Тайна Вильгельма Шторица

«Доротея» скоро уже должна была прийти в Рач. Мне предстояло радостное свидание с братом. С каким удовольствием я прижму его к своей груди, поговорю с ним, познакомлюсь с семьей его невесты. Около 5 часов вечера появились первые очертания Рача — несколько церквей, частью с круглыми куполами, частью со шпилями, — а вскоре на последнем изгибе реки показался и весь город, живописно раскинувшийся под холмами, из которых один, самый высокий, увенчивался старинным феодальным замком, неизбежной цитаделью всех старых венгерских городов.

Подгоняемая ветром «Доротея» подошла к пристани и причалила. В эту минуту со мной произошел другой странный случай. Стоит ли о нем упоминать? Судите, читатель, сами.

Я стоял у самого борта, опираясь на перила, и смотрел, как пассажиры сходят на пристань. На пристани вдали видна была группа встречающих. Среди них, наверное, был и Марк.

В то время как я искал его глазами, я услышал близко от себя слова, отчетливо произнесенные на немецком языке: «Если Марк Видаль женится на Мире Родерих — горе и ему, и ей!»

Я быстро обернулся.

Около меня не было никого. Я был один. А между тем эти слова были мне ясно сказаны, и притом голос был как будто отчасти знаком. Где я его слышал?

И опять-таки я повторяю: около меня не было решительно никого.

Ясно: это мне почудилось. Произошло нечто вроде слуховой галлюцинации. Однако мои нервы, должно быть, находятся в очень неважном состоянии, если на протяжении двух суток со мной два раза случается подобный казус. Я еще раз изумленно оглянулся вокруг. Нет, решительно никого не было рядом. Что мне оставалось делать? Пожать плечами и сойти на пристань. Больше ничего.

Я так и сделал и пошел, проталкиваясь через густую толпу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Марк меня дожидался и уже издали протягивал руки. Мы сердечно обнялись.

— Генрих! Милый Генрих! — говорил он взволнованным голосом, со слезами на глазах, но выражение его лица было счастливое и радостное.

— Наконец-то мы опять свиделись, милый Марк! — вскричал я.

После первых взаимных приветствий я сказал:

— Ну, едем куда-нибудь! Вероятно, ты отвезешь меня к себе?

— Да, к себе в гостиницу. Гостиница «Темешварская» на улице Князя Милоша. Совсем близко отсюда — десять минут езды, не больше. Но прежде позволь тебе представить моего будущего шурина.

Я не заметил, что немного позади Марка стоял офицер в граничарском мундире, в чине капитана. Это был красивый мужчина лет двадцати восьми, высокий, стройный, представительный, с добрым и симпатичным лицом.

— Капитан Гаралан Родерих, — проговорил Марк. Я пожал протянутую мне руку.

— Мистер Видаль, — сказал капитан, — мы все очень рады вас видеть. Вся наша семья давно с нетерпением ждет вашего приезда.

— И мадемуазель Мира ждет? — спросил я.

— Еще бы! — с живостью отвечал Марк. — Но как, однако, ты медленно тащился от Вены на своей «Доротее»!

Капитан Гаралан бегло говорил по-французски, как и вся его семья. Родерихи, путешествуя каждый год за границу, часто посещали Францию и хорошо освоились с нашим языком. Со своей стороны мы с Марком основательно знали немецкий язык, так что для наших разговоров не предвиделось никаких затруднений.

Багаж уложили в карету, капитан и Марк сели рядом со мной, и через несколько минут мы остановились у гостиницы «Темешварская».

Договорившись, что мой первый визит к Родерихам будет сделан завтра, я и Марк простились с капитаном Гараланом и остались одни. Для меня был снят очень комфортабельный номер рядом с тем, в котором жил Марк с самого своего приезда в Рач.

Мы проговорили до самого обеда.

— Итак, мы оба, слава Богу, живы и здоровы, хотя не виделись целый год, — сказал я.

— Да, Генрих, и я по тебе очень соскучился, несмотря на присутствие Миры, — ответил Марк. — Никогда я не переставал вспоминать о своем старшем брате.

— И лучшем твоем друге, Марк.

— После этого, Генрих, ты сам понимаешь: я не мог без тебя венчаться. Разве допустимо, чтобы ты не был на моей свадьбе? Разве можно, чтобы я не спросил твоего согласия?

