Пламя в джунглях

Трое стояли уже на поляне, готовые к нападению. Один из них наклонился и тут же отпрянул назад:

— Белый! Англэ!

Человек слабо застонал, и они горячо заспорили, решая его судьбу. Им улыбнулось охотничье счастье, столь редкое в сезон дождей: убили двух кабанов. Взять чужеземца с собой, значит оставить часть добычи. В деревне так надеются на них. Там стосковались по мясу. Наступают голодные дни. Дожди загоняют дичь в непроходимую глушь. Он — англэ, а англэ приносят зло. Но он человек, ему нужно помочь. Таков закон джунглей.

Человек слабо застонал. Спор разом прекратился. Один принес воды, двое других занялись раной. Незнакомец что-то мычал, когда его тяжелое тело приподнимали, переворачивали. Ему плеснули в лицо пригоршню воды. Дрогнули ресницы, веки медленно разлепились.

— Ты кто? Англэ? — спросили его.

Человек молчал.

— Я — Гаро, Он — Нгамба, Тот — Дегалант. А ты кто? Англэ?

Незнакомец пошевелил головой. Вытянул губы, напрягаясь, вытолкнул из себя:

— Русс…

— Рус, рус! — трое заулыбались, весело переглянулись.

Они откровенно радовались: не нужно теперь ломать голову. Он не инглис, а обычный человек, и все решается просто, само собой. До деревни — рукой подать, подняться лишь в гору. Успеют обернуться до ночи. Авось, звери не сожрут тушу кабана.

— Рус, где живет твое племя? — допытывался высокий атлет, назвавшийся Гаро.

Но человек молчал.

Он закрыл глаза, отключаясь от желанной игры. Это же бред! Он так жаждал встречи с людьми, что вызвал их силой воображения. Сейчас все пройдет. Сейчас. Его поднимают и несут. Или ему это кажется?

ГАУДИЛИ

— Мама!

Строгое лицо со скорбными складочками в уголках сухого рта колеблется. То приближается, то удаляется. Глаза смотрят печально, озабоченно. Они по-матерински ласковы. И все-таки это не мама. Чужие руки прикасаются к Алексу, чужие слова шелестят над его головой.

Время остановилось. Да полноте, существует ли вообще мир? Есть ли простор и голубое небо? Каменный свод и звериные шкуры. Ни солнца, ни звезд. Сплошная ночь. Плотный мрак по углам, который бессилен осветить дрожащий язычок фитиля. Где он? Что с ним? И кто эта женщина с таким суровым и добрым лицом, на котором годы сплели частую сеть морщин?

— Маури, — говорит женщина и улыбается, совсем как мать. С ней, заботливой Маури, очень легко и покойно, словно стал он опять Саней и попал в родной дом.

Тревожит другая женщина. Молодая, пристально изучающая его из темного угла пещеры.

Она поразила уже тем, что заговорила с ним на хорошем английском языке. От неожиданности он даже привстал, но она сразу ушла, приложив палец к губам. Видно, просто хотела, чтобы он экономил возвращающиеся силы и не тратил энергию на пустые разговоры. Она часто заглядывала сюда. Звали ее удивительным звучным именем — Гаудили.

Алекс выздоравливал. Клейкая рисовая кашица и мясо, пахнущее дымом, твердая лепешка и полусырые пирожки со странной начинкой (он потом лишь узнал, что это были запеченные в тесто гусеницы), дикие бананы и гауава, батат и обычный лук, сладкая редька и кислые плоды тамаринда, нежные побеги бамбука и пряная трава — все это он поглощал с таким завидным аппетитом, что вызывал искреннюю радость у женщин, лечивших его. Наконец настал день, когда он соскочил с топчана. Выпрямился и головой подпер потолок. Прошелся из угла в угол — нога в порядке. В жилах бродит кровь, живая, горячая. Развернул плечи, заныло в левом. Ну, ничего! Провел ладонью по лицу. Вот так бородища! Настоящий дед. И усы, усы!

Тесная пещера, увешанная шкурами, показалась Алексу уютней. Наверное, от того, что он должен скоро распрощаться с ней.

— Большое спасибо тебе, Маури! — Алекс низко поклонился сухонькой старушке и повернулся к Гаудили. — И тебе, Гаудили, спасибо. Никогда не забуду, что вы спасли меня от смерти. Вы и ваши люди.

