Юдо. часть i

– Держим путь на Урал, – сказал Иван Иванович. – Не задавайте вопросов. Скоро сами всё увидите.

Три часа они, изредка переговариваясь, летели над большими городами и маленькими поселками, над лесами и извилистыми реками и, наконец, приземлились где-то посреди России, где не было ни городов, ни деревень, а только поля, сопки и горы. Здесь было значительно холоднее, чем на острове, а трава еще не позеленела.

– Это – Анхельский грот, – сказал Иван Иванович, выбравшись из грузовика.

Девочки тоже вышли из кабины, ступив на желтую траву, и увидели отверстие в сопке, ведущее в пещеру.

– Мы родились здесь? В этой пещере? – догадалась Вероника.

Иван Иванович кивнул.

– Но почему не в Юдо или городской больнице?! – удивленно продолжила Вероника, первой войдя в пещеру. На вид это была самая обычная пещера, сотворенная природой, – темная, с холодными стенами и довольно глубокая.

– Вот это и есть самое странное. За несколько месяцев вашего рождения Мирославе приснилась эта пещера, и она решила, что процесс рождения должен стать таинством и проходить здесь, в богом забытом месте, – сказал старичок, оглядев местность тяжелым взором. – Как это глупо… Мирослава уговорила Гришу, что дети должны появиться в гроте. Я думаю, кто-то внушил ей это…

– Вы думаете, кто-то сделал так, чтобы маме приснился этот сон? – спросила Алёна изумленно.

– Именно так, – кивнул Иван Иванович, туманно разглядывая траву под ногами. – Иначе и не объяснить ее странного поведения. Она вцепилась в этот сон, как одержимая, и всё твердила об Анхельском гроте. Все решили, что это просто чудная прихоть женщины, ожидающей детей… Мол, чего только не взбредет в голову женщинам на сносях. Я попросил Светозару Ильиничну проверить сознание Мирославы на внедрение чужеродных мыслей, но она ничего не обнаружила. Впрочем, меня это не смутило, и я остался при своем мнении. Двадцать первого октября 2000 года Мирослава и Григорий отправились сюда, – продолжил старик, вздыхая. – С ними были стражи добра, которые наложили на грот многоуровневую защиту, а я остался на острове временно исполнять правящие функции. Волшебники сторожили пещеру снаружи, а ваши родители с двумя помощницами – Лидией и Натальей – вошли в грот. Дальше вы знаете… Головы были оторваны от тел и разбросаны по округе, море крови… Не осталось ни одного свидетеля, который мог бы описать нападавшего. Мы не знаем ни его имени, ни как он выглядит, ни откуда он. Но печальнее всего, что мы не смогли найти вашу мать ни живой, ни мертвой… Она просто исчезла. Для создания поискового камня понадобилась бы ее кровь, но кровь, которую я обнаружил в постели Мирославы, к тому моменту высохла и не годилась для камня. Есть в нашем распоряжении еще волшебная тарелка с золотым яблоком, которая показывает местонахождение человека, попавшего в беду. Однако тарелка ничего не показала, как не показал и путеводный шар… Из чего можно сделать вывод, что человека уже нет в живых, но мне так не кажется. Я единственный, кому в городе так не кажется. Остальные уже смирились со смертью Мирославы.

Некоторое время девочки молчали. Они были ошеломлены, взволнованы и вместе с тем опечалены столь ужасной трагедией, постигшей их семью, трагедией, которая отняла у них родителей и отдалила их самих друг от друга на долгие годы. Но только что Иван Иванович вселил в каждую из сестер по капле надежды, сказав, что Мирослава Юдовская пропала. Не была убита и растерзана на месте, а пропала. Утешение слабое, но все же это лучше, чем узнать, что она пала на поле боя, как и все остальные… На горизонте мелькнул призрачный, далекий, пока еще не совсем осознанный, но все-таки шанс, что ее можно найти.

– Наша мама может быть жива, – тихо повторила Алёна и озадачилась. – Но как же мы найдем ее, если даже волшебство бессильно?

– Там, где бессильно волшебство, может сработать интуиция, да и просто логика, – рассудил Иван Иванович. – К тому же, вы ее родные дочери, а значит, можете что-нибудь почувствовать. Когда есть цель, проявится и путь к ней.

