Мир приключений 1962 г. №7

Старик не спал всю ночь. Утром, узнав, что охотники идут ловить тигрят, Евлампий загрустил еще больше. Прощаясь с ними, он попросил быть как можно вежливее с тигрицей.

— Амбе будет не до тебя, — сказал ему Ангелов.

Звероловы шли до полудня. У Теплого ключа они увидели старые следы тигрицы с тигрятами.

Однако к вечеру пошел снег и прикрыл все следы, и еще неделю звероловам пришлось ходить по тайге кругами, прежде чем они пересекли свежий след.

Они разбили табор и решили отдохнуть перед завтрашним трудным днем.

Собак посадили на сворки и не кормили.

Перед сном Савельич напомнил каждому его обязанности при ловле. Дормидонтыч должен был держать тигра за уши, Савельич брал на себя правую переднюю лапу, Андрею предстояло вязать левую и помогать Савельичу надевать намордник. Ангелов и Середкин должны были спутать задние лапы тигра. Семену Гордых поручили бежать за тигрицей и отгонять ее от места лова стрельбой.

— Только скопом, все вместе, — подняв указательный палец, строго говорил Савельич. — Растеряется кто, всем плохо будет. Держитесь около меня и разом, по команде, — на тигру. Без приказа — ни-ни. Двухгодовалого котенка от тигрицы трудно отличить. Теперь смотрите, как с вязкой управляться.

Прокопьев взял сплетенный втрое широкий бинт, ловким движением прижал коленом руку Дормидонтовича, захлестнул ее петлей, переплел концы и скрепил узлом. Свояк и охнуть не успел.

— Смотрите, братцы, низко лапу не захватывайте, — продолжал Савельич под смех охотников и смущенного Дормидонтовича. — Захватите лапу низко, тигра когтями поранить может, — и добавил: — Смех смехом, а с тигрой так быстро не сладишь, однако.

Каждый зверолов попробовал сам управиться с вязкой на руке соседа. Поднялась возня. Теперь настала очередь Савельича смеяться над непроворными: их связывали.

Спать легли рано и встали затемно.

Савельич повесил над костром большой котел для чая и набросал туда ягод лимонника. Когда вода закипела, то даже сквозь дым костра почувствовался тонкий горьковатый аромат лимона.

Обернувшись к Андрею, Савельич сказал:

— Не пробовал ты, однако, такого чайку. Великой мощи растение: выпьешь кружку такой заварки — хоть весь день бегай. Этот лимонник, говорят, даже в медицине употребляют. Для укрепления сил.

Отвар напоминал Андрею зеленый чай, которым его угощал однокурсник-казах. Потом плотно поели, снова попили чаю.

Рассвело. Отгорела неяркая заря. Родилось румяное солнце. Его свет сквозил меж безлистых крон и падал на свежий снег. По нему протянулись янтарные полосы. Они отливали самоцветами. А тени были нежно-голубыми.

Пахло осенней пустынной чистотой.

— Пошли! — выдохнул Савельич.

Держа собак на сворках, охотники двинулись в путь и через полчаса уже напали на след.

Ускорили шаги.

Собаки рвались, вставали на задние лапы, хрипели.

С вершины сопки заметили вдали над пихтачом ворон. Они вились кругом, опускались, взлетали.

— Там тигры, — сказал Савельич. — Пошли.

На поляне, над которой колесили вороны, наткнулись на тушу кабана, задавленного тигрицей.

Савельич осмотрел следы, тушу:

— Завтракать помешали. Быстрей бежать надо.

Скоро по следам стало видно — звери перешли на галоп. Мать шла широкими махами, а за ней по обе стороны-тигрята.

— Отпускай собак! — крикнул Савельич.

Лайки темными клубками покатились по снегу, подбадривая друг друга заливистым лаем.

С этого момента Андрей перестал замечать, что делается вокруг него, и в то же время нервы его обостренно воспринимали все происходящее.

Звероловы плотной кучей помчались вверх по склону, за собаками, лай которых стал слышен отчетливее.

— Посадили! Быстрее! — повернув раскрасневшееся, в крупных каплях пота лицо, прохрипел Савельич.

Звероловы ускорили бег. Андрей чувствовал, что сердце колотится у горла, мешая двигаться.

Собаки лаяли где-то рядом, за стеной густого пихтача.

Неожиданно следы тройки тигров разделились. Двое уходили вверх по сопке, а один свернул в сторону.

