Таинственный остров<br />(Повести и рассказы)

— Спасайтесь! Спасайтесь!.. Бешеная собака!..

Деваться было некуда. С одной стороны море, с другой большая открытая площадь. Поблизости ни одной будки, ни одного столба, за которым можно бы было спрятаться.

— Стойте на месте, Джесси, и ничего не бойтесь!.. — быстро проговорил Генри, снимая плащ и свертывая его в комок.

Сделав несколько шагов по направлению к бегущему зверю, Генри остановился и, когда собака с яростным визгом, бросилась на него, он быстрым движением всунул ей в рот свернутый плащ и, схватив другой рукой обезумевшее животное за горло, перевернул его на спину и прижал к земле, употребляя нечеловеческие усилия, чтобы удержать на месте. Для обыкновенного человека такая задача была бы невыполнимой, но Генри обладал колоссальной силой, а мысль, что около него стоит Джесси, которая подвергается опасности, удесятеряло эту силу.

Придавив собаку коленом, Генри одной рукой держал ее, а другой старался не дать ей освободиться от плаща, который собака при первом прыжке с яростью схватила зубами. Стальные мускулы Генри напряглись и рельефными комками выделялись на обтягивающей его тело рубашке. Вся его фигура, немного изогнутая и напряженная, олицетворяла собой силу и он в эту минуту походил на римского гладиатора, борющегося перед ложем Нерона.

Мало-помалу движения собаки стали слабее и наконец, сделав последнее конвульсивное движение, она вытянулась неподвижным пластом под державшим ее Мортоном.

Выждав еще несколько минут, Генри встал, вздохнул полной грудью и, утирая лоб, веселым голосом обратился к Джесси:

— Еще минута и я готов был выпустить этого проклятого зверя… Но что с вами, Джесси? Успокойтесь!.. Собака теперь не опасна!..

— Но, она вас… не укусила?.. — прерывающимся от волнения и страха голосом спросила Джесси.

— Нет!.. Я отделался благополучно.

— Боже, как я боялась за вас, Генри!.. Слава Богу, что вы невредимы!.. Вы мне спасли жизнь, Генри…

Джесси сделала шаг, чтобы взять руку Генри, но тот ее остановил словами:

— Только не прикасайтесь ко мне!.. Я весь забрызган пеной бешеного животного.

Джесси побледнела как полотно.

— Ведь вы можете заболеть… заразиться…

— Ну, даст Бог, этого не случится… Но, во всяком случае, надо принять меры… Пойдемте домой. Хорошая ванна и чистый костюм не лишнее… Да и время уже обедать.

Собравшаяся толпа устроила Мортону овацию, шумно восторгаясь его мужеством и силой и Джесси, слушая это, высоко подняла голову, гордясь и подвигом Генри и тем, что Генри с ней.

Придя домой, Джесси от волнения почувствовала себя плохо. К вечеру болезненное состояние усилилось и открылся жар. Приглашенный доктор ничего определенного сказать не мог, прописал хину и уехал. Генри, взволнованный, ходил по комнате, поминутно подходя к больной и прикладывая ей руку ко лбу. Когда Джесси, немного успокоившись, заснула, Мортон придвинул большое кресло к кровати и сел на него, взяв за руку жену. Просыпаясь несколько раз в течение ночи, Джесси сквозь сон видела склонившегося к ней мужа и снова засыпала, едва слышно шепча:

— Генри!.. Мой Генри!..

Проснувшись утром и увидев сидящего около кровати Мортона, Джесси с недоумением посмотрела на него, но потом, вспомнив все, улыбнулась.

— Как вы чувствуете себя, Джесси? — с беспокойством спросил Мортон.

— Хорошо… А вы… разве не ложились?.. Сидели около меня?

— Ну, это пустяки!.. Слава Богу, что вы-то здоровы!

— Какой вы добрый… Генри!.. — только и могла ответить Джесси и в порыве благодарности, схватив руку мужа, поднесла к губам.

Лихорадка, вызванная волнением предыдущего дня, прошла бесследно и за обедом Джесси по-прежнему щебетала, радуясь и своей молодости и близости Генри.

