Железная рука

— Железная Рука! Нет, нет, это невозможно! — пролепетал утопленник. — Это призрак! Даб говорил… Мы же схватили его. И выдадим Королю. Он убьет его… Но сперва помучаем!

Мерзкая усмешка искривила губы бандита.

— Слушай, — громко сказал Железная Рука. — Ты умрешь. Твоей жизни, полной преступлений и гнусности, через несколько минут придет конец. А сейчас, в это мгновение, не пора ли подумать о раскаянии?

— Раскаяние! О! Это все красивые слова. После двадцати лет каторги, двадцати лет страданий и лишений, что мне смерть? Да, я раскаиваюсь, что не убил тебя, не задушил своими руками, проклятый Железная Рука! Ты меня вновь бросил на каторгу, откуда меня вытащил наш Король! Будь ты проклят! Проклят!

На губах негодяя выступила красноватая пена.

Мадьяна умоляла бандита искупить все плохое, что он совершил в жизни, сделав признание, которое позволило бы найти, спасти Мустика. Каторжник отвечал грязными ругательствами.

Внезапно дверь отворилась, и на пороге появилась настоятельница, одетая в свое обычное платье из грубой шерсти, в белом чепце, обрамлявшем ее лицо. Очень прямая, она подошла к постели каторжника и устремила на него свой взор, соединив руки и шепча молитву. Бандит откинулся на подушку, широко открытыми глазами глядя на это видение — свидетельство доброты и сострадания.

Женщина сказала:

— Симонне, я узнала, что ты со своими дружками по каторге сделал еще одно недостойное дело. Так слушай меня!

Крупная дрожь сотрясла тело презренного: он отворачивался, словно желая избежать этого взгляда, который проникал в самую глубину его души.

— Симонне, вспомни! Сюда ты прибыл погрязшим в преступлениях, но прежде всего ты был просто несчастным человеком и попросил разрешения говорить со мной. Помнишь, ты рассказал мне о своей жизни, увлечениях, падении… О том, как из достойного уважения человека ты превратился в вора, в мошенника и, наконец, в убийцу.

Я утешала, подбадривала тебя, и тогда, признавшись во всем, ты доверил мне выполнение одной миссии… Далеко во Франции осталось твое дитя, почти сирота, ведь его мать, твоя жена, умерла от отчаяния. Ты умолял меня не оставлять ребенка моим вниманием, спасти малыша. Это так, Симонне?

Симонне, ничего не говоря, захлопал веками.

— В грязи каторги ты, несчастный, опускался все ниже и ниже. Однако в твоей душе горел свет, который не потухал. И все шесть месяцев я приходила, верная своему слову, чтобы поговорить с тобой о сыне, который выбрал карьеру священника, учится, ведет праведную жизнь. Симонне, я видела слезы в твоих глазах. Слезы радости и сожаления оттого, что ты не можешь прижать его к своей груди.

— Замолчи! — прохрипел каторжник. — Не говори мне о сыне.

— Я буду говорить тебе о нем, заблудшая душа. Это от его имени я прошу тебя быть добрым, великодушным человечком. Ты участвовал в похищении ребенка, юноши, который чуть старше твоего сына, и ты знаешь, какая страшная участь его ждет. Подумай о сыне, ведь на него может пасть невольная ответственность за преступление… За все надо платить! Из жалости к тому, кого ты любишь, говори. Говори, помоги честным людям освободить невинного.

— Нет и нет, — снова прорычал каторжник.

— А я обещаю написать твоему сыну и сказать ему, что в минуту доброго просветления ты искупил все ошибки, и его душа расцветет… И если Бог призовет тебя к себе, сын произнесет твое имя с почтением и любовью… Скажи, Симонне, разве тебе не радостно знать, что сын благословляет тебя?

Едва монахиня произнесла эти слова, как Симонне вскочил на своем ложе и с просветленным лицом, блестящими глазами, преображенный, воскликнул:

— Хорошо! Да, да! Матушка, вы нашли слова, которые заставили отозваться мое сердце. Быть добрым, получить благословение! Ах, мне кажется, я возрождаюсь. Бандита больше нет, каторжника нет, есть лишь отец, который хочет быть любимым. О, достанет ли у меня сил?.. Здесь присутствует врач? Пусть поможет мне, я буду говорить.

Врач приблизился и дал несчастному сильное подкрепляющее лекарство.

