить.

— Как зовут тебя? — спросил он.

— Манькой, — сказала она. — Идешь или как?

Он сунул руку в карман, вытащил краюху хлеба — неприкосновенный запас.

— Возьми, Маня, — он протянул ей хлеб.

Она всмотрелась, схватила, стала жадно есть.

Он лежал, думал: «А если со мной что случится? Неужели Таня пойдет по рукам? Конечно, та взрослее, ей уже двадцать. И все же». Он опять увидел, как беспомощно повисла тогда она на руке у завитого гиганта. Нет, Мишкина смерть требовала другого отношения к жизни. Самолюбие? Но до него ли сейчас? У него нет более близкого человека, чем Таня, и он пожертвует своей гордостью и всем, что потребуется, но уведет ее из того мира, куда ее столкнуло чье-то равнодушие и тупое пристрастие к форме.

Он резко вскочил. Девчонка вздрогнула и согнулась, обхватив колени.

— Маня, — сказал он. — Я тебя в приют отведу.

— Не пойду! — Она, не оглядываясь, наотрез закрутила головой.

«Таня, — думал он. — На этот раз я все-таки поговорю с тобой, чего бы мне это не стоило».

— Ладно, — сказал он. — Живи как хочешь. Но вот что, — он нагнулся и положил руку на дрогнувшее худенькое плечо. — Меня зовут Климов, и, когда тебе станет плохо, позвони по телефону двадцать — двадцать два… Позвонишь?

Она, не оглядываясь, кивнула. Он пошел вверх по откосу.

— Эй! — крикнул сзади девичий голос. — А как звать?

— Так и скажи: Климова к телефону.

Глава VI

В «Экстазе» громыхал фокстрот. Ребята из джаза выделывали черт знает что: высоко пели трубы, низко стлались баритоны саксофонов, убийственно выстреливали очереди ударника. В танцзале наверху толпа бешено топотала на одном месте, потому что сдвинуться в толкучке было некуда. Климов, протискиваясь между пустыми стульями у стен и танцующими, всматривался в колышущуюся толкотню голов. Узнать и найти здесь Таню было почти невозможно. Тогда он стал искать пшеничную укладку. Рослых мужчин здесь было немало, но тип в коричневом костюме выделился бы даже среди рослых. Нет, и его не было видно. «Но разве Таня обязательно с ним?» От этой мысли Климов весь похолодел. «Неужели темноглазая тоненькая чистая девочка могла пойти по рукам? По этим потным, алчным, бесстыдным рукам?»

Старушка не спеша, —

пел на эстраде маленький толстый человек в чусучевом костюме с пестрым широким галстуком, —

Дорожку перешла. Ее остановил миль-ци-о-нер!

Навстречу Климову пробирался невысокий паренек в дешевом костюме с пышным галстуком. Они столкнулись, вплотную с ними отчаянно работали ногами танцоры. Климов узнал парня, это был свой, из третьей бригады.

— Слушай, друг, — он потянул парня за лацкан. — Ты тут Шевич не видал?

Парень дисциплинированно делал вид, что незнаком с ним, и пытался пролезть мимо.

— Да ты не дури, — раздраженно сказал Климов. — Я тебя по службе спрашиваю.

Тот сразу вскинул глаза:

— По службе? Другое дело. Шевич? Это что у Клейна была, а потом вычистили?

— Эта самая.

— Была на танцах. Потом вниз ушла.

— Одна?

— Был с ней какой-то. Здоровенный. Волосы прикудрявлены.

— Вниз ушла?

— В номера.

Климов повернулся и, расталкивая танцующих, кинулся к выходу из зала.

На первом этаже в длинном коридоре, по стенам которого стояли трюмо, отчего каждый проходивший двоился в отражениях, переминались два типа в позументах. Климов подошел к ним, они сомкнулись перед ним, образовав непроходимый заслон из ливрей и мощных торсов. Климов взглянул в разбойно-почтительные лица, вынул удостоверение.

— Розыск! — сказал он.