Спустя несколько дней, получив длинное письмо от Пейкерса, Мортон вошел в комнату Джесси и обратился к ней:

— Джесси, мне удалось вырвать вас из рук двух негодяев, желавших воспользоваться вашим состоянием, но этого недостаточно. Надо постараться во что бы то ни стало спасти вашего отца… Вы, помните, сердились на меня и в Париже и здесь, когда я, чересчур долго занимаясь делами, не мог сопровождать вас… Я работал в этом направлении и вот последний акт драмы приближается и в нем вы должны принять участие, которое выразится в том, чтобы вы написали небольшое письмо вашей мачехе под мою диктовку.

— Мачехе?.. — удивленно спросила Джесси.

— Да, мачехе… Согласны вы?

— Но зачем?.. Впрочем, раз вы просите, я, конечно, сделаю все…

— Так пишите же и не расспрашивайте ни о чем… Когда-нибудь я все вам расскажу, но… не теперь…

Джесси взяла лист бумаги и конверт.

— Пишите, — сказал Мортон, немного подумав:

Дорогая мама! Я очень счастлива с моим Генри, который меня так любит. Он сделал завещание в мою пользу, а он, оказывается, гораздо богаче меня. Мы сейчас в Италии, проводим время очень весело. Пишите нам.

Ваша благодарная дочь Джесси.

— Какое завещание, Генри? — спросила Джесси, когда окончила писать…

— Так нужно!.. Потом я расскажу, зачем… Впрочем, вы написали неправду только наполовину, потому что я действительно сделал завещание… Вот, возьмите его и сохраните. Жизнь человеческая слишком ненадежна и зависит от массы случайностей…

— Генри… — с чувством произнесла Джесси. — Если вы умрете, то и я умру… Я без вас не буду жить…

Прошла неделя. За это время Мортон купил прелестную уединенную виллу на берегу моря, которую подарил жене и тотчас же переселился туда.

Джесси в восторге от подарка целыми днями суетилась, переставляя, передвигая мебель, украшая стены и стараясь придать возможно более уютный вид помещению, в котором жил ее Генри. Смеясь, она говорила мужу, что он теперь гостит у нее, в ее собственном доме и Генри, видя радость жены, радовался сам, хотя иногда, вспоминая сэра Джонса, складка ложилась между его бровями и он надолго задумывался.

Как-то перед вечером Джесси читала книгу на веранде, а Генри, сидя около нее, любовался на открывавшееся перед ним море, когда вошел слуга и подал телеграмму. Генри быстро пробежал ее глазами и из груди его облегченно вырвалось:

— Наконец-то!..

Джесси встала и через плечо сидящего мужа прочла:

Педрозо выехал. Сопровождает агент. Будь осторожен. Джон.

— Что это значит, Генри? — спросила она. — Почему будь осторожен?..

Мортон, только что заметивший подошедшую жену, нервным движением быстро спрятал телеграмму, потом, придя в себя, улыбнулся и спокойно сказал:

— Какая вы любопытная, Джесси!.. Я ведь вам обещал все рассказать… только потом… Ну, уж если вы так хотите, — добавил он, видя протестующий жест жены, — то это значит, что ваш отец скоро будет в такой же безопасности, как и мы… Только, пожалуйста, никому ни одного слова про эту телеграмму, которую вы случайно прочитали, иначе все мои планы рухнут и все придется начинать сначала…

— Но почему вы не хотите рассказать мне всего… сейчас?

— Джесси, поверьте, только серьезные причины заставляют меня скрывать от вас мой план… Подождите, через каких-нибудь два или три дня вы узнаете все. Ведь это не такой уже большой срок…

Прошло три дня, во время которых Мортон часто уходил из дома, возвращаясь поздно ночью, чего с ним раньше никогда не случалось. Джесси каждый раз дожидалась его прихода, беспокоясь и волнуясь за него, когда он возвращался поздно.

В этот день Генри ушел с утра и, вернувшись только вечером, не заходя в свою комнату, прошел прямо к Джесси и предложил ей проехать с ним ужинать в ресторан, на что она, проскучав целый день, охотно согласилась.

Перед уходом Генри вынул из письменного стола револьвер, тщательно зарядил его и спрятал в карман.

Когда они вошли в ресторан, зал был уже почти полон и оркестр музыки довольно сносно исполнял увертюру из «Кармен». Генри долго оглядывался, выбирая место, и, наконец, заметив в углу небольшой стол, занял его и тотчас же потребовал шампанского и коньяку. Джесси, знавшая, что Мортон ничего не пьет, удивленно спросила: