Гвен Винн. Роман реки Уай

у, капитан, я не очень много пишу, но кое-что написать могу.

–Достаточно, чтобы Мэри Морган сумела прочесть, думаю.

– О, сэр, я так хочу, чтобы она получила мое письмо!

– Есть такая возможность. Я думаю, мы вам можем это пообещать. Если возьмете вот эту ручку и напишете то, что продиктует вам мой друг майор Магон, вероятно, записка скоро будет в ее руках.

Никогда не брали ручку так охотно, как хватает ее Джек Уингейт. Потом, сев за стол, как ему приказали, он ждет.

Майор, склонившись над ним, как будто думает о содержании записки. Но это не так. На самом деле он размышляет над астрономической проблемой. За ее решением он обращается к Райкрофту, спрашивая:

– Как сейчас луна?

– Луна?

– Да. В какой она четверти? Ни за что не могу вспомнить.

– Я тоже, – отвечает капитан. – Никогда ни о чем подобном не думал.

– Луна в последней четверти, – вставляет лодочник, привыкший наблюдать за ее переменами. – Если небо не затянуто тучами, она светит всю ночь.

– Вы правы, Джек! – говорит Райкрофт. – Теперь я и сам вспомнил.

– В таком случае, – добавляет майор, – мы должны ждать новолуния. Нам нужно, чтобы после полуночи было темно, иначе не сможем действовать. Посмотрим. Когда это будет?

– Через неделю, – быстро говорит лодочник. – Тогда она зайдет, как только сядет солнце.

– Подходит! – говорит майор. – Теперь за ручку!

Склонившись к столу и расстелив перед собой лист бумаги, Уингейт пишет под диктовку. Ни слова о любви. Но содержание записки внушает ему надежду, что вскоре он сможет прошептать эти слова на ухо своей возлюбленной Мэри!

Глава шестьдесят восьмая

Недолгий разговор

– Когда кончится этот ужас? Только с моей жизнью? Неужели я всю жизнь проведу в этой жалкой келье? Я жила так счастливо, до этого самого счастливого дня, который так несчастно закончился! Я так любила, была так уверена в любви – ее награды казались мне обеспеченными – и все впустую – как жестоко кончились сладкие сны и светлые надежды! Не осталось ничего, кроме тьмы: в моем сердце, в этом мрачном месте, повсюду вокруг меня! О, какая это мука! Когда она кончится?

Так оплакивает свою судьбу английская девушка – все в том же монастыре, в той же келье. Однако сама она изменилась. Прошло всего несколько недель, но розы на ее щеках стали лилиями, губы побледнели, черты лица заострились, глаза впали, и в них всегда невыразимая печаль. Девушка похудела, хотя это скрывает просторное платье монашки: Soeur Marie теперь одевается в монашескую одежду, хотя и ненавидит ее, как свидетельствуют ее слова.

Произнося свой монолог, она сидит на краю кровати; не меняя позы, продолжает:

– Я в заключении – это несомненно! И без всякого преступления. Без всякой вражды ко мне. Может , так даже хуже. Тогда у меня была бы надежда на конец заключения. А так ее нет – совсем нет! Я теперь все понимаю – понимаю причину, по которой меня сюда заключили, – держат здесь – понимаю. И причина сохраняется, пока я жива! Милосердное небо!

Это ее восклицание звучит