— Семен! Отгоняй дальше тигрицу! — приказал Савельич. — Карабины брось!

Но свой карабин Савельич не оставил.

Гордых кинулся вверх по склону, стреляя вверх.

— Куртки долой! Вязки за пояс! Держитесь кучей!

Сбросив куртки, котомки, приготовили вязки. Звероловы стали плечом к плечу около Савельича. Он не кинул куртку, а, скомкав, держал в руках. Старик оглянулся через плечо, скользнул прищуренным глазом по лицам:

— Скопом! Слушай команду! Идем!

Двинулись осторожно, затаив дыхание. Сквозь визгливый лай послышался рык и шипение. Андрей почему-то удивился, услышав кошачье шипение тигра.

Еще шаг, еще…

Собаки стояли полукругом у кедра. Там, прижавшись к стволу, стоял тигр. Он был огромен — в полчеловека. Шерсть на загривке и щеках вздыбилась; зеленые глаза округлились; верхняя губа, вздрагивая, кривилась, обнажая желтые клыки.

Взглянув на людей, тигр вздрогнул, мотнул языком по носу, припал к земле. Одна собака рванулась к нему. Неуловимым взмахом лапы тигр отбросил ее. Она упала метрах в пяти с распоротым боком.

Тигр не смотрел на собак. Он глядел в глаза людям немигающим взглядом, остановившимся от бешенства и ужаса.

Савельич шел к тигру чуть боком, примериваясь, и все пошли боком.

Пять шагов до тигра…

И тогда шерсть на бедрах тигра дрогнула. Он будто проверял опору для прыжка.

Савельич кинул в него свою куртку:

— Давай!

Тигр вцепился в куртку зубами и лапами на лету. Ткнул пахнущую потом одежду в снег, словно что-то живое.

Дормидонтович, одним прыжком очутившись на звере, схватил тигра за уши. И в тот же миг Андрей придавил коленом лапу амбы. Она была такая толстая, как его нога, и дрожала от напряжения, и мышцы судорожно двигались под шерстью. Выхватив из-за пояса вязку, Андрей продел петлю под лапу, просунул в петлю концы, рывком затянул. Прихватил еще раз. Покосил глазом в сторону Савельича. И увидел около своей щеки черные влажные губы амбы, желтый клык, торчащий из розовой десны, дрожащий язык, услышал хрип и клекот в горле тигра, а дальше лицо Прокопьева, его глаза, прищуренные, стальные.

Просунув дуло карабина в щель меж лапником, прикрывавшим вход, Андрей присмотрелся, не маячит ли над ним тень тигрицы. Он все-таки не хотел убивать ее. Но небо было темное, и слепил свет костра.

Обернувшись к взволнованному тигренку, охотник сказал:

— Ну, амба, молись, чтоб твоя мать была в полуметре от карабина, — и нажал крючок.

Одновременно с выстрелом что-то проворное и тяжелое рухнуло перед выворотнем, дико зарычав. Не раздумывая, Андрей проткнул дулом хилую занавеску лапника и еще дважды выстрелил наугад.

Взревев, тигрица бросилась прочь. Ее голос постепенно удалялся и затих.

— Везучая! Жива. Даже не ранена.

Выстрелы под сводом выворотня оглушили Андрея. Он сунул палец в ухо и потряс им. Стало легче.

Тигренок снова забился в глубь норы, не шипел, только таращил глаза.

— Вот, амба, с твоей мамой я договорился. Она больше не придет. Одни мы с тобой. А против нас ветер, холод, голод. Если бы не они! Тогда бы мы с тобой были уже дома. В настоящем тепле. И с едой. Тебя бы Аннушка кормила кониной. Очень вкусное мясо, красное, аппетитное. Ты бы остался доволен, амба. И я поел бы даже сырого мяса. Хоть бы пробежал кто мимо! Да видишь, ветер, снег — все живое попряталось. О матери ты не грусти.

Андрей отложил карабин и протянул руки к костру. Огонь усердно трудился над сучьями. Они раскалялись докрасна и, отдав тепло, меркли под серым пеплом.

— Она потоскует неделю — и конец. Только человек помнит все, даже то, чего он никогда не видел.

Тигр не мигая смотрел на огонь. В его блестящих глазах отражались языки пламени. Изредка веки его смежались. Но даже легкий треск искры будил зверя. И тогда Андрей видел, как темная глубина его зрачков сужалась в черные поперечные щели.