Тарзан и люди-леопарды

Орандо захотелось выяснить, не является ли духом также и обезьянка, пристроившаяся на плече мушимо. А вдруг это дух Ниамвеги? Тогда они станут дружить по-прежнему, хотя Ниамвеги и погиб.

Эта мысль пришлась Орандо по душе, и он с той же секунды стал отождествлять обезьянку с Ниамвеги. Осталось только убедиться в своих предположениях относительно белого гиганта.

– Мушимо! – окликнул он.

Незнакомец обернулся и огляделся по сторонам.

– Что за «мушимо»? – спросил он.

– Мушимо – это ты, – ответил Орандо.

– Ты звал меня?

– Да.

– Зачем?

Теперь Орандо был убежден в том, что не ошибся. Какое везение! Как ему станут отныне все завидовать!

– Так что тебе нужно? – допытывался его спутник.

– Хотел спросить, мушимо, далеко ли люди-леопарды, – нашелся Орандо.

– Мы их нагоняем, но, увы, ветер дует нам в спину, а это мне не нравится, так как Уша-ветер может опередить меня и сообщить тем, кого я преследую, о моем приближении.

– Что же делать? – спросил Орандо. – Перед ветром я бессилен, но ты-то наверняка можешь заставить его сменить направление.

– Нет, – ответил спутник Орандо, – но перехитрить могу. Я часто так делаю. При встречном ветре я всегда охочусь на земле, и Уша сообщает обо мне всем, кто находится у меня за спиной и до кого мне нет дела, а когда ветер попутный, я перебираюсь на деревья, и Уша проносит мой запах над головами моих жертв. Когда же я скрываюсь от преследования, Уша доносит до моих ноздрей запах неприятеля. За мной!

Незнакомец ловко запрыгнул на низко склоненную ветвь раскидистого дерева.

– Постой! – крикнул Орандо. – Я не умею передвигаться по деревьям!

– Тогда иди по земле, а я быстро пройду вперед и разыщу людей-леопардов.

Орандо усомнился в разумности такого решения, но не успел возразить, поскольку белый уже скрылся в густой листве с обезьянкой на плече.

– "Жаль, что мушимо унес обезьянку с собой, – подумал Орандо. – Теперь у меня нет никаких доказательств. Когда я расскажу обо всем в деревне, мне просто не поверят. Люди станут говорить, что Орандо отъявленный лгунишка".

Прямо перед ним тянулась цепочка отчетливых следов людей-леопардов, но на что, кроме смерти, может рассчитывать одиночка, выступивший против четверых?

Однако Орандо и не думал отступать.

Пожалуй, в одиночку ему не отомстить убийцам Ниамвеги, но зато он, по крайней мере, выследит деревню людей-леопардов, а потом приведет туда воинов своего отца, вождя Лобонго.

Идя вперед решительным шагом, чернокожий воин преодолевал милю за милей, а чтобы скрасить однообразие пути, мысленно перебирал утренние приключения. Естественно, что мысли о мушимо затмевали все остальные. Такое событие не могло сравниться ни с чем в жизни Орандо, и он с воодушевлением вновь и вновь припоминал каждую мельчайшую деталь встречи.

Едва ли не с гордостью собственника думал Орандо об удали своего второго «я» из мира духов. Он прекрасно запомнил каждый жест и каждое слово мушимо, но больше всего охотника поразило недоуменное выражение, часто мелькавшее в темно-серых глазах, словно тот безуспешно силился что-то вспомнить.

Что же пытался вспомнить мушимо?

Может, свою прежнюю земную жизнь? Припоминал реакции живого тела на земные раздражители? Наверняка ему надоело быть духом и захотелось снова жить, бороться и любить.

С такими думами Орандо проделал не одну милю, совершенно отрешившись от того, что должно было интересовать его прежде всего.

Так, например, он не обратил внимания на то, что следы врагов стали совсем свежими. В оставшихся после ночного дождя лужах, по которым прошли люди-леопарды, не успела осесть муть, а с краев отпечатков ног еще осыпались комочки земли. Но и этого не заметил Орандо, хотя и считался хорошим следопытом. Похвально, когда порой человек способен сосредоточиться на какой-то одной мысли, однако при этом нельзя терять наблюдательности, особенно когда находишься в диких джунглях.

