Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы.

Повторять не приходится: не успели прозвучать последние слова, как десятки людей бросаются к своим лошадям.

Колхаун уже добежал до своего серого мустанга, который стоит с краю. Это тот самый мустанг, на котором он так недавно преследовал всадника без головы. Лошадь все еще оседлана и взнуздана.

Колхаун заметил смятение под деревом, и одновременно до него донеслись крики – он понял, что его заметили.

Теперь уже незачем скрываться, и капитан одним прыжком оказывается в седле. Бросив назад дикий взгляд, он мчится в прерию.

Пятьдесят неистовых всадников несутся за ним, воодушевленные грозным напутствием:

– Привезите его живым или мертвым!

Эти суровые слова, кажется, произнес майор.

Но не все ли равно, кто это сказал? Преследователям вовсе не требуется официального приказа, они возмущены гнусным преступлением и хотят отомстить за Генри Пойндекстера, которого любили и уважали.

Никогда еще жизнь отставного капитана не была в такой опасности. Ни на кровавом поле боя при Буэна-Виста, ни тогда, когда он лежал в баре Обердофера и револьвер мустангера был приставлен к его виску.

Капитан это знает – вот почему он так гонит коня и только изредка бросает назад взгляды, которые полны злобы и страха.

Но отчаяния в его взгляде нет, хотя и странно, что вид мчавшихся за ним мстителей не лишил его последней надежды. Да, он еще надеется. Он знает, что сидит на быстром коне и что впереди лес.

Правда, до него десять миль. Но что такое десять миль! Он скачет со скоростью двадцать миль в час; через полчаса он будет уже в зарослях.

Не эта ли мысль поддерживает в нем бодрость? Вряд ли. Он знает, что не может скрыться в чаще леса – ведь среди его преследователей не меньше десятка опытных следопытов во главе с самим Зебом Стумпом.

Что же тогда спасает его от отчаяния? Почему он не покоряется, казалось бы, неизбежной судьбе? Или это просто слепой инстинкт самосохранения?

Совсем нет. Убийца Генри Пойндекстера – не сумасшедший. В своей попытке избежать страшного для него правосудия он не станет полагаться ни на своего быстроногого коня, который мчит его по прерии, ни на заросли впереди. Но за лесом проходит граница – вот почему он надеется. Собственно говоря, там две границы. Одна, которая разделяет две нации, именуемые цивилизованными. Между ними существует соглашение о выдаче преступников.

Впрочем, убийца может обмануть правосудие (как это часто делается), постоянно переходя границу и меняя национальность и место жительства.

Однако не этот путь избрал Колхаун. Как ни слабо соблюдается упомянутое соглашение между Техасом и Мексикой, он не решается положиться на это – он боится рисковать. Его страх понятен: это слишком опасная игра для человека, запятнанного таким ужасным преступлением.

Он скачет к Рио-Гранде, но не для того, чтобы перебраться через мексиканскую границу: он вспомнил о другой границе – о той, за пределами которой кочуют дикие команчи, ненавидящие всех людей с белой кожей. Но его они встретят как друга – ведь он пролил кровь одного из их врагов!

В вигваме индейца убийца может найти не только приют – он надеется на гостеприимство и на продолжение кровавой карьеры.

Вот почему Колхаун не теряет надежды на спасение, а поэтому и не поддается отчаянию; и, хотя он скачет по направлению к Рио-Гранде, он хочет под прикрытием леса свернуть в сторону Льяно-Эстакадо.

Он не боится опасностей этой ужасной пустыни; никакие будущие невзгоды не могут сравниться с тем, что ждет его позади. Может быть, потом он пожалеет о том, что потерял богатство, друзей, общественное положение, удобства цивилизации; больше того – ему грозит разлука с той, которую он так безумно любит и с которой, быть может, никогда больше не встретится.

Но сейчас нет времени подумать даже о ней. Этому низкому человеку жизнь дороже любви. Он думает, что впереди жизнь, и он знает, что сзади надвигается смерть.

