Граница у трапа

Мы подъехали к воротам порта. Охранник сунулся к машине, увидел форменные фуражки, знакомые лица, махнул рукой — можно ехать. У будки охраны стоял пограничный наряд — автоматы за плечами, фляги оттягивают пояса, фуражки чуток на затылке. Солдаты вытянулись, завидев в машине своего старшего лейтенанта.

Никитин посмотрел на часы.

— «Ростов» быстренько отпустим и — на «Сансет».

— «Быстренько», — не удержался я. — По инструкции!

С «Ростовым» мы разделались относительно быстро — закрыли на нем границу, оформили отход. В самый последний момент оказалось, что у второго помощника и диспетчера нефтегавани не сходятся цифры погрузки, поэтому судно какое-то время вынуждено задержаться у причала.

Мы сошли на берег и совсем недолго постояли в ожидании рейдового катера «Озерейки». Однако оказалось, что в этой части порта, запруженной танкерами, негде пристать, поэтому пришлось вновь грузиться в «рафик».

Машина помчалась по порту, мягко подпрыгнула несколько раз на переезде и остановилась у домика карантинной инспекции.

Шофер коротко просигналил. Свет в окошке погас. Через полминуты к нам выхромал Владимир Николаевич — инспектор карантина по растениям. Он с трудом забрался в машину — мешал протез, и мы поехали за врачом.

Опять остановка. Шофер несколько раз просигналил, включил и выключил дальний свет фар.

— Доброй ночи, товарищи, — поздоровалась она, и мы дружно ответили, заулыбались. Как-никак — единственная женщина в комиссии.

— Поехали! — похлопала она шофера по плечу. — В «Инфлот» заезжать не будем. Он ждет у катера.

Мы опять промчали вдоль складских зданий, железнодорожных путей, металлоконструкций на двадцать пятый причал, где ждал катер.

Когда перебирались на «Озерейку», от громады холодильника ветер донес оглушающий запах аммиака.

— Фу! — зажала врач нос — Опять у них утечка. Приеду, оштрафую.

Мы не успели устроиться в носовом салоне, как катер, отвалив от причала, ринулся в ночь.

На переднем сиденье дремал с папкой в руках агент «Инфлота», невысокий, кучерявый крепыш.

— Эй! — похлопал его по спине Саша Кондратюк. — Почему на рейде принимаем?

— Причалы забиты, — равнодушно ответил агент.

— Завтра к вечеру поставим под погрузку.

— Станем высаживаться, — тихонько напомнил мне Никитин, — не забудь фуражку надеть.

— Не забудь потемнее накидку, — замурлыкал сидевший сзади Кондратюк.

Все рассмеялись. С Кондратюком было весело.

На «Сансет» высаживались тяжело — трап смайнали не до конца, и пришлось подсаживать друг друга. Особенно досталось врачу — юбка у нее была узковата. Она высадилась первой, кого-то отчитала наверху на ломанном английском, узнала, как дела на судне, и громко сказала нам, ждавшим внизу:

— Поднимайтесь! Говорят, все в порядке.

У входа в надстройку ждал высокий, плечистый парень в белой куртке стюарда. Черные прилизанные волосы красиво, контрастировали с белоснежной улыбкой. Каждому стюард говорил традиционное «хаудуюду», каждому показывал на двери.

Мы вошли в надстройку и затоптались на месте, не зная, куда идти. Судно старенькое, нетиповой постройки. Я ни разу не был на подобном. К тому же неизвестно, где принимал капитан, — у себя или в кают-компании.

Стюард вывернулся из-за наших спин и на прекрасном английском пригласил следовать за ним. Я шел первым, смотрел на его накрахмаленную спину и мечтал о стакане минеральной со льдом.

Вентиляция была дрянной — откуда-то полз сладковатый запах приправ.

— Клопов морили, что ли? — спросил сзади Кондратюк.

— Ничего, — успокоил карантининспектор. — Сейчас как все враз закурим, ничего не будет слышно.

В кают-компании, как обычно, — большой стол, на котором искрились бокалы, отдельно — распечатанные пачки сигарет. Спички фирменные.

— Подождите, пожалуйста, минуту, — ослепительно улыбнулся стюард. — Капитан сейчас придет.

Карантининспектор подмигнул мне и показал взглядом в сторону, где на маленьком столе, кроме батареи разнокалиберных бутылок, лежал поднос с крохотными бутербродами, нанизанными на «спички».

