Четверо и Крак

Пока Тошка мечтал, глаза его рассеянно обегали поляну.

Вдруг его словно толкнуло. Он весь насторожился: высокая трава около головы Гришука зашевелилась.

«Змея!» – похолодев от ужаса, подумал он.

Не теряя присутствия духа, он неслышно приподнялся с ружьем, сделал шаг, наклонился к спящему...

И вдруг рассмеялся.

Из травы на него испуганно пучил глаза молодой вороненок, не обросший еще перьями, с желтым ободком около огромного носа, очевидно, выпавший из гнезда.

Тошка умел обращаться с этой живностью. Он осторожно взял птицу в руки. Вороненок еще больше вылупил на него глаза, стал на ладони, широко разинув клюв, махая необросшими крылышками. Видимо, просил есть.

Тошка поставил ружье к лиственнице, намочил в чайнике хлеба и спустил его в рот прожорливому гостю. Тот попросил снова. Еще и еще.

Набив желудок, он склонил плешивую головку набок. Глаза затянулись пленкой, ноги поджались, и он крепко уснул на Тошкиной ладони, словно у себя дома.

– Надо, братец, вернуть тебя родителям, – решил было Тошка.

Но, сколько он ни глядел по деревьям, вороньих гнезд не было видно. Если оставить в траве, пропадет. Хоть с собой бери.

Когда ребята проснулись, Тошка рассказал им о происшествии.

По предложению Гришука, постановлено было принять в экспедицию нового участника, причем уход за ним был возложен на Гришука, свободного от общественных обязанностей.

Новый член экспедиции был назван Краком.

В эту минуту ребята и не подозревали, какого веселого озорника и полезного участника путешествия они приобретают.

IV. Страшная находка

Дорога шла пока по сухим местам, среди гигантских лиственниц, кедров, вековых сосен. Ноги тонули в мягком влажном мху. Над головами перебегали с дерева на дерево, с ветки на ветку белки. Иногда вспархивали рябчики. Один раз вспугнули копалуху [12], сидевшую в гнезде с выводком совсем маленьких птенцов. Иногда проносился через полянку неслышно и быстро, точно тень, лесной козел, а вечерами светились далекие огоньки – глаза волка.

Ребята не утерпели и сделали по волку несколько выстрелов, но, конечно, безрезультатно, за что и получили выговор от Андрея. Порох надо было экономить.

Это неприятное обстоятельство мешало им охотиться. Но, собственно, в провизии они пока и не нуждались. Напротив, надо было скорее доедать свою, взятую из дому, пока не испортилась на этой жаре. И аппетит же развивался у ребят при такой ходьбе! Елось как никогда. Во время привала Крак обычно сидел на плече или на руке у Гришука и тоже получал свою порцию моченого сухаря или жеваного мяса. Пил он из одной кружки с Гришуком, далеко закидывая назад голову. Потом старательно чистил громадный, точно лакированный нос о пуговицу Гришукиной блузы.

На другой день, вечером, случилось неожиданное событие. Ребята начали присматривать место для ночевки. Федька, отличавшийся особо острым зрением, шел впереди, шагах в пятидесяти. Вдруг он испуганно вскрикнул и остановился. Ребята кинулись бегом к нему. Нои они, пробежав несколько шагов, остановились, пораженные страхом. В сгустившихся сумерках из темных ветвей сосны на них смотрел мертвыми впадинами человеческий череп, оскалив зубы.

– И здесь! – прошептал Андрей, указывая на другую сторону тропы. – Сюда смотри!

– Целые скелеты, – сказал Гришук.

Ребята осмелели и подошли. По обе стороны тропинки, прикрученные толстой проволокой к стволам сосен, стояли два человеческих скелета. На проволоке еще уцелели кое-где клочья полуистлевшей солдатской шинели. Кости ног валялись у корней. Часть костей, видимо, была растащена зверьем.

– Не к добру, – пробормотал мрачно Федька, – не к добру такая находка.

– Молчи ты, старая баба! – цыкнул Андрей.

– Вот так лесные сторожа! – сказал Гришук.

Ребята подошли ближе и стали рассматривать страшных сторожей.

– Долго ли они тут стоят?

– Я думаю, это не путевые ли вехи в Пахомовский скит, – заявил Тошка. – Мне кажется, это от гражданской войны. Должно быть, наши, замученные белыми. А то, может, дезертиры. Или какая-нибудь банда расправилась со своими же.

