Приключения 1964

Рафаил Бахтамов

Открытие

— О ходе следствия будете докладывать мне, — сказал прокурор. Возьмите дело.

За проходной плакат. На плакате — самолет, во всю ширину разбросавший стальные руки — крылья. По небесно-голубому красным: «Больше светлых», и три решительных восклицательных знака.

— Светлых нефтепродуктов, — пояснил сопровождающий.

Валерий смотрел на массивные тела резервуаров, на махины колонн и башен, увитых разноцветной перевязью труб. Звучали названия, цифры температур и давлений, крекинг каталитический, термический, специальный.

— Я хотел бы осмотреть установку, где произошел взрыв, — сказал он.

— Пожалуйста… Только зачем же взрыв? Просто авария…

Это не первый. Как угодно: авария, неприятность, происшествие, только не взрыв.

«Объект преступления» — установка высокотемпературного крекинга — по виду не отличалась от других. Такая же махина: металл, кирпич, трубы. «Можно подняться?» — «Конечно. Но установка работает нормально».

Всё-таки он поднялся — взлетел на лифте. Походил по площадке. Но труба заслоняла всё.

Зашли в операторскую. Начальник установки — немолодой человек с седыми лохматыми бровями — назвал себя, показал всё, что требовалось, но в разговор не вмешивался. Отвечал сопровождающий.

— Да, установка управляется отсюда. Сначала следует повернуть левую задвижку, потом правую. Ошибиться трудно — цвет, как видите, разный. Когда покрашены? Верно, краска немного стерлась. Есть схема, абсолютно ясная. Разумеется, висит давно — видите, бумага пожелтела. Если открыть в обратном порядке? Взрыв возможен. Нет, не обязателен. Всё зависит от параметров: концентрации, температуры, давления.

Валерий молчит. Ничего нового. Обо всём этом сказано в заключении. Даже задвижки он видел раньше — на эскизе. И представлял: сначала оператор поворачивает левую. Выжидает, пока температура снизится на сто пятьдесят градусов. Открывает правую. Следит по приборам за повышением температуры. Закрывает обе. И всё. Просто.

Правила Таирова, конечно, знала. И выполняла, надо думать, точно. Кроме одного: вместо левой задвижки, возможно, вначале открыла правую. Температура сразу подскочила, произошел взрыв.

— Двинемся дальше? — вежливо спрашивает сопровождающий.

— А? Нет, нет… Вернемся.

Инженер, кажется, немного разочарован. Чего он, собственно, ждал? Хитроумных вопросов, подвоха? Прощаясь, они смотрят друг на друга и улыбаются: ровесники, вчерашние студенты…

Секретарь директора кивнула Валерию, как старому знакомому.

— Открыть?

— Пожалуйста.

Провела его в комнату (письменный стол с зеленоватым стеклом, чернильница, счеты, на стенах диаграммы: что-то поднимается, что-то падает).

— Располагайтесь, — сказала она. — Сейчас вызову.

Оставшись один, Валерий переставил кресло, двинул поближе стул. Сказал спокойно и твердо:

— Войдите.

У неё было худое, смуглое, тонко очерченное лицо. Но это он увидел потом. Даже глаза — очень большие, очень темные — он умудрился не заметить. Так поразила Валерия её неожиданная веселость.

Она вошла с улыбкой. При виде незнакомого человека она попыталась стать серьезной, нахмурилась. А губы продолжали улыбаться, и руки играли с пуговицами в какую-то забавную игру. Казалось, она с трудом сдерживается и вот сейчас рассмеется. Впервые Валерий видел обвиняемую, которая так странно вела себя у следователя.

— Садитесь, — сказал он суховато. И когда она села: — Моя фамилия Крымов. Валерий Петрович Крымов. Мне поручили… проверить обстоятельства дела.

Она сжалась, притихла.

— Расскажите, пожалуйста, подробно, как всё произошло.

Не было в её рассказе ничего неожиданного, никакой «ниточки». Всё знакомо, даже скучновато, Левая задвижка. Правая…

— А не наоборот?

Она не торопилась с ответом. Вспомнила — это читалось на её лице. Странно, ведь её не в первый раз спрашивают.

— Нет. Я сначала открыла левую. Правую после.

— А вы не забыли? Знаете, бывает…

— Нет.

