Изгнанник

«А Горные племена?» — спросил, похолодев, Торак.

Ренн вытащила из своей сумочки с целебными травами горсть сушеной рябины, нанизанной на шнурок, сплетенный из волокон кипрея.

«Я тут встретилась кое с кем из племени Рябины — они спешили пораньше прийти к месту встречи племен, чтобы занять лучшее место для стоянки, — и выменяла это ожерелье на свою стрелу».

«Но разве они не заметят, что ты не носишь их ожерелье?»

«Я тоже об этом подумала, а потому разделила нитку пополам. — И она, подняв руку, показала Тораку вторую такую же нитку бус, обвязанную у нее вокруг запястья».

Первую нитку она повязала на руку Тораку. Она все время хмурилась, но Торак догадывался, что ей, как и ему самому, становится легче, когда они вместе готовятся к совершению этого страшного обряда.

«Когда придет время, — сказала она, — ты должен приготовить себе особое снадобье, чтобы очиститься. Корень гулявника нужно растереть вместе с корой ольхи, листьями буквицы и бузины и залить чистой водой. Воду возьми в той реке, что называется Топорище, это важно, потому что она свою силу черпает во льдах на вершинах гор. И пусть все это хотя бы сколько-то времени постоит в лунных лучах».

Он приготовил этот напиток еще вечером, в сумерках, смешав все, что велела ему Ренн, в чашке, которую смастерил из беличьей шкурки, а потом оставил на вершине валуна, чтобы напиток впитал силу лунных лучей, пока он, Торак, будет срезать ветки рябины.

«Я не думаю, что в этом напитке есть нечто такое, отчего твои души могли бы разбрестись в разные стороны, — сказала ему Ренн, — но ты все-таки лучше нарисуй на лице знак Руки, а тело натри рябиновым листом. На всякий случай. Ну, а я, разумеется, буду рядом, если вдруг что-нибудь случится».

«А что мне использовать от имени Морских племен?»

«Нож твоего отца. Ведь нож этот из морского сланца. И вот что, Торак: наточи его как следует, он должен быть очень острым. К тому же тебе будет не так больно».

Торак в ужасе смотрел, как Ренн достает свою коробочку с иглами, моток ниток из сухожилий и маленький костяной рыболовный крючок.

«А крючок зачем?» — спросил он.

Ренн, не глядя на него, объяснила:

«Ты не должен делать слишком глубокий надрез, иначе можешь повредить мышцы… — Торак невольно коснулся груди. — Я тебе сейчас покажу. — И Ренн ножом нацарапала крест у себя на колене, обтянутом штанами. — Вот, смотри: это твоя татуировка. Ты… сделаешь вокруг нее надрез примерно в форме ивового листка, а затем… подцепишь крючком кожу в центре и дернешь… — На лбу у Ренн выступили капли пота, когда она подцепила крючком рисунок на колене и приподняла оленью шкуру, из которой были сшиты ее штаны. — Так ты сможешь оторвать подрезанную по краям кожу вместе с татуировкой. А потом как можно быстрее соедини края раны и сшей их покрепче».

Когда она закончила свои объяснения, их обоих трясло от ужаса.

Водяная пыль, летевшая от Рек-Близнецов, казалась Тораку ледяным дождем; у него все лицо было мокрым, когда он, опустившись на колени, выпил горький напиток из трав, затем очистил себя пучком рябиновых веток, нанес на лицо метку Руки и, наконец, разложил перед собой набор игл и рыболовный крючок. У него было такое ощущение, словно сейчас он лишится чувств.

Внизу, у подножия валуна, Волк вскочил и поднял морду, хвост у него стоял трубой: он явно уловил чей-то запах.

«Что там?» — по-волчьи спросил Торак.

«Другой».

«Кто другой?»

«Другой». Волк покружил у подножия валуна и вопросительно посмотрел вверх, на Торака; глаза его в лунном свете отливали серебром.

Но что бы Волк ни имел в виду, Торак не мог допустить, чтобы какой-то неведомый «другой» отвлек его сейчас от основной цели. Если он немедленно не начнет, потом у него уже не хватит мужества.

Он стащил через голову куртку, и водяная пыль тут же покрыла все его тело ледяной пленкой. У него даже зубы застучали от холода. Дрожащей рукой он обвел охрой проклятую метку — трезубец Пожирателя Душ.

