Заговор Мурман-Памир

…Разом пропадут все люди с заморскими зверями на пуговицах, некому будет стрелять и забирать оленей, останутся одни лопари. Тут везде повесят красный ситец, все намажутся оленьим жиром, а реки потекут рыбьим жиром.

…Ой недаром перевязаны рога оленя зеленой ленточкой.

…И утром, и как только солнце спряталось, и еще раз заходил большой начальник, спрашивал: кто перевязал рога оленя зеленой ленточкой?

…Скачет, скачет большая райда (олений поезд). Один, два, три, четыре, десять оленей и еще десять. В санях люди с ружьями, смотрят, где олень, рога-зеленые ленточки, близко уже они, за пригорком.

…Правду говорили старики.

…Стрелять оленю промежду рогов, он упадет на колени, звезды упадут с неба. Вонзят русскому нож в сердце, станут рассекать и делить землю лопскую, и лопарей, и оленей, и собак, и морские промыслы, и озерные, и лесные. Будут люди с желтыми пуговицами и в Коле, и в Кандалакше, и в Архангельске, и в Питере.

Дремота почти соскочила с Файна.

— В чем дело?

Тряс лопаря за плечо. Тот разводил руками, смотрел хитро подслеповатыми глазами.

— Где, где?

Старик сделал знак молчать, вышел на порог и стал прислушиваться. Потом кивнул головой и показал пальцем: там. Файн ничего не слышал. Но времени терять нельзя было. Револьвер приставлен ко лбу лопаря.

— Запрягай сейчас же самого быстрого оленя и вези меня на русскую сторону.

Лопарь засуетился. Вдруг и Файн стал различать какой-то нарастающий смутный шум. Из-за ближайшего леса доносилось скрипенье полозьев, топот оленьих копыт, фырканье. Неслись не одни санки, несся целый десяток их. Опасность надвигалась. В полной темноте лопарь метался, как угорелый. Руки не попадали в петли, ремни не слушались. Олень топтался.

ЧАС = СУТКАМ

Как все это вышло?

Совершенно непостижимо.

Два дня прошло с тех пор, как Файн покинул мичмана. Кто мог сообщить в Мурманск о его поездке? И кто его преследователи?

Каким образом лопарь узнал о них раньше, чем они появились?

Во всяком случае опасность надвигалась и надо было спешить.

Файн не помнил, как среди покрывшего погост шума налетевшей райды и снования десятка неизвестных сапок, он в полной темноте, почти уже отчаявшийся, вылетел на запряженном, наконец, олене, зацепив чьи-то сани и хватив кого-то по голове ручкой револьвера.

Всю ночь продолжалась близкая, порою на плечах, погоня, но олень лопаря оказался, действительно, превосходным, и к утру Файн слышал за собой шум не более двухтрех санок.

Олень после бешеной скачки уже хромал и задыхался.

Лопарь оказался безусловно преданным Файну. Было ли это неясное революционное чутье или просто идеальная честность и гостеприимство, обычное у лопарей, Файн так и не понял.

Избавиться от последних преследователей помог следующий случай.

Между сплошными елями чернела одинокая землянка. Бродили олени. Уже с пригорка лопарь стал делать руками какие-то знаки. Перед землянкой засуетились и когда сани подлетели, беглецов ждал запряженный рослый и сильный олень.

Файн огляделся.

Преследователи в облаке снежной пыли показались на пригорке.

Недоумевающие заботливые лица лопарей окружали Файна.

Надо было решиться.

Файн положил руку на рукоятку револьвера, другой показал на оленей. Вынул деньги — золотые и романовские — которыми был снабжен в достаточном количестве:

— Вот вам деньги, а оленей надо перебить, чтобы те не воспользовались.

Лопари даже присели от страха, некоторые заныли.

— Одни, в глухой тайге, без оленей! Верная смерть!

Файн настаивал.

Выход нашел лопарь — спутник Файна. Что-то объяснял хозяевам на своем языке. Передал им небольшую часть суммы, предложенной Файном.

Тотчас же лопари вооружились палками и принялись разбивать каждому оленю по одному копыту.

Лопарь, смеясь, объяснял:

— Поправятся через три дня, а сегодня-то никто на них не поедет!

Несколько дальних пуль просвистало над говорившими. Вскочили в санки. Свежий олень рванул. Потом преследователи — видимо, русские белогвардейцы — окружили землянку. Лопари разводили руками. Сыпались ругательства.