— Ишь, приготовились. Споить хочет буржуазия.

Мы рассаживались, вынимали из портфелей и раскладывали перед собой бланки, штампы, штемпельные подушечки, устраивались поудобней.

Стюард застыл в углу манекеном.

Карантининспектор любовным взглядом окинул стол, шлепнул бланки на скатерть, энергично сказал:

— Приступим?

Заметив взгляд карантининспектора, стюард приблизился скользящим шагом, доверительно спросил вполголоса, склонившись:

— Пиво? Коньяк? Виски? Оранжад? Кока-кола? Ром? Вино?..

Карантининспектор глазами указал на красочную бутыль.

Я выбрал оранжад со льдом.

Никитин сделал вид, что ничего не слышит.

Мы, как и пограничники, должны быть стойкими, но уж больно хотелось пить.

Стюард приготовил мне оранжад — откупорил бутылку, достал щипцами из никелированного ведерка кусочек льда, наполнил бокал.

Карантининспектору, заговорщицки улыбаясь, налил стопку «Фундадора».

Мой сосед обвел стол скучающим взором, небрежно взял рюмку, выпил, после чего с преувеличенным видом углубился в изучение пустых бланков.

— Слышь, Юр, — выдохнул он мне на ухо, — что за пойло он мне плеснул? Жжет.

— По-моему, это виски «Белая лошадь», — громко заметила со своего места врач. — Самое гадкое, от которого чаще всего случается белая горячка. И цирроз печени.

— Так я ж для расширения сосудов, — забеспокоился карантининспектор, удрученный тем, что его маневр не прошел незамеченным. — Я, так сказать, соблюдаю дипломатический протокол...

— Послушайте, где капитан? — спросил Кондратюк стюарда, — Уже начало второго.

Старшего лейтенанта было не узнать. Куда девался прежний балагур! Здесь он был подтянут, суров, ни капли улыбки.

Стюард вежливо улыбнулся, хотел ответить, но в это мгновение стеклянные двери кают-компании открылись, и перед нами предстал капитан, которого вела под руку смуглая девушка.

Карантининспектор, с наслаждением затягивавшийся американской сигарой, поперхнулся дымом, закашлялся. Коробка спичек с наклейкой, изображавшей красивое судно, выпала из его пальцев на палубу. Я поднял ее, зажал в кулаке, уставился на капитана. Невероятно, но мастер был в стельку пьян. Покачиваясь, словно в десятибалльный шторм, капитан с помощью девушки добрался до своего места и дрожащими пальцами прикрыл вспотевшее чело.

Я сунул коробку спичек в карман — наклейка предназначалась Вовчику.

Негромко спросил Никитина:

— Выход есть, каково же будет представление?

— А дочка у него ничего, — тихо сказал мне карантининспектор. — Вот батька... Н-да...

— Что с капитаном? — обратился старший лейтенант Кондратюк к стюарду.

Тот пожал плечами и сделал удивленные глаза.

Никто не улыбался. Работы невпроворот, а тут такие дела...

Капитан молчал, подперев обеими руками тяжелую голову.

— Вспоминает, в какой порт зашел, — шепнул я Никитину. — Ну, что делать будем?

— Мистер капитан, заполните, пожалуйста!

Никитин протянул бланк.

Капитан, мутно глядя на бумагу, чиркнул ослабевшей рукой в ненадлежащих местах, что-то промычал и опять погрузился в самосозерцание.

Его непонятное поведение поразило всех.

Я попытался завязать беседу, но ничего, кроме ограниченного набора псевдоанглийских слов, которые выслушал из чисто лингвистического интереса, не добился.

Порой капитан для разнообразия добавлял кое-что из испанского фольклора.

Время шло.

— Скоро светать начнет, — громко оповестил я заскучавшее собрание.

Никитин сердито рассматривал испорченные капитаном бланки, старший лейтенант совещался с агентом «Инфлота».

— Хулиган какой-то, а не капитан, — подытожила общую мысль врач. — Надо сообщить его руководству.

— Лучше его бабушке. Одно и то же.

Разнося оранжад и кока-колу, стюард иронически улыбался, показывая глазами на капитана. Заметив его ухмылку, девушка что-то сердито сказала, и стюард ровнехонько застыл в своем углу, рядом со столиком с напитками.