Финансы Великого герцога

От постояльцев отеля Луису удалось нахвататься английского и немецкого, и высшим его наслаждением стало изливать горечь сердца иностранным гостям. Герр Бинцер из Франкфурта тотчас околдовал его: Луис завидовал его богатству и никак не мог отделаться от мысли, что заставляет этого состоятельного иностранца так долго оставаться на Менорке. Несколько раз Луис пытался сблизиться с герром Бинцером, но тот резко пресекал все его попытки. С тем большим нетерпением Луис поспешил к герру Бинцеру, когда тот пригласил его подняться к себе.

Когда Луис вошел в комнату, немец сидел, небрежно откинувшись на спинку единственного кресла; в уголке рта у герра Бинцера висела сигара, а руки немца были погребены в карманах брюк. Рядом на столе лежала чековая книжка и высокая стопка золотых монет, при виде которых глаза у Луиса невольно расширились. Заметив молодого меноркца, герр Бинцер встал и пробормотал какое-то приветствие, что было с его стороны небывалой любезностью. Луис заметил, что лицо у герра Бинцера красное и опухшее.

— Guten Tag, [26]герр Бинцер, — с поклоном ответил Луис, радуясь возможности продемонстрировать свои познания в немецком.

— Так-так, — отозвался герр Бинцер по-немецки, — вы знаете мой язык, сеньор Эрнандес!

Говорить меноркцу «сеньор», если он не является главой семьи, уже не было принято; герр Бинцер прекрасно знал это и своим приветствием подчеркивал, что считает молодого Луиса главным в семействе Эрнандес. Луис слегка зарделся от такой лести и замолчал — возможно, правильно оценивая свои познания в немецком.

Герр Бинцер заметил его неуверенность:

— Сеньор Эрнандес, если позволите, я предпочел бы говорить по-испански. Я так долго жил за границей, что успел забыть родной язык. Но мне приятно встретить в вас, сеньор Эрнандес, человека, которому даже здесь, на Менорке, удается сохранять связь с большим миром!

Луис приосанился:

— Я стараюсь, сеньор, но, как вы справедливо заметили, живя на Менорке, сохранять эту связь не так просто.

— Вы честолюбивы, сеньор Эрнандес? Вы хотите преуспеть в жизни, не так ли? Именно такое впечатление я составил о вас, — сказал герр Бинцер так же любезно и доверительно.

Луис оживился:

— Я стремился к этому всю жизнь, сеньор. Но что, по-вашему, можно сделать здесь, на Менорке? Я не могу совершить то, что никому не удавалось на протяжении двухсот лет. Здесь невозможно заработать, невозможно чего-то достичь. На Менорке все невозможно, потому что это — Менорка.

— Тогда, сеньор Эрнандес, — медленно проговорил герр Бинцер, — вам остается только покинуть Менорку или изменить ее!

Луис горько засмеялся:

— Изменить Менорку! Вы шутите, сеньор. Ничто не меняется на Менорке; дома, земледелие и все остальное сегодня остаются точно такими, как пятьсот лет назад. Ничто не меняется на Менорке, и менее всего — сама Менорка.

— Вы ошибаетесь, — серьезно возразил герр Бинцер. — Что-то должно было измениться, если появились такие молодые люди, как вы. Кто знает, что можно сделать, чтобы жизнь на острове стала лучше?

Лицо Луиса оживилось еще больше.

— Сеньор. — В его голосе звучало самодовольство. — Я не глуп, и я это знаю, и нельзя сказать, чтобы я не разделял ваших мыслей. Но скажите, сеньор, что же я могу сделать?

— Если вы одиноки, — герр Бинцер внимательно посмотрел на молодого человека, — то многого вы не сделаете. Но действительно ли вы одиноки? Неужели у вас нет друзей, которые бы разделяли ваш образ мыслей? Которые бы хотели пробудить Менорку от дремоты? Но если такие друзья у вас есть, то я не понимаю, почему вы упали духом, сеньор Эрнандес!

