Золотой поезд

Франц резко оборвал мелодию и взглянул на соседа. Тот пристально смотрел на Франца. Неожиданно Иванов встал и, подойдя к австрийцу, протянул недокуренную «козью ножку».

- На, покури, устал небось.

- Спасибо, - сказал австриец, беря самокрутку.

Увидав Ильина и Мате, Бокмюллер встал и доложил:

- Старший по вагону Франц Бокмюллер. В вагоне все в порядке.

Ильин коротко рассказал об обстановке.

- Необходимо как можно быстрее выгрузить золото, - закончил он.

Когда поезд остановился и высланные разведчики доложили, что вокруг никого нет, началась выгрузка золота. Мешочки переносили в глубокий овраг и тщательно маскировали ветвями, листьями, дерном. Как только работа была закончена, Лавров разогнал состав и на ходу выскочил из паровоза. Поднявшись с земли, он ощупал вывихнутую руку и тихо проговорил вслед удаляющемуся поезду:

- Приготовились встречать? Ну что ж, встречайте!

17

- Ну, слушайте. Наше начальство, значит, получило телеграмму и приготовилось. Что было - не передать! Всю станцию оцепили, засад понаделали пропасть. Птицын думал, ну все-быть ему в генералах. А тут, как на грех, эту телеграмму и Мишка Одноглазый получил. Слышали про такого бандюгу? Он тоже решил не плошать, да и разобрал путь.

Вот как наворочал! Поезд, сами видите, вдребезги, а золото - тю-тю!

- Может, его все-таки Мишка захватил?

- Нет, где там! Говорят, рвет и мечет. Пошел партизан искать, которые из-под носа у него золото увели.

Мате чуть приподнялся и посмотрел на говоривших. Из кустов, где он лежал, ему хорошо была видна большая группа людей на насыпи. В центре группы стоял высокий бородатый человек, видимо, бригадир ремонтных рабочих, присланных исправлять путь.

- Ну, а потом? - осведомился один из рабочих. - Потом-то что было?

Бородач продолжал рассказывать.

Мате пристально вглядывался в этого человека и чем больше смотрел, тем больше убеждался, что не ошибся.

…Иркутская тюрьма, куда бросили Мате, как только узнали, что он коммунист, была набита до отказа. В тесных одиночках сидело по десять-пятнадцать человек. Каждую ночь расстреливали коммунистов и каждую ночь приводили все новых и новых. Однажды в камеру втолкнули высокого бородатого человека. Он был так избит, что не держался на ногах. Но едва он пришел в себя, его снова повели на допрос. Допросы повторялись каждый день - видимо, этот человек знал что-то важное, - и часто его приносили в камеру без сознания. Мате поражала непреклонность и воля этого коммуниста. Позже он узнал, что его фамилия Кедров, что он работал в Иркутске вместе с Постышевым.

Однажды ночью Мате вывели на кладбище и велели рыть себе могилу. Мате отказался. Его начали бить. Били долго, с тупой, бессмысленной жестокостью. И только тогда прекратили побои, когда показалось, что Мате перестал дышать. Его бросили в канаву и ушли. Мате умер бы, если бы его не подобрали и не выходили рабочие-китайцы. Поправившись, он вместе с ними ушел в тайгу к партизанам и не знал, что стало с Кедровым.

И вот этот человек перед ним!

Мате встал и быстро пошел к насыпи. Бородач подался вперед, крепко стискивая ручку лопаты. И вдруг, отбросив ее, шагнул навстречу Мате.

- Ты? Живой? Не призрак?

- Я, - кивнул Мате. - Не призрак. Как и ты.

- Ну и живучий мы народ! - Кедров крепко обнял Мате. - Товарищи, - повернулся он к рабочим,-это венгерский коммунист.- И тихо сказал: - Тут все свои. Проверенные. Сам подобрал. Ну, рассказывай о себе - как ты, откуда?

- Потом, - остановил его Мате. - Значит, дорогу чинят твои люди?

Кедров кивнул головой и усмехнулся.

- Чиним. Да только не торопимся. Нам-то спешить некуда. Ну, пока расчистим, пока… метров двадцать еще покалечим - на Мишку, конечно, спишем. Потом, помолясь богу, да не торопясь, чинить начнем. Колчаковская-то армия катится назад, как по маслу, а поезда к фронту не идут из-за нас. Ни подкреплений, ни боеприпасов.

- Да, - кивнул Мате, о чем-то думая. - Да, так. Народ совсем свой?

- Совсем, - подтвердил Кедров.

- Хорошо. Сколько времени надо, чтобы починить путь?

- Ну, если возьмемся по-настоящему, значит, за полдня управимся.

- Так… Сегодня в 4 часа вечера будь здесь. Может быть, дорогу придется чинить быстро.

Кедров удивленно посмотрел на Мате.

- Да разве… - почти вскрикнул он.

Мате поднял руку, не то предупреждая о молчании, не то прощаясь, и быстро ушел.

Через два часа он уже был далеко в тайге, на дне густо заросшего кустарником оврага. Ильин, Марков и Лавров лежали в кустах. Мате передал свой разговор с Кедровым.

- Можно рассчитывать на его помощь.

- Это неплохо, - сказал Марков, грызя травинку. - Ноя предлагаю другое. Золото нужно надежно закопать, а самим пробираться в глубь тайги, к партизанам. Когда же Колчак будет разбит, золото переправим в Москву.

Наступило молчание.

- Нет, - отрезал Мате, - Оставлять золото здесь нельзя. Ясно, что и бандиты, и колчаковцы обшарят каждый клочок тайги в этом районе.

- Я тоже так думаю, - кивнул Лавров.

- Значит, примем помощь рабочих, - заключил Ильин.- Надо предупредить наших.

Он пошел по дну оврага, вглядываясь в чащу кустарника, где сидели и лежали бойцы. Люди устали до крайности, но никто не смыкал глаз. Огромное напряжение владело всеми с той самой минуты, когда выяснилось, что о поезде стало известно по линии.

Неожиданно где-то вдали затрещали выстрелы. Застрочил ручной пулемет. Ему ответил «максим». Бойцы напряженно прислушивались.

- Спокойно, товарищи, - сказал Ильин.- Передайте по цепочке: не обнаруживать себя ни в коем случае.

Бой приближался: выстрелы трещали все громче. И вдруг стрельба стихла.

18

Бокмюллер и Андрей находились в разведке километрах в двух от оврага. Выстрелы раздались совсем рядом, на опушке леса. Разведчики залегли в кустах.

Когда все стихло, Бокмюллер, приказав Андрею оставаться на месте, неслышно пополз к опушке. Вернулся он нескоро.

- Это белогвардейцы из города, - зашептал он на ухо Андрею. - Вышли искать бандитов. Они думают, золото захватил какой-то атаман Одноглазый. Хорошо запомни, что я тебе говорил.

Андрей удивленно поднял глаза.

- Слушай, сейчас все будешь понимать,- нетерпеливо продолжал австриец. - На этот отряд напал тот самый Одноглазый. Он напал неожиданно и скрылся. У белогвардейцев есть раненые и убитые, Сейчас часть отряда пойдет обратно в город, понесет раненых, а другие пойдут дальше, туда, - Бокмюллер показал в сторону оврага. - Я слышал разговор офицеров. Они будут искать долго. Им приказано не возвращаться в город без золота. Или хотя бы без «языка».

- Почему ты все это рассказываешь мне? Почему ты сам не расскажешь об этом Ильину или Маркову? - испуганно спросил Андрей.

Франц положил руку ему на голову и ласково потрепал волосы.

- Потому, мальчик, - сказал он тихо, - что, кроме этих слов, ты передашь мой последний привет товарищам. Я больше не вернусь.

Андрей судорожно вцепился в руку австрийца.

- Франц Иванович, дядя Франц, не надо, - прошептал он, поняв, что хочет сделать Бокмюллер.

Тот осторожно высвободил руку.

- Я пойду к ним. Я обману их и задержу. Вы успеете спасти золото Советской республики. Ты скажешь товарищам: Франц Бокмюллер умер честным. Ты это скажешь товарищам, мой мальчик?

Андрей беззвучно плакал. Бокмюллер взял его за подбородок и поднял голову.

- Не надо, мальчик.

Он вынул из кармана старый бумажник и раскрыл его.

- Это моя карточка коммуниста. Отдай товарищу Мате. А это тебе, на память,- он протянул Андрею помятую и сильно потертую фотографию. На ней была снята семья. Бокмюллера - он сам, молодой, в белом крахмальном воротничке, красивая молодая женщина и двое мальчишек, удивительно похожих на отца.

- Фотографировались перед самой войной,- тихо сказал Франц. - Они все считают меня убитым. Когда-нибудь ты напиши им про меня. Пусть знают, что их отец погиб не за Австро-Венгерскую монархию, а за красное знамя. Пусть они это знают. Сделаешь?