Жена дитя

локу, он взял сигару, откусил кончик, зажег ее и принялся курить.

Одним глотком выпил бренди с содой; через десять минут попросил вторую порцию, а потом и третью.

Несколько раз перечел письмо Роузвельдта, каждый раз возвращая его в карман и не сообщая содержание Фэн.

Время от времени он ложился на спину в постель, держа сигару в зубах: потом опять вставал и начинал ходить – нетерпеливо, как человек, чего-то ожидающий и сомневающийся, произойдет ли это.

Так провел мистер Свинтон весь день, одиннадцать долгих часов, не выходя из своего номера!

Зачем такое поведение, кажущееся столь эксцентричным?

Он один знал причину. И не сообщал ее даже жене, так же как и содержание письма. Предоставил ей строить предположения, не очень лестные для ее хозяина и повелителя.

Шесть раз заказывалось бренди с содовой и принималось с такими же предосторожностями, что и раньше. За день все было выпито и выкурено множество сигар. На обед только тарелка супа и корка хлеба – обычная диета после ночи кутежа. И так продолжалось до семи тридцати.

В это время произошло событие, которое заставило мистера Свинтона неожиданно изменить тактику. Он вдруг из эксцентрика превратился в нормального, если не вполне трезвого человека!

Глава XV

Прощальный взгляд

Всякий знакомый с планировкой Оушн Хаус и его служебных помещений, знает, что конюшня расположена на востоке. К ней ведет широкая дорога, проходящая вдоль южной стороны здания.

В тот самый вечер ровно в половине восьмого из конюшни выехала карета и остановилась у входа в отель. Поскольку на экипаже не было герба отеля, а кучер был не в форме, очевидно, экипаж был наемный; а время его вызова говорило о назначении. Из далекой гавани слышался свисток парохода, призывавшего пассажиров на борт; экипаж должен был отвезти туда постояльцев отеля.

Карета не обогнула все здание, а остановилась у южной стороны, где также есть выход и ведущие к нему ступени.

Две леди, стоявшие вверху на балконе, видели, как подъехал экипаж, но не придали этому значения. Их занимал разговор, гораздо более интересный, чем зрелище пустой кареты или даже рассуждения о том, кого она отвезет на пароход. Леди были Джули Гирдвуд и Корнелия Инскип; предмет разговора – «затруднение», возникшее накануне между капитаном Мейнардом и мистером Свинтоном. В отеле весь день только об этом говорили, и новость, конечно, проникла и в номер Гирдвудов.

Корнелия сожалела о случившемся. Джули тоже – по-своему.

Однако, с другой стороны, она не жалела. Втайне она считала себя причиной случившегося и потому была в глубине души благодарна. Она предполагала, что когда мужчины ссорились за выпивкой, они помнили о ней; впрочем, думала она преимущественно не о Свинтоне, а о Мейнарде.

Ожнако она не настолько заинтересовалась, чтобы встревожиться из-за этого происшествия. Сердце Джули нелегко завоевать или потерять за час.

– Ты думаешь, у них будет дуэль? – дрожа, спросила робкая Корнелия.

– Конечно, будет, – ответила более смелая Джули. –