Ледяной сфинкс (с иллюстрациями)

Шлюпка приблизилась к островку, и один из матросов метнул кошку, лапа которой засела в трещине между камней. Мы подтянули шлюпку к берегу.

Итак, перед нами лежал один из обширнейших островов архипелага, от которого остался лишь неправильной формы овал с окружностью в каких-то сто пятьдесят саженей. Верхняя точка его находилась всего в двадцати пяти — тридцати футах от поверхности океана.

— Поднимается ли прилив настолько? — спросил я Лена Гая.

— Никогда, — отвечал тот. — Возможно, в центре островка нам удастся обнаружить остатки растительности, руины человеческого жилища или хотя бы следы стоянки…

— Самое лучшее — следовать за Дирком Петерсом. Он уже успел нас обогнать, — предложил боцман. — Этот чертов метис разглядит своими рысьими глазами то, что наверняка проглядим мы!

Вскоре все мы поднялись на верхушку островка. Здесь и впрямь хватало остатков — вернее останков домашней живности, о которой рассказано в дневнике Артура Пима, — различной птицы, уток, свиней с черной щетиной на затвердевшей коже. Однако здешние кости пролежали на ветру не более нескольких месяцев, в отличие от станков, обнаруженных на острове Тсалал. Это подтверждало наш вывод о том, что землетрясение разразилось совсем недавно.

Кроме того, там и здесь на островке зеленели сельдерей и ложечник и виднелись свежие цветки.

— Они распустились в этом году! — воскликнул я. — Они не испытали на себе зимней стужи…

— Согласен с вами, мистер Джорлинг, — отозвался Харлигерли. — Но не могли ли они вырасти уже после землетрясения?

— Это совершенно невозможно, — отвечал я, как и подобает человеку, не желающему расставаться с излюбленной идеей.

На островке произрастал также чахлый кустарник, напоминающий дикий орешник. Дирк Петерс сорвал и поднес нам ветку, полную сока. С ветки свисали орешки — точно такие, какими питался метис и его спутники, забравшиеся в расселину холма поблизости от деревни Клок-Клок, откуда они угодили в лабиринт. От всего этого на острове Тсалал не осталось и следа.

Дирк Петерс освободил несколько орешков от зеленой оболочки и разгрыз их своими мощными зубами, способными, казалось, размолоть и чугунное ядро.

Теперь у нас исчезли последние сомнения: землетрясение произошло после ухода Паттерсона. Выходит, участь, постигшая жителей острова Тсалал, кости которых усеивали землю неподалеку от деревни, была следствием другой катастрофы. Что касается капитана Уильяма Гая и пятерых матросов с «Джейн», то они, видимо, вовремя унесли ноги, ибо мы не обнаружили на острове их тел.

Но где же они нашли приют, покинув остров Тсалал? Этот вопрос преследовал нас. Впрочем, наше путешествие ставило и другие вопросы, не более близкие к разрешению…

Не стану распространяться о подробностях обследования архипелага. Оно заняло полтора дня, поскольку шхуна посетила каждый островок. Повсюду нас ждало одно и то же — растения и останки, что только подкрепляло нашу уверенность в правильности сделанных выводов. Капитан, старший помощник, боцман и я согласились, что катастрофа смела с лица земли всех до одного туземцев. «Халбрейн» не угрожало нападение.

Однако следовало ли заключить, что Уильяма Гая и пятерых матросов постигла та же печальная участь? Мои рассуждения, с которыми согласился в конце концов и Лен Гай, сводились к следующему:

— На мой взгляд, искусственный обвал холма у деревни Клок-Клок пощадил нескольких членов экипажа «Джейн» — не менее семи человек, считая Паттерсона, а также пса Тигра, останки которого мы обнаружили неподалеку от деревни. Некоторое время спустя, когда по неведомой нам причине погибла часть населения острова Тсалал, уцелевшие туземцы покинули этот остров и переплыли на другие острова архипелага. Оставшись одни, в полной безопасности, Уильям Гай и его товарищи могли прекрасно существовать — ведь только что здесь находили пропитание дикари числом в несколько тысяч. Так прошло то ли десять, то ли одиннадцать лет, но несчастным так и не удалось вырваться из своей тюрьмы, несмотря на множество попыток сделать это, которые они — в этом у меня нет сомнений — не раз предпринимали, уповая то на туземное каноэ, то на лодку, построенную собственными руками. Наконец, месяцев семь тому назад, уже после исчезновения Паттерсона, остров Тсалал был до неузнаваемости изуродован землетрясением, в результате которого соседние острова почти полностью скрылись под водой. Думаю, что после этого Уильям Гай и его люди, сочтя невозможным и дальше жить на острове Тсалал, вышли в море, надеясь достичь Полярного круга. Очень вероятно, что попытка эта не увенчалась успехом, путешественников подхватило течением и понесло на юг… Разве не могли они оказаться на той самой суше, что предстала взорам Дирка Петерса и Артура Пима южнее восемьдесят четвертого градуса? Именно в этом направлении, капитан, и следует направить «Халбрейн». Оставив за кормой еще две-три параллели, мы можем надеяться отыскать их. Наша цель там, и кто из нас не пожелает пожертвовать собой, чтобы достичь ее?

— Да поможет нам Господь, мистер Джорлинг! — отвечал Лен Гай.

Позже, оставшись со мной один на один, боцман не удержался и сказал:

— Я внимательно слушал вас, мистер Джорлинг, и, должен сознаться, вы меня почти убедили…

— Скоро у вас не останется никаких сомнений, Харлигерли.

— Когда же?

— Раньше, чем вы думаете!

На следующий день, 29 декабря, в шесть часов утра, шхуна снялась с якоря и, воспользовавшись легким северо-восточным ветерком, взяла курс прямиком на юг.

Глава IV

29 ДЕКАБРЯ — 9 ЯНВАРЯ

Я начал день с того, что внимательно перечитал двадцать пятую главу книги Эдгара По. В ней сказано, что туземцы хотели было броситься в погоню за двумя беглецами, прихватившими с собой дикаря Ну-Ну, но те уже успели отойти от берега на пять-шесть миль. Мы только что узнали, что от островов, замеченных ими в то время на западе, остались теперь лишь крохотные островки.

Наибольший интерес для нас представляют в этой главе следующие строки, которые мне хочется привести дословно: «Когда мы шли на «Джейн» к острову Тсалал с севера, позади нас постепенно оставались наиболее труднопроходимые районы сплошного льда, — как бы этот факт ни расходился с общепринятыми представлениями об Антарктике, мы убедились в нем на собственном опыте. Попытка пробиться назад, особенно в такое время года, была бы чистейшим вздором. Лишь одно направление сулило какие-то надежды, и мы решили смело плыть к югу, где по крайней мере имелась вероятность наткнуться на землю и еще большая вероятность попасть в теплый климат…»

Так рассуждал Артур Пим, так следовало рассуждать и нам. Итак, 29 февраля — 1828 год был високосным — беглецы вышли в «бескрайний, пустынный океан», простиравшийся за восемьдесят четвертой параллелью. Мы же видели на календаре всего лишь 29 декабря. «Халбрейн» опережала челн, отошедший от острова Тсалал, на два месяца, и ей вовсе не угрожало приближение долгой полярной зимы. Вдобавок наша шхуна, забитая провиантом, с отличными командирами и прекрасной оснасткой, внушала несколько больше доверия, нежели челн, имевшийся в распоряжении Артура Пима. В его каноэ из ивовых прутьев, пятидесяти футов длиной и четырех — шести шириной, еды было столько, что вся она помещалась в панцирях трех черепах, при том что питаться ею предстояло троим…

Исходя из всего этого, я рассчитывал на успех второго этапа нашего путешествия.

В первой половине дня за горизонтом скрылись последние островки погибшего архипелага. Море сохраняло тот же вид, который приняло после острова Беннета, — без единого кусочка льда (что неудивительно, раз температура воды равнялась 43°F (6,11°С). Течение неумолимо, со скоростью четыре-пять миль в час, относило нашу шхуну все дальше к югу.

Небо не покидали тучи птиц — все те же зимородки, пеликаны, буревестники, качурки и альбатросы. Однако ни одна птица не достигала гигантских размеров, о которых пишет в своем дневнике Артур Пим, и ни одна не оглашала воздух криками «текели-ли», повторяя самое распространенное словечко в языке острова Тсалал.