Приключения маленького горбуна

— На закуску я расскажу вам кое-что приятное. Я знаю массу замечательных историй специально для малышей.

— Я не любопытен, — ответил Гектор, беря второй банан.

— И все же некоторые факты испортят тебе аппетит. Так вот, это я выдал твоего отца и Татуэ французским властям на Таити.

— Ты врешь! — возразил маленький горбун, вскакивая с места.

— Никогда! Особенно, когда хочу досадить кому-нибудь. Пока «Лиззи» стояла на рейде, я на шлюпке ночью доплыл до берега, пошел прямехонько к прокурору Республики и поведал ему вашу маленькую тайну. Правда, двое моих корсаров чуть не погибли.

— Ну и что… — Мальчик презрительно пожал плечами.

— Потом я подрезал перт на бушприте… — язвительно продолжал Корявый.

— Вы еще и убийца! Вы хотели убить моего брата! — возмутилась Лизет.

— Да. Я даже пытался его утопить, сделав вид, что спасаю. Я был бы счастлив притащить труп отцу… Но, к сожалению, появился Татуэ…

— Еще немного — и я бы умер, — съехидничал маленький горбун. — Странно, что мы здесь и живы…

— А на Фиджи я выкрал секретную папку у капитана из сейфа и все документы послал Нику Портеру с курьером с «Батавиа», которая проходила через Торресов пролив. Ник Портер вовремя получил их, потому и атаковал «Лиззи»…

— Однако храбрые моряки неплохо потрепали бандитов, — перебил Тотор.

— Нет веселья без похмелья, — продолжал предатель, — на следующий день я вывел из строя две пушки, но так как это мало помогло, я поджег шхуну, чтобы мне легче было вас поймать и увести, «мои маленькие ангелы», как говорит грубиян Татуэ. Когда огонь бушевал от киля до мачты, я пробрался к вам и сбросил в воду. Правда, перед этим я принял некоторые меры предосторожности, вывесив на корме черный флаг — знак, который понимают пираты, а потом уже бросился за вами. Нас немедленно подобрали и доставили к Нику Портеру как заложников. А что сталось с «Лиззи»? Надеюсь, она сгорела или завязла в топи, а экипаж, наверное, съеден моими добрыми знакомыми людоедами, которые сожрут любого, от капитана до юнги… с гарниром из бататов [156].

Дети с ужасом слушали признания Корявого. Матрос, которого из жалости взяли на корабль! Ему дали работу, крышу над головой, еду и одежду — словом, все. Отнеслись с пониманием и состраданием. И он предал их! Как Татуэ оказался прав, подозревая урода во всех несчастьях, происходивших на шхуне. Откровения негодяя дошли наконец до детских сердец, причинив им боль в сто раз более сильную, чем удары кнута.

Лизет перестала есть. Слезы градом текли по щекам, комок подступил к горлу. Тотор тоже ужасно страдал. Он пытался взять себя в руки, как настоящий мужчина, но на самом деле он был еще ребенок.

— А мы вас любили, Корявый! — сквозь рыдания вспоминала девочка. — Сначала боялись немного вашего лица, а потом жалели… Мне казалось, что вы добрый… Хотелось, чтобы вам было хорошо, и я делала для этого что могла… Брат считал вас своим другом и спасителем, таким же, как Татуэ. А вы следили за Гектором каждую минуту — расчетливый убийца. Как это ужасно!

— А я, — подхватил маленький горбун с обидой в голосе, — видел в вас смелого, порядочного и несчастного матроса. Я открыл вам свое сердце, хотел помочь пережить душевные муки… Вы предали мою дружбу, как моего отца и весь экипаж. Предательство — самая гнусная и самая подлая вещь, какую только может совершить человек. А вы сделали это просто так… из-за злобы… по…

— Заткнись! Тоже мне проповедник! Моя ненависть горяча, как экваториальное солнце. И корни у нее длинные… Вы узнаете о них позже…

— Но ведь мы не сделали вам ничего плохого… Мы даже раньше не видели вас никогда… Разве не так?

— Это моя тайна! Если ваш отец не утонул, не сгорел и не съеден пиратами, я только ему раскрою свое инкогнито. А теперь хватит болтать! Вы закончили обедать?

— Да, что из этого? — с поникшим видом спросил Тотор.

— Ничего… Только то, что я терпеть вас не могу, господин Горбун.