— Кстати, если не ошибаюсь, вы говорили, что взрыв произошел очень скоро, как только вы открыли вентиль (это не очень «кстати», но ничего, сойдет).

— Нет, — она покачала головой. — Я успела закрыть оба вентиля, подошла к столу, взяла журнал…

— И температуру успели заметить?

— А как же! Всё было по инструкции: температура сперва снизилась, потом стала повышаться.

— Не может быть! — не удержался Валерий. (Вентили можно спутать. Но температура… Если бы температура понизилась, взрыва не было бы. Значит, она говорит неправду.)

— Вы успели сделать запись в журнале? (Он отлично знает, записи нет.)

— Нет, я не успела…

Ясно. Сошлется на взрыв.

— Помешал взрыв?

— Не совсем… — Она покраснела. — Я как-то так… задумалась. А потом это… и я испугалась.

Валерий не смог скрыть улыбки. Сразу почувствовал — зря, но было поздно.

Лицо у неё замкнулось. Будто кто-то задернул между ними тяжелую плотную штору. Попробуй раздвинь. Неужели один человек не может объяснить другому?… Ведь ничего плохого он ей не желает. Даже больше: в сущности, он хочет ей помочь. Всё это так, а сумей убедить…

— Можно уйти? — спросила она.

— Да, пожалуйста. — Он вздохнул с облегчением.

Она дошла до двери, взялась за ручку и остановилась. Кто знает, о чём она думала. Может быть, ей казалось, что именно сейчас решается её судьба. Ещё есть возможность вернуться и заставить этого человека поверить, что она не виновата. А может быть, ей просто было трудно переступить порог и остаться одной.

— Пожалуйста, сюда.

Валерий очутился в окружении книг. Они закрыли стены так плотно, что черные, желтые, синие корешки казались рисунком на обоях.

— Эммануил Семенович Левин, — хозяин поклонился. — Эксперт. Прошу садиться.

Помолчали. Конечно, физиономистика — наука темная, но эта небольшая, слишком верткая голова, хитрые, глубоко посаженные глаза и губы — тонкие, длинные…

Левин закурил, сказал быстро, в одну фразу:

— Осмотр эксперта окончен, мнение составлено, перейдем к делу, чем обязан?

— Пришел к вам за советом.

Ответ, кажется, смутил эксперта. Он поерзал в кресле, загасил папиросу, зажег другую. Может, он ожидал, что новый следователь будет нападать на его заключение, и приготовился к отпору?…

— Пожалуйста, — сказал он наконец. — С удовольствием… А в чём, собственно, вопрос?

Валерий объяснил. Таирова упорно отрицает свою вину. В конце концов и у него появились сомнения. Он понимает, что это несерьезно, что сомнения — дело сугубо личное. Именно потому он не пошел к прокурору, решил сначала посоветоваться с опытным человеком.

— Опытный… первый раз в глаза видит… — пробурчал Левин и улыбнулся. Неожиданно оказалось, что улыбка у него мягкая, а морщины у губ — усталые и добрые.

Хозяин заметил взгляд Валерия. Он поправил галстук, нахмурился. Сказал сурово:

— У нас нет оснований не верить Таировой, однако она может искренне заблуждаться. Вы же прекрасно знаете, какие выкрутасы проделывает иной раз память.

— Может быть, какие-то другие причины?

— Какие же? — холодно спросил эксперт. — Вы, товарищ Крымов, конечно, понимаете, что, прежде чем писать заключение, я вместе с заводскими инженерами облазил установку. Так что посторонние влияния исключаются. Могу вас заверить, что из числа известных причин ошибка, названная в заключение, единственно возможная.

— А если там в установке произошло нечто науке неизвестное?

— Ох, и спешите вы, молодые, с выводами! «Неизвестное науке» — это же очень серьезно! Не надо, дорогой Валерий Петрович, бросаться такими словами…

— Хорошо, не буду, — улыбнулся Валерий. — Подскажите, что делать. Не верить?

— Нет, этого я вам никогда не скажу. Обязательно надо верить. Теперь о деле. Если вопрос стоит категорически: не верить человеку или сомневаться… — Эммануил Семенович сделал паузу и вдруг закончил весело: — Я, например, предпочитаю сомневаться.