— Друзья! — с чувством воскликнул Луис. — Разумеется, у меня есть друзья, разделяющие мой образ мыслей, и их не так мало. Можете мне поверить, мы разработали множество планов, направленных на то, чтобы улучшить наше положение. Множество! И возможно, они не так бессмысленны, уверяю вас, сеньор, а препятствия, которые стоят на нашем пути, не так существенны, как можно думать. На нашей стороне энергия, ум и сплоченность. Но против нас — большинство и тупость народа. Видите ли, сеньор, эти две силы можно победить только с помощью двух других сил — власти или денег. Даже имея одни только деньги, недолго захватить и власть. Но у кого на Менорке могут быть деньги? Ни у кого, даже у великого герцога, хотя он и собирает с нас неслыханные налоги!

Герр Бинцер откашлялся.

— Вы занимаете меня все больше и больше, сеньор Эрнандес, — медленно проговорил он. — Вы первый симпатичный человек, которого я здесь встречаю. Вы очень умны для своих лет — очень. И вы очень порадовали меня, сеньор Эрнандес, сказав, что вы не один. Вы говорите, власть и деньги. Ну что ж, вы правы. Но так ли много нужно денег, чтобы осуществить ваши замыслы? Я…

Луис внезапно перебил его. Слово «деньги», повторенное несколько раз, повернуло его мысли в привычное русло, но вместе с тем заставило насторожиться. Ему не раз приходилось жаловаться иностранцам на Менорку, но герр Бинцер казался ему подозрительным — а герцог, даром что милосердный правитель, не приветствовал политическую ангажированность своих подданных.

— Сеньор, — сказал он с достоинством, — должно быть, я плохо выразился. У нас нет планов, которые мы хотели бы претворить в жизнь. Мы лишь в общих чертах рассуждаем о том, можно ли улучшить наше положение. И мы никогда не считали, что для этого понадобится много денег, сеньор!

Взгляд, которым он смотрел на герра Бинцера, отчетливо говорил: вы меня не обманете! Вы что-то вынюхиваете, но если вы шпион, то вам меня не поймать, а если на уме у вас что-то другое, то скряжничать не годится. Герр Бинцер несколько секунд глядел ему в глаза, а потом проговорил:

— Совершенно верно, сеньор, совершенно верно. В общих чертах — именно это я и имел в виду. Давайте поговорим в самых общих чертах о том, как можно пробудить Менорку от сна. Вы считаете, что для этого нужны деньги. Но положим, вы получите деньги — что вы станете делать?

Он, словно задумавшись, пододвинул к Луису чековую книжку и пристукнул по столу стопкой золотых. Герр Бинцер наблюдал за ним из-под полуприкрытых век. Луис отвернулся, чтобы скрыть борьбу между алчностью и осторожностью, которая происходила в его душе. Внезапно он встретился глазами с немцем, и его лицо, заросшее черной щетиной, исказила усмешка:

— Сеньор, как говорит мой старый отец, лучше говорить откровенно. Я не думаю, чтобы вы были шпионом, к тому же я всегда смогу отказаться от своих слов или бежать. Вы спрашиваете, что бы мы могли сделать, будь у нас деньги; и я отвечу вам: все. Народ недоволен, и нужно только уметь этим воспользоваться. Но почему вы спрашиваете, сеньор? Быть может, вы хотите вложить деньги в наше маленькое предприятие?

Теперь настал черед герру Бинцеру смущенно потупить взор. Лобовая атака молодого человека ошеломила его, и он не знал, что отвечать на смело поставленный вопрос. Луис между тем дерзко продолжал развивать наступление, не давая герру Бинцеру опомниться:

— Не смущайтесь, герр Бинцер! Я не так глуп и понимаю, что вы не просто так задали этот вопрос!

Герр Бинцер сразу отбросил сомнения. Кружить, как кот вокруг горячей каши, — нет, это не по нему, ему по душе простые и грубые методы. И герр Бинцер ответил прямо:

— Именно так, сеньор. На этот раз ваш отец оказался прав. Лучше говорить откровенно. Я бы мог сказать, что хочу помочь вашей стране в беде, — и, разумеется, это тоже было бы правдой, но я обратился к вам потому, что случайно это совпало с моими интересами. У меня есть кое-что, что поможет вашему народу подняться, даст ему и работу, и деньги. Но при нынешнем положении дел я бессилен. Нелепость нынешней формы правления — причина всех ваших бед. Если вы и ваши друзья хотите ее изменить, то, возможно, я помогу вам деньгами. Но ее нужно изменить в корне, сеньор! Вам ясно? Ну, что вы скажете? Вы этого хотите? И под силу ли вам это дело?