– Но если наша мама жива, почему она до сих пор не объявилась? – непонимающе спросила Таня.

– Возможно, ее держат в заложниках, или она слишком ослабла или покалечилась в борьбе и спряталась где-то. Может быть, она потеряла память и не знает, куда ей возвращаться. Всё может быть, понимаете?

Из внутреннего кармана жилетки Иван Иванович достал фотографию с потертыми уголками. На главной лестнице Терема стояла пара. Оба человека улыбались и махали толпе, собравшейся во дворе. Женщина была одета в длинное, красно-белое платье, мужчина – в красный кафтан до колен, расшитый желтыми узорами. На голове у обоих сверкали короны.

– Это они? Мама с папой?! – спросила Таня, взяв фотографию в руки.

– Это день их коронации.

На Танины глаза навернулись слезы, и она быстро вернула фотографию Ивану Ивановичу.

– Мы найдем того, кто это сделал, и заставим его расквитаться, – сказала она хриплым голосом.

Алёна отломала у кустарника коротенькие веточки с еще не распустившимися листьями и положила их у входа в пещеру в память погибшим…

Они еще долго стояли, не проронив ни слова, и блуждающим взором оглядывали поляну, невольно представляя разбросанные по ней изувеченные тела, среди которых оказалось и тело их отца… Видели ли эти несчастные своего нападавшего, пытались ли как-то противостоять ему, или всё произошло так быстро и внезапно, что никто ничего не понял?..

Если бы ни этот злой рок, ужасающая случайность или что бы это ни было, родители Вероники, Алёны и Тани были бы сейчас рядом с ними. Они жили бы дружной семьей в чудесном городке Юдо, у сестер было бы замечательное, счастливое, волшебное детство, если бы не появился тот, кто разом, безжалостно и зверски погубил Григория, Мирославу и их друзей.

– Где они… похоронены? – спросила Вероника. Ее голос заставил всех вернуться в реальность.

– По старой традиции юды не хоронят умерших в землю, – сказал Иван Иванович. Из его уст это прозвучало, как извинение. – Мы развеиваем их прах над морем.

– Значит… значит, мы не увидим могилу отца и… всех остальных? – спросила Алёна.

– Нет. Юды не ставят памятников, считая, что нельзя оставлять на земле место для скорби и печали. Печаль должна улетать по ветру вслед за прахом умершего, оставляя в сердце лишь светлую грусть, любовь и добрые воспоминания…

Иван Иванович сел обратно за руль и посмотрел куда-то вдаль с такой тоской, какую девочки еще не видели в его добрых, голубых глазах.

На обратном пути все летели в гнетущем молчании, каждый был погружен в свои мысли.

Неожиданно грузовик как будто кто-то толкнул. Девочки напряглись. Через секунду все стекла кабины облепили ужасные летучие твари так, что не осталось видно ни единого кусочка светлого неба.

Они были ростом с обычного человека и, в общем-то, очень напоминали людей, если бы не были обтянуты черной, сморщенной кожей. За их спинами порхали черные, с прожилками, как у летучих мышей, крылья, а руками и ногами им служили когтистые лапы.

Увидев прямо перед своим лицом уродливую морду с хищно горевшими красными глазами, Алёна завизжала.

– Это просто безобразие, – сморщившись, произнесла Таня.

– Это птицелы, – бросил Иван Иванович и сделал резкий винт в воздухе, чтобы скинуть птицел, но они крепко вцепились в кабину.

Глянув в зеркало заднего вида, старик с отразившемся на лице ужасом увидел еще пять или шесть птицел в кузове грузовика.

Вдруг полулюди-полуптицы стали выть, как сирены, и яростно биться в стекла. Девочки закрыли уши руками, но это не помогало: вой был настолько пронзительным, что проникал в голову, вызывая в ней резкую боль.

По стеклам кабины пошли трещины-паутины. Одна из птицел сумела пробить дыру в правом стекле и уже засовывала свою морду, пытаясь пролезть внутрь. Веронике пришлось отодвинуться подальше, вжавшись в Таню.

Иван Иванович нервно давил на какую-то кнопку на панели рядом с рулем, но её, похоже, заело.