– А Федька сильно струсил. Заревел как...

– Еще бы!.. Иду – и вдруг стоит смерть. Положение! Ладно еще, что не ночью.

– Закопаем их, что ли?

– Конечно.

Ребята сняли скелеты, собрали в кучу кости, клочки истлевших шинелей и, выбрав уголок под кустами, стали копать яму.

– Кто место выбрал? – крикнул Андрей, ударив лопатой.

– Я, – ответил Тошка. – А что?

– Неудачно. Камни, что ли. Лопата не идет.

– Откуда тут могут быть камни? Кругом мох... Корни, может быть? Ты попробуй... Копни в сторонку немного.

Андрей ударил лопатой. Опять глухой звук.

– Доски! – крикнули все с изумлением. Ребята сгрудились вокруг Андрея.

– Не клад ли? – засмеялся он. – Ну-ка, помогите. Гришук снял верхний слой земли. Под ним оказались доски ящика.

Крик изумления вырвался у всех.

– Тащи!

– Подпирай сбоку!

– Тяжелый какой!

Подпирая лопатами, топорами приподняли ящик.

– А, может, гроб? – спросил суеверный Федька. – Оставьте, братцы!

– Тьфу тебе, паршивцу! – рассердился Андрей. – Ты разве влезешь в такой узкий?

– Тьфу, тьфу! – Федька испуганно сплюнул.

Ящик был вытащен наружу. Он уже значительно погнил, но еще держался. Гришук топором приподнял крышку.

Содержимое ящика несколько разочаровало. Там лежало: две солдатские винтовки, два нагана, порох и пули.

– Вот так клад! – разочарованно протянул Федька.

– Чудак! – сказал Андрюха. – Да для нас теперь дороже всех драгоценностей. Винтовки немного поржавели, но это не беда: можно почистить.

– А в яму скелеты закопаем, кстати, копать не надо.

Когда устроились на ночлег, Федька ни за что не согласился нести один свою очередь. Да и всем как-то было не по себе.

Когда надвинулась ночная тьма с приглушенными лесными шорохами, таинственными звуками и воображаемыми чудищами, стало жутко. Вместо того чтобы спать, ребята всю ночь проговорили, вспоминая случаи минувшей гражданской войны. Заснули они уже на рассвете.

V. Пахомовский скит

С утра шли, не отдыхая днем, чтобы поскорее добраться до скита. Юных путешественников удивило, что они не встречают никаких следов скитской жизни в лесу. Отдыхать они расположились только на ночь, когда уже были не в состоянии идти. Но и на другой день до полуденного привала не обнаружилось каких-либо признаков жилья. Все лес и лес. Огромные вековые деревья, гигантские буреломы, вывернутая с корнями пихта, мрачные кедры, лиственницы, великаны-сосны и под ногами мох, хвоя и папоротник без конца. Эта громада неприветливого леса давила. Чем дальше углублялись в лес, тем больше места делались угрюмыми и дикими.

Тихо. Захлопает крыльями огромный глухарь, и тревожно вздрогнет лесная тишь от этого взлета. Треснет под чьей-то нотой валежник – и опять молчание.

Стрелять Андрей не позволял из опасения напугать скитников, которые, предполагалось, были поблизости. Иногда вдали виднелись горы в густых непроницаемых лесах. Попадались «тумпы», камни. Вид был дик, но величественен. Путников окружало море лесов.

Пришлось перевалить через одну, сравнительно небольшую сопку, вершина которой представляла собой так называемую «россыпь». Обнажившиеся, выветрившиеся породы, наваленные в беспорядке груды скал имели своеобразную дикую красоту.

И опять лес, лес...

Последний день шли берегом какого-то озера. Значит, дорогу держали правильно. Но скита нет как нет, точно провалился сквозь землю.

– То ли это озеро? – усомнился Тошка, растягиваясь на траве после еды. – Ведь эдак можно тащиться все лето.

– Неизвестно, найдем ли еще скит, – подхватил Федька.

– И в этом ли ските твой проклятый Ефимушка, черти бы его задавили!

– В ските-то, наверно, в этом, – возразил Гришук. – Тут его брат Пахом живет... Но вот странно: озеро нашли, а скита нет. Лодку бы хоть увидели... Ничего!