Агент абвера. Повести

Николай Константинович заметил мимолетную тень на лице майора, погасли огоньки в его глазах. Видимо, ответ Никулина его разочаровал. Майор убедился, что тот действительно знает Кусково, и обдумывал следующий вопрос. Поселком он больше не интересовался, да и продолжать разговор о нем дальше было рискованно. Рудольф был в Кускове раза два, прошелся по улицам и, естественно, не мог запомнить всех тех особенностей поселка, которые хорошо известны старожилам. Никулин мог догадаться, что его проверяют. Нельзя позволять русскому выйти победителем даже в таком мимолетном поединке. Рудольф поспешил сменить тему разговора:

— А в Москве бывать приходилось?

— Приходилось, но редко.

— Люблю Москву, — улыбнулся майор. — Красивый город. Как это у вас поется: «Ты самая любимая…»

Николай Константинович сочувственно покивал. А майор продолжал расспрашивать.

— Вам, конечно, не говорили еще, кто я такой и куда набираю людей?

— Никак нет, господин майор.

— Я являюсь начальником разведшколы абвера. Хотите ли вы пойти к нам учиться?

— Конечно, хочу. С большим удовольствием.

— А почему это вдруг?

Никулин начал рассказывать вымышленную историю, которую впервые поведал Плетневу. Он понимал, что задан не праздный вопрос — это продолжение проверки. Отступи Николай Константинович хоть в чем–нибудь от своих прежних слов — и его сразу прижмут к стене. Но майор, видимо, удовлетворился ответом. Он не стал слушать до конца и прервал речь Никулина:

— В России установится новый порядок! Все верные слуги фюрера будут вознаграждены.

— Беседуя с начальником школы, Николай Константинович старался не «переборщить». Слишком горячие уверения в преданности немцам, слишком резкое недовольство Советской властью одинаково могли показаться подозрительными. Он говорил не только о недостатках, отмечал и положительные стороны. Советская власть дала большие блага простому народу. Но что ему, Никулину, простой народ, когда революция лишила его богатого наследства, уравняла с последним мужиком? Это был тонко рассчитанный ход. Начни Никулин хаять все подряд, немцы решили бы, что он или неискренен, лицемерит перед ними, либо просто глуп. В том и другом случае человек не годится для работы в абвере.

Рудольф остался доволен Николаем Константиновичем.

— Очень приятно слушать вас, господин Никулин. Вижу, что решение служить великой Германии является серьезным и хорошо продуманным актом в вашей жизни. Желаю успеха в учебе. Хайль Гитлер!

— Хайль! — ответил Николай Константинович и с разрешения майора вышел.

Рудольф перелистал материалы, которые Плетнев собрал на Никулина.

— Интересный экземпляр, — сказал он. — Хотя бы тем, что разумно и рассудительно смотрит на жизнь.

— Человек в годах, жизненный опыт имеет, — вставил Плетнев.

— Да, это так. Он потерпел от большевиков, многое повидал и пережил. Он был бы хорошим офицером для генерала Власова, но может оказаться и незаурядным разведчиком. Как вы считаете, господин Плетнев?

— Вы, как всегда, правы, господин майор. Никулин производит впечатление способного человека. Все собранные мною сведения говорят в его пользу. А я был очень требователен. Я помню ваш инструктаж. — Плетнев расплылся в подобострастной улыбке.

Никулин понравился майору, и Плетнев не жалел похвал для него, тем более что сам готовился к худшему и решился отстаивать своего кандидата, всеми доступными средствами. Каждый завербованный военнопленный укреплял положение вербовщика. Не выполнит он план поставки агентов для разведшколы — и немцы могут послать его самого со шпионским заданием за линию фронта. Направляя Плетнева в лагерь военнопленных, Рудольф предупредил его об этом.

А попасть на советскую землю предатель хотел меньше всего. За ним числилось столько преступлений, что и сотой доли их было бы достаточно для самого сурового приговора. Нет, за линию фронта изменнику никак нельзя было попадать. Приходилось стараться. И вот ему повезло. Хозяин заметил его старание и одобрил. Плетнев решил «оседлать» фортуну.

— Господин майор, — вкрадчиво говорил он. — Я старался как можно глубже изучить Никулина. Много раз беседовал с ним в лагере. Проверял через агентов. Думаю, что это надежный человек и задание выполнить сумеет.