— Черт побери, если наше присутствие вам мешает — уходите!

— Мешает, конечно, но не до такой степени, поэтому я останусь здесь, один на один с вами… поскольку я отвечаю перед Ником Портером. Начнем с того, что я свяжу вас. Приближается ночь, неизвестно, что с вами может случиться.

— Как свяжете? — возмутилась Лизет.

— Силой, разумеется, если вы будете сопротивляться… Привыкайте, знаете ли, к тому, что вы заключенные и должны подчиняться охраннику с первого слова, не переча, как вы это делали до сих пор… В противном случае я кнутом заставлю вас танцевать ригодон [157].

Естественно, Тотор не собирался уступать тирану. Подумать только, какой-то матрос командует ими! У маленького горбуна было свое понятие о гордости, чести и достоинстве.

— Прежде чем связать, тебе придется убить меня! — вызывающе произнес мальчик.

Но не успел он договорить, как неожиданно получил сильный удар палкой прямо по лицу и с криком упал на пол. Щека мгновенно распухла и покраснела. Но едва ребенок поднял руки, чтобы закрыть лицо, как новый удар обрушился на него, задев ухо и нос. Затем удары последовали один за другим то по рукам, то по плечам. Сдавленные стоны вырывались у несчастного. Лизет пыталась помешать палачу истязать свою жертву, но Корявый пнул ее ногой, и девочка отлетела в угол комнаты. Однако она быстро поднялась, подбежала, прихрамывая, к бандиту, который продолжал лупить брата, и вцепилась Корявому в ноги.

Лицо Гектора было неузнаваемо все опухшее от синяков, из губы и носа сочилась кровь. Мальчик едва шевелил руками. Увидев, что стало с братом, Лизет ужаснулась. Корявый вошел в раж и наслаждался побоями. Скрежеща зубами и с пеной на губах, он все сильнее избивал ребенка.

— Ну, теперь ты дашь себя связать? — рычал бандит.

— Нет! — стонал в ответ маленький горбун.

— Ах, так! Упорствуешь… Изображаешь из себя мужественного… Ладно, тогда я побью твою сестру.

И, чтобы подкрепить угрозы делом, негодяй плашмя ударил саблей по лицу девочки. Лизет, не обладая таким сильным характером, как у брата, закричала и заплакала. Но Корявого это не остановило, и он ударил ее снова. После третьего удара малышка лишилась чувств. Тогда Тотор с трудом поднялся и, сохранив достоинство солдата, проигравшего битву, произнес:

— Я сдаюсь! Делайте со мной что хотите, только оставьте Лизет.

Сам еле держась на ногах, мальчик поднял сестру, уложил ка кровать и побрызгал на лицо водой. Девочка пришла в себя, посмотрела на брата и, протянув к нему руки для объятий, выдохнула:

— Господи! Какой кошмар! Как нам не везет… За что все эти несчастья? Мы ведь не злее наших сверстников… Почему все время достается нам?

Чтобы не кричать от боли, маленький горбун приложил к губам платок и, сжав его, прошептал сквозь зубы, стараясь придать голосу больше уверенности:

— Терпение! Придет и наш черед радоваться. Наступит справедливое возмездие. Пусть будут несчастны все те, кто заставил нас страдать и желает зла.

— А пока вы ждете, мои маленькие ягнята, я свяжу вас по рукам и ногам! — закричал Корявый, которому надоело слушать разговор малышей.

Теперь дети не сопротивлялись, и матрос, насвистывая, стал скручивать беспомощные тела. Закончив работу, он уложил их, как туши животных, на решетчатый пол.

Наступила ночь. Уставшие брат с сестрой заснули. Однако тюремщику не спалось. Он то и дело вставал, ходил, скрипя половицами, чем нарушал и без того беспокойный сон детей. Хриплый голос в темноте изрыгал проклятья. Лизет вздрагивала, а Тотор тяжело вздыхал, мучаясь от боли и мечтая об отмщении. Если бы у него был пистолет, как тогда, когда он убил малайцев, напавших на Татуэ, он безжалостно прострелил бы бандиту голову.

После почти бессонной ночи Корявый разбудил маленьких заключенных пинками. Шли долгие часы ожидания. Узники устали, хотели есть и пить. Наконец палач развязал веревки, и Тотор, освобождая руки и потягиваясь, шепотом сказал сестре: