Тайна Лысой горы

Восклицание Камилова явно пришлось по душе Николаю Степановичу.

—Верно-верно, — добродушно посмеиваясь, сказал он. — Струмент — первое дело во всяком, можно сказать, предприятии. Без струмента только корову пасти. Да и то хворостинка нужна.

Он спохватился.

— Погодите, ребята, а чего пожаловали целой делегацией. Может, Васька чего снова набедокурил?— Николай Степанович недобро глянул на сына, в глазах его в эту минуту уже не было того счастливого благодушия, которое читалось в них, когда он любовно оглядывал инструменты.

— Говори!— подступил он к Ваське.— Чего натворил?

Васька испуганно закрылся рукой, ожидая, что сейчас будет очередная трепка.

— Погодите!— воскликнул я.— Мы не из-за Васьки пришли.

—Не из-за Васьки?— удивился Николай Степанович, сомневаясь, что нас могло привести к нему что-нибудь другое, а не очередная злая шалость сына.

—Мы к вам советоваться пришли,— начал я свой хитроумный, как я полагал, «закидон».— Нам без вас никак не обойтись,— ну вот честное слово!

—Иди ты!— восхитился Николай Степанович.— Что случилось-то?

—Понимаете, хотим мы для аксакалов две тахты построить, а как — не знаем. Научите, пожалуйста. Вы ведь знаменитый мастер, про вас в поселке говорят — первый столяр района. И далее области, если не всей Средней Азии...

Я безудержно врал, никто Николаю Степановичу таких громких титулов у нас не присваивал. Столяр, впрочем, он был, и правда, хороший. Николай Степанович зарделся от удовольствия, слова мои, похоже, в самую точку попали.

—Тахту говорите?— спросил он, нервно шаря по верстаку. Пальцы его слегка подрагивали. Мне даже совестно стало — вот ведь как разволновался человек от огульной похвалы.— Тахта — это дело простое. Тут перво-наперво чертеж надо сообразить. Нарисовать, значит.

Он положил на верстак какую-то рваную бумажонку, из-за уха вызволил карандаш и нахмурил лоб.

—Глядите сюда,— пригласил он.— Вместе будем думать.

Мы сгрудились у верстака, и только Васька продолжал стоять в стороне, все еще не веря, что трепки не будет.

—Николай Степанович, а можно, Васька тоже думать будет?— спросил я.

—А пущай думает!— радушно разрешил тот.— Мне не жалко. Только вот думалка у него слабая.

—Иди к нам, Вась,— пригласил я.— Чего отбиваешься.

—Я — пожалуйста!— с готовностью отозвался Васька.— Где, где надо думать, покажите...

И тут я предложил:

—А давайте конкурс на лучший проект проведем! Чей лучше получится — тот и станем в тахту превращать. Васька, тащи бумаги, да побольше.

Кулак помчался в дом.

—И карандаши не забудь!— запустил ему вдогонку Фархад.

—И будильник!— добавил я.— Заведем, чтобы все разом сдавали. По-честному.

Скоро мы уселись по разным углам и, ревниво поглядывая друг на друга, принялись проектировать тахту. Николай Степанович тоже сидел за верстаком, закусив губу и испытывая, как и мы, приторно-сладкие муки творчества.

Но вот загремел будильник. Вздыхая, мы понесли наши листки к Николаю Степановичу. Он неспешно разглядывал их, посмеиваясь чему-то. А посмеяться было чему.

—Это ж разве тахта?— улыбался Сервер, разглядывая мой проект.— Это же корабль эпохи Христофора Колумба. На твою тахту паруса поставить — и поплыть можно.

—Твоя не лучше!— отбивался я.— Такую тахту только в Луна-парке ставить — детей и слабонервных пугать.

Дошла очередь до Васькиного проекта,— и все мы, глянув на бумажку, испещренную каракулями, не сговариваясь, хором воскликнули:

—Ого, а в этом что-то есть!

Сервер патетически звякнул:

—Какая смелость решения темы!

—Оригинальный полет мысли!— подхватил я.

—Можно принять!— добавил Фархад.

—За основу!— уточнила Стелла.

—Аксакалы ахнут!— пообещал Юрка Воронов.— Вот увидите — аксакалы соревноваться станут за право на этой тахте сидеть.