Когда тропа вывела Орандо на небольшую поляну, он и на сей раз не обратил внимания на легкое движение в окружающих зарослях.

И это он, от которого следовало ожидать осмотрительности. Хотя охотник и не мог видеть четыре пары злобных глаз, хищно следивших за ним сквозь листву, он имел достаточно опыта жизни в джунглях, чтобы обнаружить засаду, но, увы, это не произошло. Зато когда Орандо оказался на середине поляны, он увидел все, что давно следовало бы заметить. Из кустов с дикими воплями выскочили четверо людоедов в устрашающих нарядах.

Ни разу Орандо, сын Лобонго, не сталкивался с кем-либо из секты, которую все боялись и ненавидели, секты людей-леопардов, но когда он увидел нападавших, то сразу понял, с кем имеет дело.

И в этот момент люди-леопарды окружили его.

III. О ЧЕМ ПОВЕДАЛИ МЕРТВЕЦЫ

Когда девушка выстрелила, Голато вскрикнул от боли, скрючился и вывалился из палатки, зажав рукой рану на правом предплечье.

Кали-бвана поспешно встала, оделась, нацепила пояс с патронташем и револьвером в кобуре. О сне не могло быть и речи – если Голато выбыл из игры, то оставались другие, которых следовало опасаться в не меньшей степени.

Девушка зажгла лампу, села в шезлонг, держа ружье на коленях, и приготовилась провести остаток ночи, не смыкая глаз. Но если ей мерещились очередные посягательства, то она была приятно разочарована. Ночь тянулась так нескончаемо долго, что утомленный организм не выдержал напряжения, и девушка наконец заснула, сидя в шезлонге.

Когда она открыла глаза, солнце уже взошло. Буря умчалась дальше, оставив после себя лишь лужи да мокрую парусину – единственные доказательства своего пребывания в лагере. Девушка подошла к пологу палатки и крикнула своему слуге, чтобы тот поторапливался с водой для умывания и с завтраком. Выглянув наружу, она увидела носильщиков, собирающих поклажу, рядом с ними Голато с наспех забинтованной рукой на самодельной перевязи, а также своего слугу. Она позвала слугу вторично, на сей раз более строгим голосом, но тот не обратил на нее никакого внимания, продолжая увязывать тюк.

Тогда она сама подошла к нему, сверкая гневно глазами.

– Ты что оглох, Имба? – недовольно спросила девушка. – Почему ты не выполняешь мою просьбу?

Слуга, угрюмый негр средних лет, насупился и отвел глаза. Голато насмешливо поглядывал на девушку. Члены сафари побросали работу, наблюдая за белой госпожой, среди них не было видно ни одного сочувствующего лица.

– Отвечай, Имба, – потребовала девушка. – Почему ты ослушался меня?

– Здесь командует Голато, – последовал грубый ответ. – Он главный. Имба подчиняется только Голато.

– Имба подчинится мне, – возмутилась девушка. – Больше Голато не главный.

Выхватив из кобуры револьвер, она направила ствол на Имбу.

– Приготовь ванну. Ночью в темноте было плохо видно, поэтому я попала Голато всего лишь в руку. Но на свету я уж не промахнусь. А ну, пошевеливайся!

Имба бросил умоляющий взгляд на Голато, но самозванец никак не отреагировал. Такой Кали-бвану он еще не видел. Сложилась новая ситуация, которую медлительному мозгу Голато еще предстояло переварить. Имба, точно покорная овечка, послушно зашагал к палатке своей госпожи. Негры принялись перешептываться между собой.

Кали-бвана добилась своего, однако опоздала. Глубоко посеянные семена недовольства и бунта уже успели прорасти, и, хотя сейчас девушка одержала легкую победу, впереди ее ожидало поражение. Тем не менее она испытывала удовлетворение при виде Имбы, готовящего ей ванну, а позже – завтрак.

Во время еды она с недоумением обнаружила, что носильщики взваливают на себя поклажу, готовясь к походу, хотя палатка ее стоит на месте и никаких распоряжений о выступлении она не давала.

– В чем дело? – спросила она, подбежав к собравшимся и обращаясь к помощнику Голато, которого собиралась назначить главным.

– Мы возвращаемся, – ответил тот.

– Вы не посмеете уйти, бросив меня одну, – возмутилась девушка.