— Что ж, вы поработали хорошо. Благодарю вас.

— Рад стараться, — вытянувшись перед Рудольфом, выпалил Плетнев.

— Отправляйте Никулина в Валкскую разведшколу. Так была решена судьба Николая Константиновича.

Рано утром новоиспеченного «солдата фюрера» посадили в поезд и в сопровождении одного из помощников коменданта Гуцаловского лагеря отправили в Валку.

…Жители латвийской Валки и эстонской Валги не раз, очевидно, проходили по мосту, соединяющему оба города. Но не многие знают, что в годы войны здесь, в домах, расположенных по обе стороны улицы, ведущей от моста к центру Валки, находилось шпионское гнездо. Здесь все было как в настоящем учебном заведении — свои аудитории, «профессора» и «студенты», общежития, почта, санчасть. Для господ немецких «специалистов» был оборудован госпиталь. Большое каменное здание неподалеку от почты фашисты отвели под классы для занятий. Занятия велись ежедневно по восемь часов, исключая воскресенье.

Будущих шпионов обучали методам сбора сведений и распространения ложных слухов, показывали им, как обращаться с различным оружием, как бесшумно убить человека ножом, а то и голыми руками. И, конечно, усердно культивировали ненависть ко всему советскому.

Первым, с кем познакомился Никулин в Валке, был капитан Шнеллер. Высокий, полный, с выдающимся вперед большим животом, он, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, буквально носился по зданиям, которые занимала школа. Тучная фигура капитана то и дело появлялась на занятиях в классах, в общежитии, в столовой. Шнеллер хотел лично знать каждого агента. Он вел с ними долгие разговоры, стремясь выяснить, надежны ли его ученики.

Николая Константиновича прямо с поезда отвели в кабинет Шнеллера. Усадив Никулина за стол и прочитав заполненную им анкету, Шнеллер кивнул на карточку с отпечатками пальцев:

— Испачкали пальчики? Ничего, со временем отмоются. Все это — необходимая формальность. Мы — солдаты и должны повиноваться.

— Я понимаю порядок, господин капитан.

— Очень хорошо. Приятно иметь дело с умным человеком. Расскажите мне подробно о себе, о своем прошлом, как вы представляете себе службу на благо великой Германии.

Шнеллер говорил быстро, проглатывая окончания отдельных слов, изредка заикался. Душевное напряжение, которое испытывал Николай Константинович в беседе со Шнеллером, обострялось усталостью, необходимостью быстро разобраться в вопросах, которые так невнятно задавал его собеседник.

— Майор Рудольф весьма лестно отзывался о вас, господин Никулин, — шепелявил Шнеллер. — Так же хорошо характеризовал вас и господин Плетнев.

— Я благодарен им за доверие, — ответил Николай Константинович. — Для меня это большая честь и счастье.

— Совершенно верно, — подтвердил Шнеллер. — Доверие немецкой разведки — это исключительно большая честь для каждого ее агента. Вы совершенно правильно сказали, господин Никулин. Каждый агент должен хорошо понимать, что выполнять задания абвера для него великое счастье. Мы с вами, господин Никулин, уже немолоды, — продолжал Шнеллер. — За спиной у каждого много трудных лет. Не так ли?

— Вы правы, господин капитан.

— Вот–вот. И я надеюсь, что жизненный опыт поможет нам найти общий язык…

«Чего он хочет от меня? — настороженно размышлял Николай Константинович. — Раз прямо сказать не решается, значит, какое–то пакостное дело придумал».

А Шнеллер буквально изводил Никулина вопросами, прощупывал его со всех сторон, старался сбить с толку. Капитан испытывал острое недоверие к агентам из военнопленных. Кто их разберет, этих русских! Вот сидит тихий, почтительный, а перебрось его через линию фронта, что он там натворит? Выполнит задание или нет, вернется назад или побежит к чекистам с повинной? Поди угадай. Недавно двое не вернулись, были арестованы советской контрразведкой, так не только в «Абверштелле–Остланд» пришлось иметь неприятный разговор. Из «штаба Валли» отчета потребовали. Им, конечно, не русских жалко, а тех сведений, которые собрали агенты. Но причем здесь он, Шнеллер?