Путевые заметки брата Дрона (СИ)

Есть у меня и грешок, который, в конце концов, меня и сгубил. Моей страстью стали резные шкатулки. Начал я с того сундука, в котором я хранил свои фолианты, а закончил тем, что мой дом был уставлен шкатулками самых разных форм, размеров и стоимости. Как раз в день моего ареста меня вызвали в палаты Царя-батюшки. Причина вызова была незначительна - утверждение расходов. Но вот то, что я увидел, потрясло меня намного сильнее. Посреди стола царственного кабинета стояла резная шкатулка из красного дерева, отделанная слоновой костью, золотом и бриллиантами. Ожидая подписания документов, я все время таращился на это произведение искусства, истекая слюнями. В конце этой процедуры меня ненароком попросили отнести эту вещицу в помещение для хранения казны. Расставание со шкатулкой стало для меня настоящей пыткой, я не мог оставить её там и постарался унести домой. Был пойман, обвинён в воровстве и приговорен к смерти. Теперь я понимаю, что это была обычная подстава.

Избитого, со связанными за спиной руками, меня повели по коридорам дворца. Нет, не тем парадным и изящно украшенным галереям, по которым ежедневно шагали сотни чиновников, придворных бояр и витязей, приглашенных гостей и прочего просящего люда. Нет, об этих коридорах редко знала даже прислуга. Многие догадывались, и лишь немногие знали наверняка. Многие из знавших людей уносили эту тайну в могилу в буквальном смысле этого слова. Тайные проходы пронизывали весь дворец сверху вниз, а также вдоль и поперек. Шпионы, доносители, тайные гонцы и сам государь с семейством знали далеко не весь план этих ходов и коридоров. Помимо парадной жизни дворец жил ещё и тайной жизнью, наполненной непонятными для глаз простого человека передвижениями. Царь содержал большую армию шпионов, проникавших благодаря тайным проходам во все уголки дворца и за его пределы. Благодаря чему Додон был осведомлен обо всем происходящем в своем царстве. Ходили слухи, что в тайных комнатах государства на каждого служащего, чиновника, дворянина и церковного служителя составлена картотека с описанием всех его "заслуг". Страшно было оказаться в этой картотеке, и еще страшнее было в ней не оказаться. Понимание, что все твои грехи известны государю, в известной степени напрягало нервы, но твое отсутствие в этой картотеке говорило лишь о том, что ты не интересуешь государя, а значит, и не можешь рассчитывать на продвижение по службе.

Коридор уводил нас все ниже, приближая к подвалам дворца. Мне было известно, что там находятся темницы (ну как же без них) и пыточные. Вот последнее обстоятельство сильно нагревало мне нервы. Несмотря на тайность, коридор был достаточно чист. Не было видно паутины на стенах и потолке, а слой пыли на полу был недостаточно велик, что говорило о частом пользовании этим маршрутом. Я представил, сколько людей могло пройти этим путём вольно или невольно, арестованных открыто или похищенных тайно прямо из парадных залов дворца. Наверное, все они шли этим путём заплетающимися ногами, увлекаемые стражами, гадая о своей судьбе. Так же теперь шёл и я.

Дверь.

Все когда-нибудь начинается и заканчивается. Бывает, столкнувшись с предметами или людьми, ты понимаешь, что начинается новая жизнь и заканчивается жизнь старая. Именно это испытал я, когда увидел эту дверь. Это даже не был конец коридора, так поворот направо. Когда меня развернули к ней, я внутренне почувствовал, что начинается нечто новое. Именно новое, а не конец моей жизни. Во мне родилось новое чувство, помимо страха я испытал интерес к неизвестному, что было, по меньшей мере, странно. Жуткий коридор, озлобленные охранники, тусклый свет факелов, тьма за пределами небольшого освещенного круга, неизвестность, всё это должно было породить во мне страх и подавленность, сломить меня перед приближающейся неизбежностью. Но я испытывал интерес, что нелогично в сложившейся ситуации.

Это была самая обычная дверь. Невысокая, арочная дверка из толстых дубовых досок с железными накладками, встроенная в арочный проём с грубой кирпичной кладкой. Сразу было видно, что создатель не планировал её для парадного входа. Размер её был такой, чтобы мог пройти человек высокого роста, не нагибаясь и не протискиваясь сквозь неё.

Охранник стукнул в дверь кулаком. В ответ послышался невнятный звук человеческого голоса, шаги и дверь распахнулась навстречу нам. Освещенный факелами, в проёме стоял здоровенный детина в кожаном фартуке поверх безрукавки, простых штанах, грубых стоптанных сапогах и нагайкой в руках. Эти руки были грубы, привыкшие к тяжёлой, грубой работе, украшены в нескольких местах небольшими шрамами от порезов и ожогов, с крупными ладонями-лопатами. Они соответствовали столь же колоритному лицу, принадлежавшему молодому мужчине. Лицо было мясистым с крупным носом и выдающимися вперёд надбровными дугами, массивным подбородком и маленькими серыми глазками. Все это было увенчано копной спутанных тёмно-русых волос, давно не мытых и не чесанных, сальными сосульками свисавших на лоб и шею, а также торчавших во все стороны. Лицо и руки были покрыты пылью и копотью, изукрашены узорами от потеков пота. Этому парню явно требовалось давно помыться, о чём говорил и его запах, резкий и терпкий.

