Второе дыхание

Катя шагнула к Колесову близко, заглянула в глаза. Да! Признание Колесова — правда. Девушка это чувствовала.

— Иван Григорьевич! Как неожиданно и как хорошо! — прошептала Катя и вдруг заплакала.

Глаза Колесова потеплели; он обнял за плечи девушку, а она прижалась маленькой, по-мальчишески стриженой головой к его груди…

— Нам надо спешить, — мягко отстраняясь, вновь заговорил Колесов, и голос у него вздрагивал. — У тебя есть кто-нибудь, у кого ты могла бы перебыть несколько дней?

— Есть подруга, Лида Макарова, она звала меня к себе.

— Где она живет?

— Улица Шмидта, четыре.

— Шмидта четыре… — запоминая, повторил Колесов. Он секунду смотрел на девушку, словно колебался: говорить ли ей самое главное. — Слушай, Катя, мне нужна твоя помощь, — наконец сказал он.

— Я сделаю все.

— Это очень опасно.

— Я комсомолка.

Колесов вынул крохотный бумажный шарик.

— Здесь донесение в партизанский штаб. Если оно не будет своевременно доставлено, погибнет много людей. Я не могу передать его сам. Явка провалена, там сигнал опасности, меня ищут. На моей квартире засада. Возьмешься ты отдать донесение партизанским связным?

— Я сделаю это, — сказала Катя.

— Завтра с утра пойдешь на Братскую улицу, — продолжал Колесов. — В начале улицы по четной стороне стоит деревянный забор. Ты на нем приклеишь объявление: «Продается коза». Адрес укажешь любой, но с несуществующим номером дома. К объявлению должна подойти женщина к поставить под буквой П черту. У этой женщины ты спросишь: «Как пройти к вокзалу?» Она ответит: «Туда не надо ходить. Идите со мной». Ей ты передашь донесение и предупредишь, что явка провалена.

Волнуясь, Катя старательно слушала Колесова — как бы чего-нибудь не упустить. Когда Колесов кончил говорить, она спросила:

— А где я встречусь с вами, Иван Григорьевич?

Колесов вместо ответа внезапно насторожился: за окном послышался шум подъехавшего автомобиля. Отодвинув угол шторы, он посмотрел на улицу.

— Немцы… гестаповцы. Это за нами. Они, кажется, все вошли во двор. Одевайся, будем прыгать в окно. Скорее, Катя!

Катя метнулась к вешалке, ощупью нашла пальто, надела его. И сейчас же услышала стук в дверь. Она на цыпочках подбежала и стала рядом с Колесовым.

Стук повторился, было слышно, что за дверью несколько человек.

— Отворите! Почему не отворяете? — дверь задрожала под тяжелыми ударами.

Колесов поднял руку. Раздался треск выбитой рамы.

— Прыгай, Катя, тебя не должны взять.

Девушка вскочила на подоконник. Рухнула сломанная дверь. Колесов загородил спиной окно и выхватил револьвер. Катя спрыгнула на улицу.

Впоследствии майор Отто Фурст не раз вспоминал этот день. С утра, плотно позавтракав, он собирался на аэродром. Подавая ему шинель, денщик почтительно напомнил, что завтра воскресенье, и что господин майор разрешил Колесову выступить со своими силовыми номерами перед солдатами аэродромной команды.

Майор вспомнил, — такое разрешение он давал. Позвав Колесова, он приказал ему тотчас ехать и привезти свой реквизит. Колесов уехал попутной грузовой машиной.

В середине дня, когда вернувшийся с аэродрома Фурст садился обедать, у дома, взвизгнув тормозами, остановились две машины.

В комнату в сопровождении эсэсовцев быстро вошел Дилле.

— Вот кстати, — прямо к обеду, — начал было майор, но, посмотрев Дилле в лицо, осекся.

— Что случилось, Эрнст?

— Где твой русский силач? — вместо ответа грубо спросил Дилле.

Майор поджал губы.

— Я не понимаю тебя, Эрнст. Что это значит?..

— К черту!.. Я спрашиваю вас, где русский?

Фурст с достоинством поднялся.

— Я послал его в город, он будет к вечеру…

— Вы осел, майор!

Это было уже слишком. Фурст закричал, брызгая слюной:

— В чем дело?.. Что это значит?.. Я не позволю…

Дилле с презрительным любопытством смотрел на майора.

