Гвен Винн. Роман реки Уай

е передает их. Письма сосчитаны: их больше дюжины. Покойная леди вела обширную корреспонденцию. Она была всеобщей любимицей, не говоря уже о молодости, красоте и богатстве, у нее было множество подруг – близко и далеко; и, как подтвердил дворецкий, «письма приходят почти с каждой почтой». Впрочем происходит это только раз в день, потому что Ллангоррен лежит в стороне и доставка сюда осуществляется раз в сутки. Письма на подносе написаны женщинами, о чем свидетельствует аккуратный почерк, – за исключением двух, почерк на которых резче и грубей. В присутствии той, кому они адресованы, никто не решался распечатать корреспонденцию. Но теперь она мертва. Конверты один за другим вскрываются, и письма предъявляются жюри. Вначале просматриваются письма от женщин. Их не читают вслух, только проглядывают, чтобы убедиться, что в них ничего не связано с расследуемым делом. Все же на это требуется время; требовалось бы гораздо больше, если бы листочки были исписаны с начала до конца.

К счастью, лишь немногие из них так многословны; в большинстве записки о бале, поздравления с днем рождения, приглашения в гости, на обед и тому подобное.

Поняв, что они не имеют отношения к делу, члены жюри проглядывают их как можно быстрее и с нетерпением обращаются к двум письмам, написанным мужской рукой. Тем временем коронер их вскрыл и прочел про себя. Одно подписано "«Джордж Шенстон", другое – «Вивиан Райкрофт».

Никто из присутствующих не удивляется, услышав, что одно из писем написано Райкрофтом. Этого ожидали. Но никто не ждал письма от сына сэра Джорджа Шенстона. Однако молодой человек сам объясняет его происхождение, предоставив дальше говорить письму. Поскольку оба письма, несомненно, относятся к делу, коронер приказывает прочесть их вслух.

Случайно или нет, но первым зачитывается письмо Шенстона. Оно озаглавлено:

«Орместон Хилл, 4 часа утра. Apres le bal (После бала, фр. – Прим. перев.)».

Столь странно указанная дата как будто свидетельствует, что писавший находился в лучшем расположении духа, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах. Возможно, он еще верил, что дела его не бенадежны. То же самое можно ощутить в тоне письма, если не в содержании. А написано вот что:

«Дорогая Гвен! Я вернулся домой, но не могу лечь, не написав вам, чтобы сказать… Как ни опечален я тем, что вы мне сообщили, а я печален, Бог свидетель, если вы считаете, что я больше не должен у вас появляться – а на балу я заметил кое-что такое, что мешает мне так думать, – только скажите, и я исчезну. Малейшее ваше слово – для меня приказ. Тот, кто не надеется больше на вашу руку, всегда сохранит надежду и будет молиться за ваше счастье. Это

ваш преданный и почтительный Джордж Шенстон.

P.S. Не трудитесь писать мне. Я хотел бы получить ответ из ваших уст. И чтобы у вас была возможность дать мне его, я приеду в Корт после полудня. И тогда вы скажете мне, будет ли это моим последним посещением. Дж.Ш.”

Автор письма, присутствующий при чтении, ведет себя мужественно. Однако