Хроника операции «Фауст»

За основу Хохмайстер взял пехотный карабин, зарекомендовавший себя так же успешно, как и русская трехлинейка Мосина. К нему он собрался приспособить мортирку, куда закладывалась бы граната и с помощью холостого винтовочного патрона выстреливалась. Он выполнил чертежи. Квалифицированные мастера училища изготовили детали. Маркус собрал опытный образец. С помощью простого зажимного устройства мортирка хорошо крепилась к дулу карабина. Канал ее ствола имел нарезы — они придавали гранате вращательное движение.

Изобретением заинтересовался отдел вооружений вермахта. Мортирка Хохмайстера с блеском оправдала себя в боях против польских танкеток, французских танков «рено» и английских «матильд». Хохмайстера повысили в чине, а его помощникам — Айнбиндеру и Радлову — при окончании училища выдали дипломы с отличием и сразу присвоили лейтенантские звания. Всех троих оставили работать в училище на кафедре новейшего оружия.

Однако Маркус не обольщался. Он понимал, что мортирки и гранаты окажутся маломощными перед броней средних и тяжелых танков. По агентурным сведениям, собранным зимой 1940 года во время финской войны, Советский Союз к линии Маннергейма вывел тяжелый танк «Клим Ворошилов», его не брали ни 75-миллиметровые пушки, ни крупные гранаты.

Хохмайстеру пришла мысль о создании оружия, в корне отличавшегося от обычных артиллерийских систем. В противотанковых средствах ближнего боя он вознамерился воплотить реактивный принцип, при котором отсутствовала бы энергия отдачи, не надо было городить ни громоздкие лафеты, ни приклады. О своем замысле он рассказал Карлу Беккеру, когда пришел к нему домой.

Дядя с верхней полки своей богатой библиотеки достал небольшую книгу в мягкой обложке. Это были изданные на русском языке труды Аэродинамического института в Петрограде. Некий М. Д. Рябушинский сообщал о конструкции своей пушки. Она представляла собой открытую трубу, закрепленную на треноге. Заряд из дымного пороха помещался в герметичный футляр, воспламенялся от электрозапала. Он выбрасывал из дульной части снаряд на расстояние в триста метров. Эту установку автор назвал реактивной пушкой.

— Любопытно, успели — нет применить ее в бою? — спросил Маркус.

— Вряд ли. Ее сделали в шестнадцатом году в одном экземпляре, а там начались революции, гражданская война…

— Но русские могли продолжить работу позднее.

— Не исключено. До нас доходили слухи о безоткатных орудиях Курчевского [21], заряжавшихся с казенной части. Другие работы красные держат в секрете.

Уже собираясь в Карлсхорст, Маркус, поколебавшись, спросил:

— Когда-то вы говорили о ракетах. Мы можем вернуться к ним?

— Разве тебя не удовлетворяет работа в своей лаборатории?

— Удовлетворяет вполне, но я хочу знать: не прогадал ли, когда не воспользовался вашим предложением?

Беккер в упор посмотрел на племянника, как бы проверяя его искренность.

— Нет, — наконец проговорил он. — Ракеты еще далеки от совершенства, хотя над ними работают сотни людей. Ты бы затерялся в этой толпе.

8

Приезд в училище двух русских немного озадачил Хохмайстера. Леш попросил его взять на себя хлопоты по приему. Один из русских — седой человек с крупным, широконосым лицом, — видимо, имел большой чин. Другой — молодой, коренастый и круглолицый — наверняка был инженером, дотошно интересовался всем, что показывали.

Как и было рекомендовано свыше, русских провели по всем классам и лабораториям. Однако тут не обошлось без накладки. Ее не заметили Леш и другие преподаватели, но от Маркуса не укрылась внезапная заинтересованность Малыша, как мысленно окрестил он молодого русского, когда тот увидел в механической мастерской на сборке безоткатное орудие на маленьких колесиках. Айнбиндер и Радлов как раз монтировали на станке шарнирно соединяющийся ствол с клиновым затвором, соплом и барабаном для снарядов. Малосведущий человек вряд ли бы разобрался в этой пушке с первого взгляда. Но русский понял. Это сразу почувствовал Хохмайстер, не сводивший с него глаз. Торопливо Маркус шагнул к орудию, прикрыл его спиной и жестом пригласил гостей следовать дальше.

«Русские не так уж просты, как о них говорят», — с неприязнью подумал он.

Маркус, конечно, не мог знать, что, в то время как дипломаты вовсю рекламировали германо-советскую дружбу, генеральный штаб уже разрабатывал план нападения на Советский Союз.

Военные стратеги и тактики с рвением изучали Россию. Нельзя же в самом деле снова оказаться такими профанами, как случилось в прошлую мировую войну с одним крупным деятелем, слывшим знатоком России, который долгое время уверял, что Харьков — это русский генерал.

Тевтоны и поляки, шведы и французы, ходившие на Россию, оставили много воспоминаний о своих походах. В книгах немецкие генералы старательно выискивали детали военно-оперативного порядка, возможности возведения переправ, изучали организацию обозов, охраны тылов.

Все вращалось вокруг таких понятий, как большие пространства, русская зима, трудности снабжения. Обращались генералы и к трудам Мольтке, Шлиффена, к опыту «молниеносных» войн в Европе.

В основу нового плана ложились те же непоколебимые приемы: скрытое развертывание армий, внезапность мощного удара, стремительные прорывы танковых масс, операции по окружению войск противника. Генералы определили главное направление «восточного похода» — московское. Так коротким и точным ударом поражалось сердце врага.

Но для всех, читающих мемуары Наполеона и его посла при Петербургском дворе Луи Коленкура, история оказалась непонятной в самом существенном: почему отрицалась возможность завоевания России? Коленкур нашел в себе мужество предугадать, что нападение на Россию окажется гибельным.

Никто не обратил внимания на эти строки. Парадокс, но именно в Германии родилось крылатое выражение: единственный урок, который можно извлечь из истории, состоит в том, что люди не извлекают из истории никаких уроков.

Егеря генерала Дитля дрались в фьордах Норвегии, танкисты Роммеля громили британские войска в пустынях Ливии, победоносную воздушную войну вели люфтваффе Геринга в небе Англии…

По всей Германии звенели колокола в честь побед, дома алели от флагов, по улицам маршировали колонны солдат в стальных шлемах, с автоматами на груди и ранцами за плечами. В атмосфере всеобщего торжества рождалось чудовищно гипертрофированное представление о несокрушимости германской армии.

Опережая время, рейхсфюрер Гиммлер уже определял судьбу украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, русских:

В последних числах мая 1941 года Гитлер посетил побережье Франции. Была ясная погода. В жарком небе чайки конвульсивно махали крыльями. В голубой воде Ла-Манша отражались серебристые чешуйки солнечных бликов. Фюрер представил себе желтые скалы Дувра на другой стороне пролива, угловатые громады замков и бастионов — вековых стражей Альбиона. Он долго смотрел в сторону английского берега, потом сказал сопровождавшим его генералам: