До особого распоряжения

Но и Шамсутдин порой понимал: пока Фариде нужно находиться здесь.

Шамсутдин являлся к Махмуд-беку с новостями. В город приезжали из Европы узбеки, таджики.

Многие из них бросались искать своих соотечественников. Было о чем поговорить, поспорить. Было о

чем вспомнить...

Махмуд-бек еще не бывал в кварталах эмигрантов. Но туркестанцы знали, что он вернулся в город.

Расспрашивали Шамсутдина о здоровье господина, передавали пожелания и приветы. Сегодня

Шамсутдин сообщил Махмуд-беку, что его очень хочет видеть Азими.

- Кто это такой?

- Культурный человек, - коротко ответил Шамсутдин.

- Почему ты так решил? - улыбнулся Махмуд-бек.

- Он - доктор. Был советским доктором, военным. Сдался в плен к немцам. Жил... Говорит, хорошо

жил.

- Чего же приехал сюда? Нашим помогать?

- Помогать? - переспросил Шамсутдин и задумался. Потом решительно заключил: - Не будет

помогать.

- А об этом как ты догадался?

- Он лечит одного, берет деньги.

- Ясно! - сказал Махмуд-бек. - Он хочет со мной увидеться?

- Да, господин. Очень... Он хочет вас пригласить на свадьбу.

Свадьба... Это уже интересно. Значит, соберутся люди. Самые разные. Обязательно возникнут

разговоры и о прошлом, и о будущем.

- Пусть заходит. . - разрешил Махмуд-бек.

- Нам этот человек пригодится... - деловито сообщил Шамсутдин.

- Чем?

- Доктор! - поднял указательный палец Шамсутдин. - Настоящий! В Ташкенте учился. А вам нужен...

- Здесь у меня есть хороший врач.

191

- Ему надо платить... - рассудительно проговорил Шамсутдин. - А это свой...

- Но он тоже берет деньги.

- С вас не будет брать... - уверенно сказал Шамсутдин.

И вдруг какая-то невероятная, совсем неожиданная мысль мелькнула в голове Махмуд-бека. Он даже

испугался этой мысли. Попытался от нее отделаться. Но она настойчиво беспокоила, заставила его

сорваться с места, зашагать вокруг стола.

- Что с вами? - удивился Шамсутдин.

- Ничего, ничего... - ответил Махмуд-бек. - А ты передай... этому доктору, что я очень хочу его увидеть.

«Это свой!» Может действительно свой. Тот самый, кто должен приехать сюда, в мир еще опасных

врагов. Кто должен заменить его, Махмуд-бека. Свой! Свой!

Нет. . Азими действительно сдался в плен при первом удобном случае. До создания Туркестанского

легиона он мотался по гитлеровским концлагерям. Он узнал голод и холод. Его били... От смерти спасла

профессия врача, а затем согласие служить фашистам.

- Звери... - с неприкрытой злостью сказал Азими. - Я к ним пришел с поднятыми руками. А они...

Какой-то краснощекий солдат ребром ладони полоснул меня по шее. Как ножом. «Я же доктор... - кричу

по-немецки. - Настоящий доктор». А он, собака, мне в лицо: «Ты азиат. Мы вас уничтожим». - Азими взял

чашечку, отпил глоток кофе. - Собаки бешеные.

Рука заметно дрожала. Видно, это честолюбивый, гордый человек. В Красной Армии он занимал

обыкновенную должность: был хирургом, приходилось работать днем и ночью. Он считал, что способен

на более почетные дела, достоин более высокого звания; чем капитанское.

- Так им и надо... Подохнут, как собаки! - заключил Азими.

Ясно... Азими сразу же отошел от немцев. Он бросился в азиатские страны. В Турции нашел невесту.

Привез девушку сюда, в чужую страну. Почему же не остался в Турции?

- Как наши живут в Мюнхене? - спросил Махмуд-бек.

- Научились у немцев... - с прежней злостью ответил Азими.

- Не очень дружно?

Азими усмехнулся:

- Сейчас расскажу. Я заходил к ним в комитет. Видел все... Разрешите закурить? - Азими покосился на

закрытую дверь соседней комнаты: - Ваша жена, как я слышал...

- Ничего... - сказал Махмуд-бек. - Здесь можно. Курите.

- Я только одну сигарету.

А сигареты английские. И Азими к ним привык. Он стал рассказывать о работниках Туркестанского

комитета, о дрязгах, интригах, скандалах.

- Мы так на них надеемся... - сказал Махмуд-бек.

- Зря! - почти выкрикнул гость. - Зря! Они подведут.

- Но мы же не можем одни?

- Почему? - поднял брови Азими. - Вы же чувствуете, что происходит в мире. Вы знаете, с кем надо

дружить.

- Знаю...

- И я выбрал свою дорогу. Скажу вам, это уже не секрет: со вчерашнего дня я - майор. Приглашен в

колониальную армию. Разумеется, как врач.

Возможно, когда-нибудь Азими разочаруется и в новых хозяевах. Сейчас у него довольное, сытое

лицо. И в эти минуты он забыл о гитлеровцах. Откинувшись на спинку стула, он небрежно вертел

изящную пачку «Честер-Фильда» и говорил о будущем.

Азими, как и многие другие, пока даже не представлял, что его новые хозяева очень скоро будут

вынуждены покинуть эту страну. Так решит народ...

Многое изменится и здесь, на Востоке, после войны.

Большинство эмигрантов давно не бывали на такой щедрой, богатой свадьбе. Вначале гостей

смущало присутствие трех европейцев. Но те вели себя с подчеркнутой простотой, обращались с

эмигрантами, как с равными. Почтительно выслушали молитву.

Один из европейцев (и, конечно, не случайно) оказался рядом с Махмуд-беком.

Азими старался не смотреть в их сторону. Но, вероятно, сейчас для хозяина на его собственной

свадьбе было главным: состоится ли знакомство Махмуд-бека с сотрудником разведки той самой

колониальной армии, где Азими уже получил чин майора.

Знакомство состоялось.

Махмуд-бек был счастлив от встречи с офицером - образованным, знающим Восток человеком. И они,

Махмуд-бек и майор Харбер, говорили о судьбах мусульман, эмигрировавших из Средней Азии.

Офицер разведки был озабочен этими судьбами. Он считал своей первейшей обязанностью оказать

несчастным людям помощь и содействие. Хорошо, если бы Махмуд-бек, один из лидеров туркестанской

эмиграции, выбрал более удобное время для дальнейшего разговора. Махмуд-бек заверил Харбера, что

такое время у него есть.

- Азими проводит вас ко мне, - уже откровенно сказал офицер.

192

- Хорошо... - согласился Махмуд-бек. - Но боюсь, что счастливчик Азими еще укатит в свадебное

путешествие.

- Сейчас не время для увеселительных прогулок, - строго напомнил майор Харбер.

У него было смуглое, восточное лицо. Но странно: над темно-карими глазами щетинились густые

рыжие брови.

«Подкрасил их, что ли...» - невольно подумал Махмуд-бек.

Разговоры за столом становились все оживленней. И откуда-то из угла двора, где разместился народ

победнее, вырвался резкий голос:

- А что ждать? Новой такой свадьбы? Когда она будет? Не все умеют продавать свою душу, свою

совесть.

Рыжие брови даже не вздрогнули. Другие солидные гости, с которыми сидел Махмуд-бек, тоже

попытались не обратить внимания на разгневанного человека, на откровенную горячую речь. Махмуд-бек

не мог повернуться и хотя бы мельком взглянуть на гостя, который нарушил торжественную,

праздничную обстановку. На человека, который уже не мог больше молчать.

Через неделю Азими заехал к Махмуд-беку.

- Вас ждут. . - напомнил он и тревожно спросил: - Ничего не изменилось?

- У меня? - улыбнулся Махмуд-бек. - Разумеется, нет. Это нужные люди.

- Самые нужные люди, - подчеркнул Азими.

- Кажется, наша последняя надежда, - сказал Махмуд-бек.

Азими промолчал. Он еще раз убедился в своей правоте: надо пробиваться к британскому берегу.

- Одну минуту, - извинился хозяин.

Он зашел к Фариде. Она лежала бледная, тяжело дыша, то и дело вытирая капли пота.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил Махмуд-бек.

- Все хорошо. Только жарко...

У Фариды пересохли губы и очень бледное лицо. Только глаза, голубые, большие глаза не

изменились.

- Мне надо уйти, - сказал Махмуд-бек.

- Идите. Все хорошо...