— Вундербар! [9] Он ничего не знает.

Повернувшись к сопровождавшим его эсэсовцам, Дилле приказал:

— Быстро в город! Я сейчас буду.

Эсэсовцы вышли.

Дилле, стуча каблуками, подошел вплотную к Фурсту.

— Неужели вы еще ничего не знаете, майор? Ну так слушайте. Ваш протеже Иван Колесов — русский разведчик.

Майор Фурст сразу стал похож на покойника.

— Русский разведчик? Нет… Этого не может быть! Это ошибка.

— Хороша ошибка! Сегодня ночью мы накрыли его явочную квартиру.

Майор был близок к обмороку.

— Колесов смелый и опытный разведчик, — продолжал Дилле, — об этом говорит хотя бы трюк с вашим мнимым спасением.

— О майн либер гот [10], — застонал Фурст.

Дилле повернулся, отошел. Выхватив сигарету, нервно закурил.

— Меры приняты, и мы его, видимо, перехватим, но пока, до выяснения всех обстоятельств, прошу из дома не выходить.

Фурст понимал, что это катастрофа, что в лучшем случае рушится его служебная карьера. Он умоляюще посмотрел на Дилле.

— Эрнст, помоги мне, помоги ради нашей старой дружбы.

Дилле брезгливо оглядел его и, ничего не ответив, вышел.

Старый дощатый забор начинался сразу от угла Братской улицы. Было рано, и прохожие по этой окраинной улице еще не ходили. Катя остановилась недалеко от угла, огляделась и быстро прикрепила к забору листок бумаги. На нем выделялось написанное крупно: ПРОДАЕТСЯ КОЗА.

Шло время, появлялись редкие прохожие, но к объявлению никто не подходил. Задул холодный ветер, снежные тучи поползли низко над крышами домов; Катя, прятавшаяся в развалинах какого-то сарая, чувствовала, что окончательно замерзает. «Неужели связная не придет?» — с отчаянием думала она.

В середине дня, когда страшная тревога за судьбу донесения и мороз ее в конец обессилили, она заметила, что какая-то женщина задержалась около объявления.

С трудом передвигая онемевшими от холода ногами, девушка заспешила к забору. Сердце ее забилось сильными толчками: объявления не было.

Катя в отчаянии прислонилась к доскам забора и, не выдержав, заплакала. Сорвали… Объявление сорвали! Что делать? Пока она найдет где-то бумагу и карандаш и вывесит новое объявление, связная может пройти и не вернуться, Катя беспомощно огляделась и вздрогнула: женщина стояла рядом, внимательно ее разглядывая.

— Кажется, Катя? — спросила женщина.

Девушка, глотая слезы, кивнула головой.

— Вы изменились, я вас с трудом узнала. Пойдемте со мной.

Женщина взяла ее под руку.

— Нет, нет… я не могу, я занята, — отнимая руку, проговорила Катя. Она не знала эту женщину.

— Вы ищете дорогу на вокзал, туда не надо ходить. Вы пойдете со мной, — твердо сказала женщина, увлекая за собой Катю.

Девушка почувствовала, что силы совсем оставили ее: голова кружилась, уши заложило, точно ватой; она пошатнулась.

— Ну, ну, спокойно, Катя.

— Кто вы?.. Где объявление?.. — дрожа, шептала девушка.

— Я тот человек, которого вы ждете. Я давно наблюдаю за вами, проверяла, нет ли слежки. Объявление сорвала я. Надо спешить. Вас ищут.

— Откуда вы меня знаете? — все еще настороженно допытывалась Катя.

— Я вас видела на базаре, когда вы работали с Иваном Григорьевичем.

Сомнения Кати рассеялись.

— Где Иван Григорьевич сейчас? Что с ним, вы не знаете? — с надеждой спросила она.

Женщина грустными глазами смотрела на девушку.

— Он убит… Вчера вечером.

…18 января 1942 года в 14 часов в Севастополе, в помещении кинотеатра «Ударник», должно было начаться собрание городского актива. На него были приглашены представители воинских частей, командование обороной города.

В 14 часов 20 минут над Севастополем появилась группа вражеских бомбардировщиков. Все они спикировали на здание кинотеатра. Прямыми попаданиями бомб само здание и прилегающие к нему дома были разрушены. Но людей там не было.