Продолжали преследование на истомленных оленях и в какие-нибудь десять минут совершенно затерялись, стали черными точками на горизонте.

Файн ехал теперь не особенно быстро, правили в Кандалакшу, но далеким кружным путем, так как за ночь лопарь углубился в дикие непроходимые места. Переваливал и через невысокий хребет.

Однако, впереди были новые грозные испытания.

Через полчаса, приблизительно, после того, как последние преследователи пропали, Файн заметил, что лопарь бросает тревожные взгляды куда-то назад и вбок.

Потом лопарь пригляделся внимательнее и вдруг в паническом ужасе склонился к передку саней, охватив голову руками.

Файн пробовал смотреть туда же.

Не подымая головы, лопарь теребил его:

— Не смотри, не смотри, окаменеешь!

Дрожал как в лихорадке, зубы стучали, завыл. Файн выругался. Действительно, на дальних холмах как будто какой-то вихрь завивал, перебегая по склонам. Воздух там струился, качался.

— Буря какая-нибудь особенная, ужасная? — с содроганием подумал Файн.

Но нет, что-то явно перебегало не на широком пространстве.

— Санки? Но колоссальная быстрота!

Наконец, на одном из уклонов разглядел узкое тело. Над ним веером разбросанный воздух.

— Что за чорт? Неужели? Но нет, в самом деле! Ясно! Аэросани!..

Из Мурманска, не надеясь на погоню, нарядили по следам оказавшиеся у англичан аэросани.

Все оборвалось в Файне. Лучший олень в хороших условиях, делает 70 верст в сутки. Нормальный же ход аэросаней 70 верст в час.

— Сутки против часа! Недурно. Открыты мы или еще не открыты? Бросить санки, спрятаться, зарыться в снег? Тогда смерть от холода.

Но постепенно подавленность Файна проходила. Мужество возвращалось. Он расталкивал лопаря.

— Там такие же люди, как и мы. С желтыми пуговицами. Они движутся в 24 раза скорее нас, но на открытой равнине. В густом лесу, в кустарниках мы изворотливее.

Лопарь начинал понимать.

— Туда?

— Верно. На хребет, в лабиринт камней и теснин!

Надо было решаться. Сани отделились от опушки и понеслись через небольшую покатую равнину к ущелью.

С аэросаней их заметили.

Их движение оказалось ошибкой. Не пролетели они и четверти расстояния до ущелья, как аэросани затрещали в непосредственной близи.

Теперь лопарь сжался в жесткий комок, весь энергия, не обращая внимания на Файна, сам вел борьбу. Люди ли, духи ли в чудовищных санях, но есть возможности с ними бороться.

Полудикарь при помощи первобытного оленя боролся против последнего слова транспорта и четырех английских офицеров.

Узкий глубокий овраг-трещина преграждал дорогу саням. Лопарь вытянул оленя в струнку и, легко отделившись от земли, перемахнул овраг. Преследователи же, не рассчитавши, врезались в снег, отскочили, стали поворачиваться и задержались.

Теперь лопарь вел санки по крутому берегу оврага, аэро неслись по другому берегу. Таким образом удалось значительно сократить расстояние до холмов. Потом преследователи, обогнав беглецов, выбрали место, где их берег значительно возвышался над противоположным, перешли через узкий овраг и перерезали дорогу оленю.

Тогда лопарь поставил оленя на колени, прилег к саням и по вертикальному почти откосу бухнул в овраг.

Такого номера англичане проделать не могли, крутились по берегам оврага, перескакивали через него, не стреляли, потому что, видимо, твердо решили взять Файна живым.

Лопарь несколько раз менял направление, выиграл расстояние, выскочил опять на равнину и здесь выкинул особенно рискованный трюк.

Покатый, довольно крутой склон скалы оканчивался вертикальным, ледяным обрывом. Сюда-то лопарь направил оленя. Англичане понесшиеся за ним, на половине склона сумели затормозить, и целую минуту качались между жизнью и смертью. Тогда юркий олень, повернувшись на краю обрыва, пролетел под самыми полозьями англичан. Файн видел повисшую над головой на бешено работавшем пропеллере машину и среди четырех, готовых лопнуть от напряжения и прилива крови, с выпученными глазами лиц, узнал одно. Своего недавнего пленника, сданного Николаю Петровичу. Частично все как будто начинало разъясняться.