Позументы дрогнули и расступились. Климов почти бегом бросился по коридору, отражаясь во всех зеркалах сразу. При повороте вниз на лестницу он увидел, как один из вышибал тянет какой-то шнур на одном из трюмо, услышал отдаленный звук звонка внизу и понял, что обитателей номеров предупредили о его появлении. Торопиться смысла не было. Он медленно спускался по застеленной ковровой винтовой лестнице и думал о том, как отыскать Таню в этом лабиринте тайных удовольствий и нэпмановских секретов. Лестница кончилась, начинался коридор.

Где-то за тонкой стенкой всхлипнула женщина. Климов вдруг почувствовал такую усталость, что сразу решил уйти. Он повернулся, и в тот же миг прямо перед ним распахнулась дверь, и человек в коричневом костюме с решительным клювоносым лицом, с мелко завитыми светлыми волосами встал в дверях. Он смотрел прямо на Климова, и Климов узнал его.

— Таня здесь? — спросил он, подавшись навстречу завитому.

— А! — сказал, узнавая его, завитой. — Таня? А что вам до нее?

— Пусть войдет! — раздался позади знакомый голос.

— Ну что ж, заходите! — сказал завитой и посторонился.

Климов шагнул в душный, настоянный на аромате духов и цветов полумрак номера. Высокая настольная лампа царствовала над столом, уставленным шампанским. На цветных диванах и креслах вокруг стола сидело пятеро. Две женщины — одна блондинка, другая южанка со смелым и нежным одновременно лицом, с влажно мерцающими большими глазами. Рядом с ней юноша в студенческой тужурке старых времен, смотревший на Климова со смешанным выражением интереса и неприязни, могучий толстяк с седой шевелюрой, и в углу Таня. На лоб ей косо падала прядь, блузка тесно охватывала маленькую грудь и прямые плечи. Она смотрела на Климова спокойно и казалась такой чужой, что усталость, сменившаяся было волнением, теперь опять вернулась.

— Меня ищешь? — спросила Таня.

Завитой прошел мимо Климова, подставил ему стул и сел за стол рядом с Таней.

— Поговорить хотел, — сказал Климов.

— Говори, — сказала она.

— Здесь? — спросил он.

— Да, — сказала она. — Кого нам с тобой стесняться?

— Уйдем? — попросил он, опуская глаза под настойчивым ее взглядом, в котором уже замелькали искры вражды и гнева.

— Куда же? — спросила она с непонятным интересом. — Куда же ты меня хочешь увести?

Он сел на стул и посмотрел на студента, потом на толстяка. Те слушали и разглядывали его с холодным любопытством.

— Выпьете с нами? — спросил завитой и разлил всем шампанское.

— Таня, — сказал Климов. Ему вдруг стало все равно, слушают его эти пятеро или нет. — Ты пойми, — сказал он, — я не мог тогда. Убийцу брали…

— Прежде всего долг и общественные обязанности! — засмеялась Таня звенящим смехом. — Товарищ Климов и товарищ Шевич. Хватит! Я хотела быть вам товарищем, вы меня выкинули как собаку. Теперь я не хочу быть товарищем, слышишь? — Она смотрела на него своими темными, гневно сияющими глазами. — Я хочу быть женщиной! Любимой! Ты можешь меня ею сделать?

Климов вдруг улыбнулся. Она очень еще юная. Вот когда злится, это особенно ясно.

— Чему это вы? — спросила Таня, и в голосе было удивление.

— Любимая, — сказал он, — уйдем отсюда!

— Общество вы, Танечка, выбрали себе весьма низкопробное, — издевательски пояснил толстяк. — Утонченный вкус советского сыщика возмущен вашим выбором.

— Ничего, — сказала Таня, опять поднимая голос до звенящей высоты. — Потерпит. Так ты говоришь: любимая? А на что ты мог бы решиться ради меня?

Он снова внимательно вгляделся в ее бледность. В сухой блеск глаз и вдруг понял, как ей трудно живется. Надо было бы многое объяснить, но он не мог, не хватало слов.