Каллиграф

– Я могу рассчитывать на то, что ты появишься здесь утром, до того, как закончат работу агенты по недвижимости? У меня возникла одна идея.

Уильям шумно вздохнул:

– Полагаю, я могу уделить тебе несколько часов. Буду воспринимать это как обязательный визит к больному и…

– Хорошо.

– …и, Джаспер?

– Что?

– Я не собираюсь уклоняться от своих докторских обязанностей, но если тебе интересно мое мнение – должен сказать, что у тебя тяжелейший случай Синдрома Джексона. Имей в виду, что с точки зрения нормального человека ты безнадежный душевнобольной.

Во-вторых, я обратился к Рою. Я заплатил ему за апельсины и лайм, а затем спросил:

– Рой, ты не можешь оказать мне услугу?

– Конечно, мистер Джексон. А что вы хотите? Еще апельсинов? – Меня встревожило его чрезмерное оживление. – Да, кстати, мой брат Тревор сегодня доставляет свежую рыбу для нового ресторана на Ширланд-роуд. Я могу попросить его заехать к нам по дороге, если вам срочно понадобится, например, скат. Или, допустим, камбала? Я готов предложить вам все, кроме кешью, мистер…

– Нет, Рой, спасибо. Сегодня никакой рыбы. На самом деле моя просьба вообще не имеет отношения к еде. Я хотел, чтобы ты для меня кое за чем присмотрел.

– Присмотрел? – шикльгруберовские брови медленно поползли наверх.

– Угу. И не беспокойся, мы можем прийти к разумному соглашению об оплате.

Вид у него был явно встревоженный.

– Я не могу покидать магазин. Вы ведь это знаете.

– Ничего подобного не потребуется, – торопливо заверил я. – Я не прошу тебя никуда идти. Мне просто нужно, чтобы ты понаблюдал за женщиной, которая может…

– Позвольте мне сразу остановить вас, мистер Джексон, – он протестующе поднял руку и с упреком покачал головой. – Что касается женщин, скажу вам честно, я в них совершенно ничего не понимаю. Более того. Могу добавить, что я не намерен тратить остатки дарованного Господом времени на их изучение. В этом никакого смысла, мистер Джексон. Я слышать ничего не хочу о женщинах. Если связываешься с ними, потом всегда приходится подсчитывать убытки. Нет, нет и нет, – он решительно поднял указательный палец. – Должен сказать, что я в своей жизни знал только одну женщину – это была моя замечательная жена или, точнее сказать, бывшая жена, мать Роя. И с тех пор, как она приняла решение, что ей гораздо больше подходит испанский… э… климат… Нет, я не хочу, чтобы меня втягивали в подобные дела. В общении с женщинами я ограничиваюсь дежурными любезностями. Итак, боюсь, если вы хотите получить от меня совет, он один: вы обратились не к тому человеку, мистер Джексон. А вот Рой Младший, надо признать, он как раз знает кое-что о женщинах, и я уверен…

– Рой, позволь мне прервать тебя. Я признаю серьезность всего, что ты только что сказал, это правда. Но ты меня неправильно понял. Все, о чем я прошу – обратить внимание на одного человека и дать мне знать, если она зайдет сюда вместе с кем-то еще. С приятелем, я имею в виду.

Прозвонил дверной колокольчик. За моей спиной покупательница изучала выставленные в холодильнике замороженные продукты.

Рой понизил голос:

– О… я понимаю. Хорошо, мистер Джексон. С этим никаких проблем. Вы хотите, чтобы я – назовем это так – установил статус – наличие партнера и все такое – молодой дамы, которая, на ваш взгляд, может быть покупательницей в моем магазине. Ну, это нетрудно устроить. Я всегда могу сказать, какой стадии достигло развитие отношений между людьми, исходя из того, сколько внимания они уделяют вопросам питания. Начинают все с полного пренебрежения к тому, что едят, – за исключением лягушатников, – но постепенно их интерес углубляется, по мере того, как растет вы знаете что, – пока, рано или поздно, они не начинают придавать чрезмерное значение ингредиентам, – он печально покачал головой. – Именно тогда они просят свежей зелени – знаете, для вдохновения во всех этих постельных делах.

