Приключения-75

— ...Нам надо пойти в заказник и искать Семена Васильевича там. Поняла? — закончил Федор.

— Да-да, — ответила Стеша, пододвигая егерю миску. — Вы очень громко говорили там, в распадке. Подошла я и все слышала. Мой муж, если он жив, не мог поступить иначе. А пере... живания... они мои, и никто не может отнять их у меня. Только не в них дело... Надо идти — пойдем. Ты еду попробуй. Я вроде посолить забыла. И передай миску этому... Антону передай миску, — с некоторым усилием произнесла Стеша.

Когда Стеша заговорила, Федор все еще боялся, что она сорвется, что ей не хватит выдержки, как не хватило и ему, и сорвется она по-бабьи, со слезами, которые были для Федорова сердца нож острый и только ярили его. Затем слова жены инспектора насторожили, а потом Федор неожиданно за много-много лет почувствовал, что ему хочется выпрямить порванную когда-то медведем шею и посмотреть на Стешу прямо, а не чуть сбочь, как Зимогоров привык.

Он принял миску и взял ложку, попробовал ароматную еду, но никак не смог разобрать, действительно ли пшенка несолена или посолена в меру.

— Вкусно, — сказал он и передал миску Антону, только сейчас почувствовав, что она огненно-горяча. — С утра двинем в заказник. Так, Стеша?

— Не на ночь же глядя... — кивнула жена инспектора.

В серых клубах дыма над поляной вновь оранжево вспыхнули косые закатные лучи солнца.

— Идет... Идет кто-то... — Федор вскочил, вглядываясь в неверный пестрый свет меж дальних стволов. Он уж хотел пойти навстречу, но, увидев груженую лошадь, остановился, подумав недоброе.

— Гришуня! — крикнул Антон и побежал.

За ним сорвался Федор. Он увидел позади кряжистого парня и мужичонки, ведшего на поводу навьюченную пегую лошадь, инспектора Семена Васильевича. Друга своего увидел.

Стеша была бы рада встать, узнав мужа, да вдруг поняла — не сможет, ноги не удержат.

ВЛАДИМИР КАРАХАНОВ

Встреча с «Полосатым»

НЕОЖИДАННЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

Хорошо знакомый бакинцам норд, воспетый в стихах и лирической прозе местных авторов, свирепствовал пятый день подряд. Впрочем, свирепствовал — сказано слишком громко. Это не тайфун или ураган, сметающий на своем пути материальные ценности. Наш бакинский норд сметает уличный сор, состоящий главным образом из окурков и рваных билетов денежно-вещевой лотереи и лишь изредка позволяет себе выбить пару-другую стекол в легкомысленно распахнутых окнах. И все-таки мне кажется, никому из бакинцев, включая поэтов, он никогда не доставлял удовольствия. Что может быть приятного в ветре, который набивает рот пылью до скрипа на зубах, или в том, что очередной порыв вдруг швырнет в лицо кучу бумажных обрывков, перемешанных с высохшими листьями.

Так вот, этот северный ветер непрерывно дул почти неделю, что, по нашим бакинским представлениям, означал приход зимы. Факт сам по себе рядовой и вполне естественный, но мне он напоминал о конце года и некоторых неприятных для инспектора уголовного розыска событиях, которые я с удовольствием оставил бы в уходящем году. Но нераскрытую кражу в старом году не оставишь.

Положа руку на сердце, убыток Саблиных от кражи невелик. «Блузки-кофточки», как выражается мой непосредственный шеф Рат Кунгаров, а если быть точным, то еще и плюшевый тигренок — на кой черт вору сдалась игрушка? Разумеется, палочка в графе «нераскрытые преступления» не станет от этого тоньше или короче. Она отразится на соответствующих показателях нашего отдела точно так же, как если бы у Саблиных украли подлинник Левитана или гитару Иванова-Крамского.

И все-таки нераскрытых преступлений за весь год по нашему горотделу раз, два и обчелся. Что касается потерпевших, то они забыли о краже давно — убыток небольшой. Следовательно, дело совсем в другом. Статистика — объективная штука: в большинстве случаев неразоблаченный преступник не возвращается добровольно на стезю добродетели. Это означает, что любое из нераскрытых преступлений может обернуться новым, и тут уж приходится переживать.

