В осаде

— Кого же я спровоцировал? — с усмешкой спросил Гуляев. — Что за бред?

— Обещайте мне… — Яковлев дернулся вдруг и затих.

Гуляев посмотрел на его вытянувшееся тело и вышел.

Сил не было, вот что его мучило. Он не мог думать, не мог жалеть, не мог страдать. Там, по улицам и садам городка, погибшие его товарищи, а самый близкий — Санька Клешков — лежал, наверное, где-то в степи или в лесу…

Медленно-медленно поднялся он по лестнице. Толкнул дверь в свою комнату и встал ошеломленный. Перед картиной на стене застыла женщина в синем костюме. Она повернула к нему строгое бледное лицо. Золотая коса вздрогнула, завилась вокруг плеча.

— За мной пришли? — спросила она.

— За вами? — переспросил он. — Нет.

В эту женщину несколько дней назад, как ему казалось, он был влюблен. Но она была из другого мира, эта женщина. Шла революция, и только революции он принадлежал.

— Что мне делать теперь? — спросила она.

Он посмотрел на холст. Бежала куда-то девушка, закинув голову, разрывая грудью ветер. Куда она бежала?

— Что вам делать? — переспросил он. — А откуда мне знать… Уезжайте.

— А если останусь? Меня возьмут?

— Не знаю, — сказал он.

— Может, все-таки уехать?

— Уезжайте, — сказал он. — Нам не нужна ваша жизнь. И ваша смерть тоже.

— Они никому не нужны, — сказала она.

— Да, — подтвердил он, подошел и сел на сундук, ноги его не держали, — но тут уж никто не виноват.

И вдруг откуда-то издалека такой знакомый и молодой голос позвал:

— Володь-ка-а!

Он ринулся к окну и высунулся в его пустой проем.

Внизу стоял Клешков и таращился вверх.

— Санька! — крикнул он, а тот ответил ему криком сплошной радости, и тогда он почувствовал: победа!

Они же опять победили! Потому что революция должна побеждать! Всегда, на всем земном шаре.

А женщина в углу все смотрела на него ввалившимися сухими глазами.