По медвежьему следу

Снова, пересыпав на стол «поджаренные» зерна, Борис образовал из них длинную узкую дорожку и начал просмотр. Глядя сквозь лупу, иглой отделял он зерна, явно не похожие на золото, а остальные проверял на твердость, цвет черты и другие признаки. Больше всего хлопот доставляли невзрачные, одетые «рубашкой» ржавчины зерна. Приходилось иглой, как шпагой, наносить уколы — в золотые она входила легко, от иных отскакивала.

Медленная, трудная работа. С почтением смотрели, как он колдует, все остальные. Они уходили и возвращались, а Борис, забыв о времени, одолевал зерно за зерном, изредка закрывая глаза, чтобы отдохнули.

Распрощался Вася с сожалением, что отрывают его от такого интересного дела, ушел крутить кино.

Позвали Веру Павловну и с ее помощью определили, что на зубах медведя золота налипло граммов сорок.

Она ушла и вскоре вернулась, видимо, для того, чтобы сообщить, что удивляется самой себе: «Испугалась, как дура!» И начала обсуждать эту тему, глядя на Бориса. Он в ответ бормотал что-то, не отрывая глаз от лупы.

Вернулся Витя, сделав уроки. Вернулся председатель, окончивший в поссовете прием. Уже сумерки надвинулись, прозрачные, весенние, а Борис все колдовал…

И вот — наконец-то! — не осталось минералов в очереди, образовали они две кучки — золота и незолота. Вторая выглядела внушительнее, но аптекарские весы показали, что золота, по предварительному определению, 162 грамма, а других тяжелых минералов 78 граммов. Борис попросил свидетелей удостовериться, что вес определен им точно.

— Вместе с золотом на зубах это около 200 граммов! — Понимая, что Андрею и остальным эта цифра говорит мало, он добавил: — Даже поверить трудно. Ошеломляющий результат: медведь лежал на богатейшей руде!

Андрей пригласил к себе, и все охотно согласились: хотелось поговорить, обсудить, но Борис так устал — в глазах туман, — что отказался, попросил его извинить.

Он заснул, едва голова коснулась подушки.

СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТ УЧЕНИК

Борис проснулся как никогда рано, и наяву показалось ему все вчерашнее таким похожим на сон, что поспешил достать золото и засел за проверку своих определений — на свежую голову, без помех.

Записывая результаты в дневник, он, как его учили, вставлял осторожные слова: «предварительно», «визуально», «по-видимому», но снова и снова подтверждались признаки, и ответ на вопрос: «Оно или не оно?» — был однозначен.

Это надо было осознать! Теперь предстояло продолжить следствие, найти ответ на вопрос, который вчера задал Молоканов-милиционер: «Где же данный медведь похитил изъятое при обыске золото?»

Эта формулировка так понравилась Борису, что он внес ее в дневник.

«Конечно, в краю, исхоженном поколениями охотников, трудно надеяться на случай, но всякое бывает…» — закончить мысль помешал стук в дверь.

— А я думал: ты еще спишь! — удивился Андрей.

— Тут не до сна, надо не дать маху!

— Но прежде надо позавтракать, блины ждут! — сообщил Андрей.

Уже не в зале, а по-свойски на кухне, где уютно потрескивали в печи дрова, угощали Бориса все три хозяйки, а «младшенький» доверчиво сидел у него на коленях.

Утро выдалось солнечное, веселое, под стать настроению участников следствия. Все они собрались у Степанковых, смотрели на Бориса с уважением, ждали, что он скажет.

Он сказал те приятные слова, какими ему следовало вчера закончить работу, — поздравил Андрея с находкой, которая может привести к очень важному открытию и поблагодарил всех.

— Ваша помощь теперь еще больше необходима, потому, — сказал он, — что с проторенной дороги изучения минералов предстоит перейти на медвежью тропу, а на ней я, оставаясь следователем, могу быть лишь вашим учеником!

Все пообещали:

— Поможем!

Перешли с кухни в горницу Матвея Васильевича. Вход туда ребятишкам был заказан, Борис раскрыл дневник и первый вопрос задал Матвею Васильевичу, из уважения к его возрасту и опыту:

— Согласны ли вы с мнением заявителя (так официально назвал он Андрея) о том, что медведь «озолотился» в берлоге, где зимовал?