Вот и эта кража стала моей любимой мозолью. Время от времени на нее наступает мое прямое и непосредственное начальство.

Начальник горотдела Шахинов делает это со свойственной ему деликатностью. На очередном совещании он вкратце напоминает о задолженностях по линиям служб, в том числе: «не все благополучно по линии УР с кражами из квартир», и мне ясно, что имеются в виду злополучные «блузки-кофточки и плюшевый зверь».

Начальник уголовного розыска Кунгаров по-приятельски наваливается на «мою мозоль» всей своей стокилограммовой тяжестью. После очередного шахиновского напоминания он вваливается в мою комнату — от его появления она становится совсем крохотной — и интересуется: «Ну что нового у тебя по тигру?» Он, конечно, отлично знает, что ничего нового у меня нет, и поэтому в ответе не нуждается. В разыгрываемой миниатюре Рат сам и автор, и режиссер, а мне отведена роль статиста.

Ветер стих, как будто его и не было. Норд всегда и появляется, и исчезает внезапно, едва ли даже метеорологи могут достоверно предсказать его поведение.

Теперь можно и не залезать в автобус. Я люблю пройтись по центральной улице этого города-спутника, размером напоминающего один из микрорайонов Баку.

Конец рабочего дня, и тротуары полны. Идти не спеша становится все труднее. Все-таки я типичный горожанин: всегда мечтаю о тишине и просторе, а свернуть в боковую улочку выше моих сил. Однако правильно говорят: прямой путь не всегда самый короткий. Правда, я своевременно увидел выходившую из магазина мне наперерез Лелю Саблину — потерпевшую на злосчастной краже. Реакция у меня хорошая, я мгновенно повернул круто влево, перешел улицу, но на противоположном тротуаре прямо уткнулся в поджидавших свою Лелю Игоря и бэби.

Едва я поздоровался с папой Саблиным, девочка дернула меня за полу пиджака и спросила:

— Дядя инспектол, а хде мой Усатик?

Выручила подошедшая мама Саблина. В ее присутствии остальные члены семьи всегда умолкали. Даже бэби подсознательно понимала, что Лелю все равно не переговорить. Я хотел извиниться по поводу затянувшейся поимки вора, но пауза оказалась слишком короткой даже для моей реакции. Заговорила Леля:

— Здравствуйте, здравствуйте... Вот это встреча... Мы только на днях о вас вспоминали, правда, Игорек? Как ваши дела? Все ловите? Ну и работка, хуже, чем у Игоря в лаборатории. Я в смысле вредности. А молоко вам не дают?

— Его заслужить надо. Юная гражданка требует своего Усатика, а... — я беспомощно развел руками, — одним словом: виноват.

— Да что вы, что вы, она и думать о нем забыла.

— Сиюминутный каприз, — вмешался солидно молчавший Игорь, — увидела вас и вспомнила своего тигра.

— По ассоциации?..

Мы смеемся, и прохожие начинают на нас оглядываться.

Леля снова берет инициативу в свои руки:

— Скажите, вам действительно важно его найти? Я ведь думала...

— По-моему, важно и нам, и вам всем, — мягко возражаю я. — Другое дело, кто не нашел. Не нашли мы — милиция. Тут уж вы ни при чем.

— И мы тоже виноваты, — решительно заявляет Леля. — То есть я хочу сказать, Игорь виноват. Конечно. Это ты тогда твердил: «Дался тебе этот ворюга, скоро получу тринадцатую, и купишь себе тряпки», как будто в тряпках дело. А теперь, наверное, поздно, но я все равно расскажу.

Смысл сбивчивого Лелиного рассказа сводится к следующему. У них в подъезде на первом этаже живет старый инвалид Егор Тимофеевич. Он-то и видел вора, или, точнее, слышал. Старик этот слепой. Не от старости, не от болезни: в войну он был водителем Т-34, и ходили такие тогда еще без перископов.