Увидев меня, мужчина довольно улыбнулся, оскалив рот с крупными, неровными зубами.

- Последний? - поинтересовался он, оглядывая меня с интересом мясника к туше, подлежащей потрошению.

- Счас ещё приволокём, - равнодушно буркнул охранник, видимо исполнявший роль старшего в отряде.

Одновременно с этим меня втолкнули в проём. Детина же протянул свободную руку, схватил меня за отворот рясы и поволок внутрь помещения. Так я и переступил порог новой жизни.

Довольно грубо меня протащили в помещение и поставили недалеко от центра, рядом с пятью такими же бедолагами, как и я. Теперь я получил возможность осмотреться. По меркам царских палат, комната была небольшой, но достаточно вместительной. Примерно десять-двенадцать шагов в длину и столько же в ширину. В центре комнаты из грубых камней был сложен очаг, нечто среднее между жаровней и кузнечным горном. В нём горели дрова, давая в помещении одновременно и свет и тепло. На полу вокруг очага было грязно, видимо из очага весьма неаккуратно выгребали золу и регулярно просыпали на пол, не утруждая себя последующей уборкой. Больших куч, однако, не было видно. Стены комнаты были сложены грубо, неровно кирпичами, и было не заметно, чтобы они когда-то покрывались штукатуркой. Низкий потолок из тяжёлых дубовых балок и находящегося над ними бревенчатого перекрытия имел грубый, неряшливый вид. От возраста бревна покрывались сетью продольных трещин, но были еще достаточно крепки и, по все вероятности, не готовились рухнуть. Все это великолепие во многих местах было покрыто паутиной, в которой накопилось множество жучков, мошек и пыли. Со стен и потолка свисали в изобилии цепи и веревки с крюками, вдоль стен стояли столы и стеллажи с разнообразным инструментом, предназначенным для причинения вреда попавшим сюда узникам. Недалеко от очага находился стол, явно предназначенный для распятия на нём заключенных, с вделанными в него кольцами и кандалами.

Помимо нас шестерых в комнате было достаточно народу. Оглядев это изобилие, я окончательно успокоился. Начать, конечно же, надо с царского семейства. Сам царь-государь. Высокого роста, худощавый. Стоял ровно, расправив плечи, но в осанке не было надменности или высокомерия, скорее дань привычки. Широкие ладони с длинными пальцами, узловатыми и скрюченными, как у хищной птицы. Вытянутое лицо, когда-то розовое, а теперь серо-пепельного цвета, прямой вытянутый нос, впалые щёки, сеточка морщин вокруг глаз. Из-под шапки выбивались седые пряди волос. Глаза. Серо-стального цвета, с жёстким, тяжёлым взглядом. Незапоминающееся лицо, если бы не глаза. Именно глаза выдавали силу этого человека, указывая на его опасность и жестокость. Нет, стоял он не в своих парадных царских одеяниях, а в повседневном кафтане темно-коричневого цвета, без излишнего лоска, меховых накладок, с простыми медными пуговицами. Простые штаны и сафьяновые красные сапоги без излишних украшений. Меховая шапка, положенная ему по статусу, и дорогой, изящно украшенный меч, нарядно смотрелись на фоне его простой одежды. Всем было известно, что государь являлся страстным любителем хорошего оружия, поэтому его сокровищница была наполнена не только золотом, серебром и драгоценными камнями. Целые палаты были увешаны и обставлены самым разнообразным оружием. От изящных, богато украшенных, до простых, скромных и порой весьма грубых образцов. Но каждый образец был уникален, если не по богатству отделки, то по боевым качествам. Нельзя было обмануться и простотой кафтана. Было доподлинно известно, что в покрой кафтана, среди слоев ткани была вшита тонкая, но прочная, почти незаметная кольчуга, а в его меховую шапку искусстные мастера вшили стальные пластины. Не доверяя никому, государь каждый день проводил часть своего времени на заднем дворе, упражняясь вместе со своей охраной в воинских искусствах. Даже изрядно постарев, он оставался опасным противником. Среди прочих его увлечений было и одно крайне неприятное, государь был страстным поклонником пыток. Ходили слухи, что в дни хандры он улучшал своё настроение, прогуливаясь по подземельям пыточных камер, и наслаждался страданиями невольников. Поощрял изобретение новых пыток, а иногда лично пытал заключенных. Из уха в ухо рассказывали, что в дни своей молодости, когда он ещё был только царевичем, и боролся за власть, многие из его братьев, кузенов и шуринов сгинули именно в пыточных камерах. Их предали столь жестоким пыткам, что остальные предпочли бежать. Дошло до того, что когда он в сопровождении охраны вошёл в комнату одного из кузенов, тот от страха сразу же покончил с собой. Но при этом государь не был лишен практичности и церемониальности. Даже запытанных до смерти узников хоронили, как и положено, на кладбище со всеми церемониями, но не всегда было известно, кто лежит в той или иной безымянной могиле.