Матвей Васильевич это без колебаний подтвердил. И все остальные тоже.

Следователь ничего не должен принимать на веру, и Борис, войдя в эту роль, записал свой следующий вопрос, как возражение:

— А может быть, медведь, уже став шатуном, где-нибудь на золото натолкнулся?

— Не похоже! — Дед решительно мотнул бородой. — Наяву он бы камень грызть не стал, даже золотой. Это он еще в спячке, с голодухи. Да и шатался-то он недолго — иначе золото с зубов бы стер.

Когда Борис записал ответ, Андрей продолжил, пояснив:

— За трое суток до того, как я его уже мертвого нашел, снежок выпал, и на нем волки следы оставили. Они бы его не упустили, если бы он тогда уже поднялся…

— А втулок ты проверил? — спросил у него дед.

Андрей кивнул и пояснил Борису:

— Как дед велел, мы желудок и кишки медвежьи распотрошили, осмотрели: не заглотил ли он золото?

«А я, дурак, об этом и не подумал!» — мысленно выругал себя Борис.

— Песочку маленько нашли, а пищи в животе у него совсем мало — только трава да гниль, с валежин обглоданная… Значит, до ореховых мест он дойти не успел. Это тоже говорит, что недолго он погулял…

— А втулок? — повторил вопрос Матвей Васильевич.

— Сохранился! — ответил Андрей и пояснил Борису, что так называют крепкий комок, который образуется в прямой кишке медведя за зиму.

— Коль втулок выкинуть не успел, значит, мало ходил — нужный для послабления корень не нашел. Это признак верный! — закончил дед.

— Итак, все говорит о том, что медведь «озолотился» в берлоге! — заключил Борис.

Все дружно с этим согласились.

— Только вот адрес ее неизвестен, — добавил он и задумался.

Все молчали, ожидая следующего вопроса.

Если о медведях Борис кое-что знал из инструкции по технике безопасности, из художественной литературы и устных рассказов коллег (в геологическом фольклоре происшествия, связанные с медведями, занимают видное место), то о берлогах не знал ничего.

Он не стал скрывать своей неосведомленности и снова попросил Матвея Васильевича просветить его, чем тот явно остался доволен и начал объяснять:

— Медведь — он, как геолог, день за днем по горам и долинам бродит, на скалы взбирается, во все ямы спускается, каждый камень оглядывает и под корневища лапы запускает — всё изучает. И место для зимней квартиры выбирает очень толково: укромное, сухое, от ветра защищенное, где грунт несыпучий, надежный… И строитель он тоже хороший. В гористой местности любит пещеры, а если природной не нашел, сам какую-нибудь щель в скале расширит и крышу над ней сделает из жердин, хворостом оплетет и мохом утеплит, очень аккуратно. А там, где местность ровная, в какой-нибудь яме, под корневищем могучего дерева или под каменной какой-нибудь плитой берлогу роет.

— Какого размера? — спросил Борис, продолжая записывать.

— Всяко-разно они бывают. Самец зимует один — ему два метра длины на метр ширины и высоты примерно надобно. Он ворочаться любит. А матка, бывает, в берлоге сама четвертая, а то и пятая: с ней два лончака — медвежонка летошних да один прошлогодний — пестун, а бывает, еще и третьегодок с ними зимует. И у каждого постель из травы и моха. В самой глубине маленькие, посередине пестун да третьяк, а матка у самого лаза. Вот и прикинь, какая ей квартира при таком семействе нужна.

— Почти как наша городская — малогабаритная! — определил Борис, и все дружно засмеялись.

— Но при этом, — добавил Андрей, — имей в виду: медведь просторнее живет, чем горожане, потому что почти у каждого есть еще и запасная квартира.

— Это верно, — подтвердил дед. — Старые охотники говорят, что медведь в берлогу ложится года через два, как построил, а до этого за ней наблюдает — не зальет ли вода, не осыпается ли свод… Очень понимает Михал Иваныч, что на одну берлогу надеяться нельзя — останешься зимой на морозе!