*                       *                          *                          *

Убийца мчится со всей скоростью, на которую способен его мексиканский мустанг, быстрый, как арабский конь.

Серому мустангу давно уже пора устать. С утра он проделал больше двадцати миль и притом весь путь галопом. Но он не проявляет никаких признаков утомления. Как и все мустанги, он может свободно пробежать пятьдесят и, если нужно, сто миль, не замедляя шага.

«Какое счастье, что я обменялся лошадью с мексиканкой! -думает Кассий Колхаун.– Если бы не ее мустанг, я уже стоял бы теперь в мрачной тени дуба, перед судьей и присяжными, слушая, как толпа требует моей смерти».

Кассий Колхаун больше не боится этой участи, он думает, что опасность миновала. Он оглядывается назад и видит, что всадники остались далеко позади.

Он смотрит вперед – над изумрудной зеленью саванны вырисовывается темная полоса леса. Колхаун не сомневается, что успеет достичь его и спастись.

Глава XCVII. ПОГОНЯ ЗА УБИЙЦЕЙ

Удастся ли преступнику спастись? Зрители наши не сомневаются в этом, видя, как Колхаун мчится прочь галопом; но в них пробуждается надежда, когда за ним бросается Зеб Стумп. Надежда эта крепнет, когда сотня всадников – военных и штатских – срывается с места и пускается в погоню.

Она переходит в уверенность, когда к погоне присоединяется еще один всадник; и, хотя он выехал последним, зрители уверены, что он перегонит всех,– ведь это Морис Джеральд верхом на своем быстроногом мустанге!

Все только что происшедшее под дубом означает не перерыв судебного разбирательства, но его прекращение.

Хоть об этом не было объявлено, Морис Джеральд знает, что он свободен, как этого требовала толпа.

Не теряя ни минуты, он бросается к гнедому мустангу, на котором еще так недавно ездил всадник без головы.

Гнедой узнал хозяина и, радостно заржав, рысью бежит к нему навстречу.

Как ни долга была разлука, нет времени, чтобы по-настоящему поздороваться. Только одно слово срывается с уст мустангера в ответ на приветственное ржание; в следующее мгновение он уже в седле и держит поводья. У него нет лассо; он просит тех, кто стоит поближе, не одолжит ли ему кто-нибудь свое.

Вот кто-то бросает ему свернутую кольцом веревку; еще мгновение – и мустангер ускакал.

Все глядят ему вслед, никто уже больше не сомневается в исходе. Преступнику не суждено скрыться, его догонят и приведут на суд в тень того самого дерева, под которым он еще недавно с таким рвением давал показания.

И схватит его тот, кому его лжесвидетельство грозило смертью.

Все взволнованно смотрят, как гнедой мчится по прерии.

*                       *                          *                          * 

Никто не обратил внимания на маленькую сценку, разыгравшуюся в тени дуба; но не потому, что это происходило в тени, а потому, что все смотрят в прерию, следя за погоней.

Кто-то смотрит туда же, в даль прерии, но не так, как другие. Это девушка напряженно глядит из-за занавесок кареты, и в ее глазах можно прочесть мысль, которой нет у других.

Не простое любопытство заставляет вздыматься ее грудь. В ее грустных глазах зажигается радость, когда она следит за преследователем, и сострадание, когда она смотрит на беглеца; с ее полуоткрытых уст слетает молитва: «Боже, смилостивься над преступником!»

*                       *                          *                          * 

Когда Морис выбирается из толпы, теперь рассыпавшейся по всему плац-параду, он видит, что отстал от последнего всадника на несколько сот ярдов.

Но это не пугает его: Морис знает, что на своем прекрасном коне он недолго останется позади.

Гнедой не обманывает его надежды. Как будто обрадованный освобождением от тяжелой, непонятной ноши, чувствуя живое прикосновение колена своего хозяина, благородный конь несется по прерии длинными прыжками, доказывая, что он по-прежнему силен, а ноги его сохранили свою гибкость.