— Женщинам делать здесь больше нечего. Я пришлю Гаро и Нгамбу, — Гаудили помолчала, раздумывая. — Скоро ты покинешь нас. Твой дом не здесь. — И вздохнула.

Она впервые вышла из угла. Робкий огонек осветил ее лицо, и Алекс замер, потрясенный.

В самой глубине больших темных глаз девушки вспыхнули золотые искорки. Она прикрыла их короткими пушистыми ресницами. Живые тени затрепетали на позолоченной солнцем коже.

Тяжелый узел волос оттягивал гордую голову назад, у самого уха качалась белоснежная орхидея.

— Ты покинешь нас, — грустно повторила девушка.

— Да, я спешу на Родину помочь ей избавиться от врагов. Мое место там.

— Что ты можешь сделать один?

— Моя страна огромная. Нас много. Каждый встанет, лес вырастет. Смотри! Эти пальцы в отдельности — ничто. А теперь, — Алекс сжал кулак и ударил о ладонь, — это уже сила.

— Но ты — деревце в джунглях, капля в реке.

— Без деревьев не будет джунглей, а из капель рождается река.

— Я читала в одной книге, что незрелости возраста не обязательно сопутствует незрелость мысли. Ты доказываешь справедливость этих слов. Молод, а рассуждаешь, как наши старейшины. Однако уходить тебе еще рано. Путь трудный, а ты еще слаб. Прощай! Я пришлю Нгамбу и Гаро!

Это были огромные парни, рослые, широкогрудые, от которых в пещере стало совсем тесно. Удлиненное лицо Гаро, его тонкий с горбинкой нос, изогнутые черные брови, выразительные глаза с тяжелыми веками и энергичный рот подчеркивали его властность, силу воли. Гаро был сыном жреца. Нгамба выглядел попроще: скуластое округлое лицо, крупный прямой нос с широкими ноздрями, прямые мохнатые брови да скошенный подбородок. Пухлые, немного выпяченные губы и мягкий свет карих, чуть косо поставленных, глаз скрадывали грубоватость лица.

Оба были нчиелис, то есть переживали неуловимый переходный момент, когда юноша готовится стать мужчиной. Они казались угловатыми от неумения совладать с переполнявшей их энергией.

Парни приносили Алексу еду на весь день и поочередно дежурили. Часто засиживались, стараясь развлечь рассказами о своей деревне и охотничьими историями. Дотошно интересовались его прежней жизнью, расспрашивали, имеет ли он семью, какова там охота. Негодовали на врагов, напавших на его сильное и доброе племя; предлагали набрать много-много воинов и идти выручать из беды соплеменников. Так родилась их дружба.

От Гаудили Алекс получил первые уроки местного языка. Теперь он, призывая на помощь жесты, мог вести продолжительные беседы.

Что же это было за племя, спасшее Алекса?

Сиеми — лесные люди. Над ними постоянно висит угроза нападения со стороны более сильных соседей. Поэтому они всегда настороже. У них даже вошло в обычай стрелять из лука в каждого чужого человека, появляющегося без предупреждения вблизи их деревни. Селения сиеми прячутся по обрывистым склонам, в уголках долин, в дебрях джунглей. К ним можно приблизиться лишь с одной стороны по узкой тропинке, перерезаемой рвами и стенами из бревен и камней для обороны. Вокруг деревень устроены заграждения, ловушки. Там, в высокой траве или под прикрытием опавших листьев, торчит много острых колышков из бамбука, и даже местные жители иногда наступают на них.

Когда-то сиеми считались сильным племенем. Среди них было много искусных мастеров и храбрых воинов. Они жили в горах и владели секретом изготовления део-мони — бусинок-духов. Как известно, эти бусы обладают тайной магической силой. Ожерелья из них есть у каждого взрослого нага и передаются по наследству, как драгоценный талисман. Бусы-духи изготовлялись из тщательно обработанного бамбука гарео при помощи огня. Сиеми, полагаясь на волшебную силу део-мони, были беспечными и поплатились за это.

Однажды, когда сиеми делали свои део-мони, дымы их костров заметили качары — могущественное злобное племя. Король качаров послал своих воинов выяснить причину столь черных дымов. Те напали на селение и захватили несколько сиеми в плен. У них потребовали открыть секрет изготовления део-мони, но пленники отказались. Тогда несчастных подвергли пыткам: им надели на головы железные горшки, раскаленные на огне. От жары у пытаемых лопались черепа, но ни один не выдал тайны.