Я стоял лицом к Рою прямо перед прилавком, так что другая покупательница не могла подойти к кассе. Шестьсот литров диетической кока-колы, две бутылки вина-крысоморника, два литра смертоубийственной водки, четыре трубочки мороженого, шоколадный соус, коробка шоколадных конфет, несколько шоколадок и еще четыре стаканчика шоколадного мороженого. Ей было года двадцать два, а макияж был сделан так искусно, что казалось, его вообще нет.

Она удрученно пожала плечами:

– У нас сегодня вечеринка. Девичник.

Я задумчиво кивнул:

– Это впечатляет.

Она приняла мой тон за сарказм и покачала головой – «Мужнины!»– одновременно помогая Рою паковать продукты в голубые полиэтиленовые пакеты. Я открыл ей дверь и вернулся к прилавку.

Рой с заговорщическим видом наклонился вперед:

– Итак, как она выглядит – та молодая дама, к которой я должен присмотреться?

– Ей около двадцати пяти, она примерно пять футов семь-восемь дюймов ростом, стройная, волосы светлые, коротко подстриженные, знаешь с такой дорогой, нарочитой небрежностью, длиной примерно до плеч. Она необыкновенно красивая, и у нее…

– Куча заколок.

Я встревоженно взглянул на него:

– Я вообще-то собирался сказать, что она загорелая. Но да, Рой, ты прав. У нее действительно куча заколок.

Рой важно кивнул:

– То, что я не интересуюсь женщинами, не означает, что я ослеп, мистер Джексон. Нет, нет. На самом деле я отлично понял, о какой женщине вы говорите. Более того, я бы солгал, если бы не признал, что видел ее не далее как вчера. Кстати, сюда она не заходила, обедала вон там, через дорогу. Носит шорты, симпатичные голубые платьица и все такое – да?

– Да! Это она! Она была в «Данило»? Вчера?

– Да. Теперь, когда вы о ней заговорили, припоминаю, что видел ее уже несколько раз. Но вчера она точно провела здесь часа два. Я подумал, ждет кого-то. Она все время поглядывала по сторонам.

В-третьих, я решил встретиться с Карлой.

Хотя Формоза-стрит – короткая улица, она предоставляет широкий выбор мест, где можно пообедать: итальянское кафе, итальянский ресторан деликатесов и итальянское бистро. Конечно, этот выбор нельзя назвать полноценной витриной мировой кухни или точным отражением полиэтничной мозаики современного Лондона. Но тем не менее за последние пару лет я понял, что отличия между этими заведениями достаточно существенны.

Бистро «Данило» до некоторой степени мой второй дом. Я дружу с его владельцами: самим Дэнни и его женой Карлой, мадонной Маленькой Венеции, [40]которую я обожал и для которой я был готов на все. Темноволосая, почти 50 лет, с высокими скулами, слегка презрительной линией губ, но с безграничным сочувствием и добротой в глазах – настоящая мать, которой у меня никогда не было.

– Привет, Карла.

– Привет, Джаспер. Как дела?

– Отлично.

Она сидела за кассой, курила утреннюю сигарету и читала журнал. В бистро не было посетителей, но из кухни доносилось периодическое бряцание кастрюль: ими гремел шеф-повар Чезаре – носатый карлик, уродливый братец многострадального метрдотеля, красавца Роберто. Я попросил у Карлы чашку эспрессо. Она закрыла кассу и улыбнулась, передвинув сигарету в уголок рта.

Я дождался, когда будет готов кофе, а затем обратился к ней самым спокойным и безмятежным голосом, на который только был способен:

– Карла, ты не помнишь ту девушку, которая сидела здесь вчера и обедала? С такими… эээ… светлыми волосами?

– О, да. Конечно, – на ее лице появилось типично итальянское выражение: наполовину понимание, наполовину сожаление. – Очень хороша. Я ее обслуживала и сказала Роберто вчера вечером, что он должен радоваться, что ему выпала вчерашняя смена, потому что к нам нечасто заходят такие красивые женщины. Она провела у нас часа полтора. Думаю, ждала кого-то. Ты ее знаешь?

– Не совсем, – я на мгновение заколебался. – Карла, послушай, если она снова зайдет – одна – ты можешь позвонить мне?