— Моего согласия?

— Разумеется. Ведь ты мне вместо отца. Если бы отец наш был жив, я бы у него спросил… Я уверен, что ты в своем согласии мне не откажешь, в особенности когда сам увидишь Миру.

— Я уже знаю ее по твоим письмам и вижу из них, что ты счастлив.

— И выразить нельзя словами, как я счастлив. Да ты сам ее увидишь и непременно полюбишь. Такая у тебя будет сестра, что просто прелесть!

— Я заранее уверен, что ты сделал прекрасный выбор, дорогой Марк. Но отчего бы нам не пойти к доктору Родериху сегодня же вечером?

— Нет, завтра. Мы не думали, что твоя «Доротея» придет в Рач так рано, мы ждали ее только вечером. На пристань мы с Гараланом пришли просто так, на всякий случай. Удачно вышло; по крайней мере мы тебя встретили. Если бы Мира знала, она бы тоже пришла. Теперь она будет жалеть. Но, повторяю, тебя Родерихи ждут к себе только завтра. Нынешним вечером мадам Родерих и Мира уже распорядились. Он у них занят.

— Очень хорошо, Марк. А так как мы сегодня вечером оба свободны, то и поговорим хорошенько обо всех подробностях. Ведь мы с тобой целый год не виделись!

Марк описал мне все свои странствования с момента отъезда из Парижа, — как он жил в Вене, в Пресбурге, как его везде ласково принимали в кругу художников. Он достиг славы, ему стали наперебой заказывать портреты богатые австрийцы и мадьяры. Его положительно не хватало на всех, а заказы так и сыпались. Делали надбавки, как на аукционе. Один пресбургский житель пустил крылатое словцо: «Марк Видаль лучше всякой природы умеет улавливать сходство». И репутация была создана.

— Того и гляди, меня на этих днях насильно утащат в Вену рисовать портреты всего двора, — смеясь, прибавил мой брат.

— А что, в самом деле, Марк, ты бы поостерегся, — заметил я. — Для тебя было бы очень неприятно сейчас вдруг отправиться в Вену к императорскому двору.

— Я бы не поехал ни за что. Я бы почтительнейше отклонил приглашение. Ни о каких портретах не может быть и речи теперь… Я на днях заканчиваю последний.

— Ее, конечно?

— Ее. И это будет не самая худшая из моих работ.

— Ну, это как сказать! — вскричал я. — Когда художник интересуется больше моделью, чем портретом…

— Одним словом, ты сам увидишь! Портрет превзойдет сходством природу, как выразился пресбургский бюргер, мой поклонник. Должно быть, таков мой стиль. Все время, пока позировала Мира, я глаз от нее не мог отвести. Между тем она относилась к делу очень серьезно. Позировала не перед женихом, а перед художником. А моя кисть так и бегала по полотну… С каким страстным увлечением! Порой мне казалось, что портрет оживает, дышит, точно статуя Галатеи…

— Ах ты мой Пигмалион! Упокойся! Расскажи лучше, как ты познакомился с Родерихами.

— На роду мне это было написано.

— Я верю, но все-таки…

— В Раче я сразу же был принят в лучших домах. Для меня это было очень приятно, потому что избавляло от скуки сидеть по вечерам у себя в номере. В гости я мог ходить часто и в одном доме встретился и возобновил знакомство с капитаном Гараланом.

— Как — возобновил? — спросил я.

— Так. Мы с ним еще в Пеште были знакомы. Это выдающийся офицер и превосходнейшая личность. Во времена Корвина он был бы одним из его героев…

— Значит, он не герой только потому, что родился не при Корвине? — засмеялся я.

— Вот именно, — в тон мне ответил Марк. — Ну, мы стали видеться почти каждый день, и скоро наше знакомство перешло в тесную дружбу. Он предложил представить меня своему семейству, и я охотно согласился, тем более что мадемуазель Миру я уже раньше встречал несколько раз в обществе.

— А так как сестра оказалась еще интереснее брата, то ты к Родерихам тотчас же и зачастил, — вставил я.

— Да, Генрих. Совершенно верно. За три месяца я не пропустил ни одного вечера, чтобы не зайти к ним. Ты, может быть, думаешь, что насчет Миры я преувеличиваю…