Симонне одним махом выпил его.

— Слушайте меня теперь! Да, нас послал сюда Король каторги, чтобы похитить Железную Руку. Из-за темноты мы допустили промашку… и взяли Мустика.

— Куда вы должны были его доставить?

— В верховья Марони, на остров Нассон, где расположился первый лагерь каторжников.

— Как! Они уходят в глубь Гвианы!

— Да, да, они уходят далеко, очень далеко, чтобы получить золото, много золота.

— Чтобы ограбить прииск Сен-Клер! — вскричал Железная Рука.

— Чтобы поставить под угрозу жизнь моего отца! Мадьяна упала на колени и протянула к умирающему руки.

— О, умоляю вас! Говорите, говорите! Чтобы я смогла, по крайней мере, умереть подле него…

Симонне прислушался к этому чистому голосу, слабая улыбка коснулась его губ.

— Быть добрым! Быть добрым! — повторял он. — Да, я хочу говорить. Ведь вы еще не все знаете. Я — обманщик, совершивший еще одно мошенничество.

— Какое?

— По приказу Короля я написал письмо… подложное письмо.

Ему не хватало дыхания. Чувствовалось, что только воля удерживает в этом разбитом болезнью человеке остаток жизни.

— Письмо? — настоятельница. — Адресованное кому?

— Отцу… Мадьяны. Месье де Сен-Клеру… чтобы заманить его… в ловушку…

— Но от чьего имени оно написано? Кому доверяет месье де Сен-Клер, кто его подписал?..

— Я подделал… руку его дочери… и подписался ее именем. Я внушаю вам ужас! — несчастный. — Да, я сделал это… Прошу простить меня. В моем бумажнике вы найдете черновик письма.

Умирающий не мог говорить дальше: сильная конвульсия сотрясла все его тело.

Монахиня подошла к нему и обняла.

— Спасибо, Симонне, — сказала она. — Вы совершили акт доброты и справедливости. От имени сына благословляю и целую вас.

Каторжник пошевелил губами. Ему хотелось вернуть поцелуй, предназначенный его ребенку, но силы покинули тело.

С лицом, освещенным радостью, он умер.

Все склонили головы. Торжественная и раздирающая душу сцена. Всех сердец коснулось дыхание жалости и прощения.

Бумажник покойного легко нашли. В нем оказалось много разных бумаг, не представлявших никакой ценности, но обнаружился написанный рукой Мадьяны текст песни, которую она дала Железной Руке в Неймлессе. В этом же конверте лежало письмо, адресованное месье де Сен-Клеру.

Сходство было разительное. Шедевр криминальной ловкости.

Железная Рука принялся громко читать послание:

— «Дорогой отец, извините меня, но я не могу дольше оставаться вдали от вас. Мой жених, Поль Жермон, стал жертвой новых преступных нападок, к тому же его тревожат те опасности, которым я могу подвергнуться. Он хочет, чтобы дочь была рядом с отцом. И я одобряю его решение.

Поскольку вы пока еще не можете приехать ко мне, дорогой отец, я сама отправляюсь к вам. Сегодня же выезжаю в Верхнюю Марони. Но так как мы не знаем, где точно расположен прииск, мы бы воспользовались услугами гидов, которые проводили бы нас до истоков Аламы у подножия горы Митарака. Выезжайте нам навстречу, мы будем жить на старом прииске Сан-Эспуар, неподалеку от Неймлесса. О, отец! Как я была бы счастлива упасть в ваши объятия! Уверена, что вы будете любить моего друга, защитника и жениха. До скорой встречи. Ваша дочь Мадьяна».

Презренные! — воскликнул Железная Рука. — Поистине дьявольская затея. Заманить месье де Сен-Клера в ловушку, убить его и разграбить его прииск… Но я не дам исполниться злому умыслу. Обещаю, что найду Мустика! Мадьяна, клянусь, я спасу вашего отца. Я немедленно выезжаю.

— Вы полагаете, мой друг, — в свою очередь воскликнула Мадьяна, — что я позволю вам в одиночку рисковать ради меня жизнью? Я еду с вами!

— Мадьяна!

— Я умру вдали от вас, каждый день тревожась за жизнь друга. Ведь вы не хотите, чтобы я умерла?

— Моя дорогая суженая! [243]

— Да, суженая. И в жизни, и в смерти. Согласны вы, чтобы я вас сопровождала?