Кулак слушал нас, изумленно вздыбив верхнюю губу, а Николай Степанович переводил взгляды с одного на другого, силясь понять — шутим мы или говорим искренне. Но мы держались уверенно, ни тени улыбки нельзя было увидеть на наших лицах, озабоченных лишь успехом общей затеи. Николай Степанович дрогнул и, взяв в руки Васькин листок, стал пристально изучать его.

—Вы думаете, интересный проект? — все еще с сомнением в голосе спросил он.— А я почему-то не вижу ничего особенного.

—Ну что вы! — дружно запротестовали мы.— Очень оригинально.

—Вот бы не подумал,— растерянно проговорил Николай Степанович.— Разве что если вот здесь изменить форму спинки, а тут ножку позатейливее украсить.

— Вот-вот!— подхватил я.— Так и сделаем. Давайте строить по Васькиному проекту с вашими добавлениями. Это будет ваш с Васькой коллективный проект. Мы даже потом специальную табличку на тахте прикрепим — построена, мол, по особому проекту отца и сына Кулаковых. Пусть аксакалы знают, кто им радость подарил.

Николай Степанович еще раз с сомнением глянул на Васькину мазню и наконец заколебался, улыбаясь, подошел к Ваське и потрепал его за чуб.

—Победил ты, Вась, так товарищи говорят,— в голосе его звучала гордость.— Вот бы не подумал, что и в твоей башке мысли водятся.

—Водятся! Еще какие водятся!— подхватил я.— Он у вас, знаете, какой сообразительный — что хотите придумать может. Такое иной раз придумает, что мы только удивляемся.

Уж тут-то я был честен — от Васьки можно было ожидать чего угодно.

—Сообразительный, говорите? — обрадовался Николай Степанович.— Наконец-то. Давно пора.

—В него только верить надо,— тихонько сказал я и еще тише добавил: — И не лупить! Если можно...

Николай Степанович помолчал, опустив голову. Потом шумно вздохнул и согласился:

—Это можно. Если сообразительный...— И сказал вдруг с жаром: — Я ведь, ребята, столярному делу его обучить хочу. Чтоб не угасло со мной ремесло мое, секреты мои.

—А меня будете учить?— встрепенулся Фархад.— Мы с Васькой вместе у вас уроки брать будем.

—Еще и дневник заведите,— смешался Николай Степанович.— Отметки ставить буду.

—И заведем!— задорно тряхнул головой Фархад.— Заведем ведь, Васька? Заведем, спрашиваю?

—Заведем, если надо,— нехотя согласился Васька, поддаваясь напору Камилова.— У меня запасной есть.

—Неси сюда сейчас же!— потребовал Фархад.— Заполним и сразу же первую тему запишем.

—Какую тему?— насторожился Васька.

—Ясно какую. Только что пройденную. «Генеральный проект тахты для чайханы поселка Катта-Караван» — вот какую. Правильно я говорю, Николай Степанович?

—Факт!— согласился столяр.

—И отметку Ваське поставить не забудьте,— напомнил я.

—Четверку, что ли? — заволновался Николай Степанович.

—А это уж вам решать, педагогу!

— Педагог,— завороженно повторил Николай Степанович. Прислушался и сказал еще раз: —Педагог...

Будто хотел посмотреть со стороны на это внезапное для себя слово.

Когда расходились, Васька вдруг окликнул Фархада каким-то странным голосом. Мы с удивлением глянули на Кулака и не узнали его. Только что безмерно счастливого Ваську — победителя конкурса — будто подменили. Перед нами стоял совсем непривычный Васька. Он был бледен, губы дрожали.

—Глянь, ребята, Васька мерзнет!— хохотнул Сервер.— От счастья в озноб бросило! Будешь, Вася, знать, как побеждать.

—Вась, ты чего, а?— спросил я, заподозрив неладное.

Кулак сделал неуверенный шаг вперед и молвил:

—Ребята... Фархад… я вам… одну страшную вещь... хотел сказать. Очень важную...

—Так какую все-таки — страшную или важную?— улыбнулся Сервер.

— Ну так говори, коли хотел,— развел руками Фархад.— Что случилось? Может, самоотвод своему проекту даешь? Смотри, не рискуй, а то ведь примем отвод.

И тут случилось и вовсе неожиданное. Васька как-то странно дернулся, тяжело развернулся и, махнув рукой, скрылся за калиткой. Мы переглянулись. Сервер сказал, вздыхая:

—Похоже, перегрелся наш лауреат в жарких лучах славы. Ничего, до свадьбы заживет. Остынет...