И вытащил нож. Отцовский нож. Голубой морской сланец тоже казался ему ледяным, зато ручка была по-прежнему тяжелой и теплой.

Волк негромко зарычал.

Торак на всякий случай велел ему оставаться внизу и приготовился сделать первый надрез.

Близилась заря. Торак лежал у подножия валуна в своем спальном мешке и весь трясся, не в силах сдержать дрожь. Ему было так больно, что перехватывало дыхание. Не хотелось жить! И не было в мире больше ничего, кроме этой оглушающей, лишающей разума боли в груди.

Рыдание вырвалось у него из уст, он стиснул зубы. «Отец ведь тоже это проделал, — сказал он себе. — Он тоже вырезал эту проклятую метку, он тоже через это прошел. Значит, сможешь и ты».

Голоса Рек-Близнецов гулко отдавались у него в голове, вторя пульсирующей боли в груди.

«Но у отца была подруга, она была рядом с ним, она ему помогала. А рядом с тобой никого нет. Ты совершенно один…»

Торак зарычал от боли и зарылся лицом в шкуру северного оленя.

Что-то защекотало у него в носу. Это оказался длинный рыжий волос, волос Ренн. Ну да, это ведь ее мешок, она в нем когда-то спала… Торак старательно собрал все рыжие волоски и сжал их в руке. «Я не один», — сказал он себе.

Через некоторое время он услышал цоканье когтей по камням. Холодный нос ткнулся ему в щеку. Волк с тяжким вздохом рухнул с ним рядом.

— Я не один, — прошептал Торак, погружая пальцы в густую шерсть своего четвероногого брата. «Никогда не покидай меня», — попросил он его по-волчьи.

Волк снова ласково ткнулся носом ему в щеку и ободряюще лизнул.

И Торак, обнимая Волка и не выпуская из пальцев его шерсть, соскользнул в забытье, навстречу кошмарным снам.

Ему привиделось, что на Ренн напал лось. Не тот подросток, который так хотел с ним, Тораком, подружиться, а взрослый самец.

Торак попытался шевельнуться, встать, но сон не пускал, цеплялся ему за ноги, так что Торак мог лишь беспомощно смотреть, как Ренн, прижавшись спиной к дубовому пню, отчаянно ищет глазами, куда бы взобраться, чтобы лось не смог ее достать. Но вокруг ничего подходящего не было: за спиной у нее была река, а впереди — крошечные ивки, по колено высотой.

Лось взревел, и от его рева, казалось, вздрогнула земля; затем он наклонил голову и приготовился к атаке. Одного удара этих страшных острых копыт достаточно, чтобы расколоть череп кабану, а волку пополам переломить хребет. У Ренн не было ни малейших шансов на спасение.

Лось ринулся на нее, и Торак почувствовал, как задрожала земля, почуял запах мускуса — запах разъяренного зверя — и вдруг ощутил резкий приступ боли где-то внутри, в животе. И боль эта была такой ужасающе знакомой…

…Но теперь это была уже его ярость; она гнала его огромное тело вперед, и это его рога ломали и отбрасывали ветки, когда он грозно приближался к Ренн…

«Это не сон, — с ужасом понял Торак. — Это происходит на самом деле!»

Глава восьмая

Лось с шумом вылетел из чащи, и Ренн испуганно метнулась за пень и присела на корточки. С ужасающей лихостью лось крутанулся на одной ноге, словно высматривая врага. Ренн осторожно выглянула из-за дубового пня и тут же снова присела, низко склонив голову. А лось галопом унесся прочь, но через некоторое время вновь выбежал из Леса, по-прежнему готовый к атаке.

Почти не дыша, обливаясь потом, Ренн скорчилась за дубовым пнем. Рядом не было ни одного дерева, на которое можно было бы взобраться, — этот склон два лета назад специально расчистили для стоянки. Правда, в десяти шагах от нее была река, но она все равно не успела бы туда добраться. Да и лоси к тому же отлично умеют плавать.

В коленку ей вонзился какой-то корень, и она чуть шевельнулась, переменив положение. И тут же почувствовала, что проваливается в какую-то нору. Бормоча слова признательности своему хранителю-ворону, Ренн подтянула к себе лук и стала задом вползать в это спасительное отверстие — нору или дыру. Если ей удастся туда забраться, лось не сможет достать ее: эта нора слишком узка для его рогов. И потом, лось вряд ли станет раскапывать нору. Во всяком случае, обычныйлось.