Приключения 1979

Опия с подругами подошла к озеру с противоположной стороны.

Раздевшись, девушки прыгнули в воду. Опия осталась в одной рубахе на берегу в кустах. Узнала Аспака. А тот, едва посмотрев на савроматок, стал на отмели, закинул голову, повернулся в сторону, где всходило солнце за деревьями. Положил руки на воду, расслабив мускулистые плечи. Прозрачные капли стекали со светлой бороды и длинных, до плеч, волос. Стоял зажмурившись.

И Опии из-за куста захотелось коснуться Аспака, она даже руку протянула. А в другой зажала гривну с бронзовыми львицами.

Сквозь лес пробился резкий звук рога — то глашатай Иданфирса звал в дорогу.

— Почему не купалась? — спросила подруга.

Опия вздохнула и лишь теперь расслышала звуки рога. Подумала: не везет ей, савроматы отправляются к Истру, и неизвестно, встретит ли она там хоть одного перса. А сколоты будут добывать здесь персидские головы. Опии стало не по себе — так и возвратится она с войны без единой вражьей головы...

Подруги побежали, Опия шла медленно и скоро отстала. Она смотрела из-за деревьев, как собираются савроматы и катиары. Царица Пата несколько раз оглянулась, вероятно, в поисках Опии; вот она говорит что-то служнице, и та побежала к озеру. Опия взобралась на дерево. Уселась на толстой ветке, тяжело вздыхая. Пусть царица едет к Истру на переговоры с греками, Опия не упустит возможности снять хоть одну голову перса. И добудет-таки право выбрать себе возлюбленного. Девушка вспомнила слова Аспака: «Я хотел, чтобы ты стала моей женой», его русую бородку, купанье...

Обоз савроматов оставался при Иданфирсе. Это хорошо, подумала Опия, позже она незаметно присоединится к своим.

— Где была? Служанка царицы искала тебя, — только и сказал земляк Опии.

— Заблудилась, дядя, я в лесу.

— Оставайся теперь с нами. Где ты будешь искать царскую свиту? Савроматам эти места неведомы.

Гобрий, склонившийся над греческим планом земли скифов, резко повернулся к Дарию:

— Надо поворачивать к Истру, на полдень. Нечего делать в болотах, здешние племена все равно разбежались, и от их пожитков мало пользы, даже отар нет, Конница скифов нападает на нас с юга. Значит, их главные силы там.

Барт пытался было сказать, что болота преградили путь из-за грехов наших да еще за нарушение законов Заратустры, но его остановил взгляд Дария.

Барт подумал, что, будь царь из магов-мидийцев, все развернулось бы иначе. Вот маг, которого- убил Дарий, всего восемь лун стоял у власти, а сколько... Барт испугался своих мыслей и оглянулся на присутствующих. Дарий чересчур терпим не только к иноверцам-персам, но и к покоренным народам. Смешно вспомнить! В Вавилоне, когда царь усмирил непокорных, оставил нетронутым золотую статую нагого мужчины — вавилонского бога. А хорош кусок — больше десяти локтей высоты. Так нет, оставил вавилонцам, хотя каждому ясно, что золото, оно только золото, и не может бог иметь человеческое подобие.

Нет, слаб царь Дарий, вот если бы... Барт снова опасливо оглянулся. В шатре окончили обсуждение и ждали от царя последнего слова.

— Поворачиваем на полдень, — молвил царь и, подойдя к Гобрию, склонился над планом.

Кони и люди повернули на юг, но еще долго чавкала грязь под ногами и засасывала колеса, а над ними висли тучи комаров и мошек.

Наконец головные отряды ступили на твердый грунт.

Переезжая неглубокий овраг, Гаусана встретил скифов. Это была большая группа всадников. Скифы заметили врагов, но двигались спокойно, даже несколько торжественно. Отряд Гаусаны настороженно остановился. Теперь персы уже могли хорошо разглядеть скифов. Их было несколько сотен, ехали они скученно, окружив повозку, в которой сидело пять седобородых стариков.

Гаусана дал команду к бою, но от группы скифов отделился один воин и направился к отряду персов. Скиф вынул из ножен меч, переложил его в левую руку и снова вложил в ножны. Потом он снял с пояса лук и проделал с ним то же. К нему присоединился еще один старый скиф и зычным голосом выкрикнул:

— Мы едем к царю Дарию. Проводите нас!

Дарий принял послов, как и подобает царю. Стража ввела пятерых скифов, и их дорожные одежды — темно-коричневые и грязно-серые — подчеркивали пышность и блеск приема. Это были седовласые старики, четверо из них несли что-то, закрытое тканью. Они вышли на средину палатки, остановились перед троном, и один из них выступил вперед:

— Наши цари велели вручить тебе, Дарий, эти дары, — молвил и отступил в сторону.

Старики сделали несколько шагов к трону и, наклонившись, положили на ковер каждый свою ношу.

На ковре в ряд стояли клетки, сплетенные из прутьев, а на краю лежала связка стрел. В крайней клетке порхала маленькая серая птичка, в средней металась полевая мышь. Она на миг останавливалась, смотрела перед собой точками глазок и вновь рыскала по клетке. В последней клетке помещалась большая серо-зеленая лягушка. Она сидела спокойно. Только светлая кожа быстро надувалась и спадала.

— Что это значит? — спросил царь у старшего скифа.

— Наши цари считают, что у тебя много советников и ты сам мудрый, чтобы разгадать значение даров. Ничего больше не велено передать тебе, а приказано немедленно возвращаться. Так прикажи, царь, воинам проводить нас в открытую степь.

Когда Дарий кивнул страже и скифы вышли, в палатке воцарилась тишина.

— Говорите, — приказал Дарий. Первым выступил Барт:

— Я думаю, что птичка — то конь, а мышь — то земля, о великий царь, а лягушка — то, конечно, вода.

— Я одобряю твою разгадку. Вот я посоветовался с богом Ахурамаздой и говорю вам: мышь живет в земле и ест ту же пищу, что и человек, лягушка живет в воде, а птица подобна коню. Стрелы — это военная сила. Все это значит, что скифы отдают мне себя, свою землю и воду. Это победа, они сдаются.

Все одобрительно зашумели, и Барт сказал:

— Слава велемудрому богу Ахурамазде и его великому сыну, воинственному и могучему Митре, который даровал тебе, царь царей, эту большую победу...

— Подожди, — прервал его речь Гобрий. — Может быть, еще кто желает растолковать значение даров?

Но все молчали.

— Тогда я скажу, — продолжал Гобрий. — Можно ли считать, что скифы признали себя побежденными? Я думаю, нет. Не было ни одной битвы. Наши войска обессилены, и неведомая хворь преследует нас. Скифы знают об этом. Мы сейчас слабее, чем были в начале похода, когда скифы и не думали сдаваться нам. Я много слыхал о скифах. Они никогда по доброй воле не сдавались.

Гобрий перевел дыхание. Никто не помнит, чтобы он так много говорил. Но это было не все. Он сурово взглянул на Барта и снова обратился к Дарию:

— Мне кажется, что скифы хотят вот что сказать своими дарами: «Если вы, персы, не станете птицами и не полетите в небо, или не станете мышами и не спрячетесь в землю, или лягушками не прыгнете в воду, то сгинете от стрел наших!»

Дарий нахмурился и искоса взглянул на Видарну. Тот промолвил:

— Серьезное дело. Надо поразмыслить, обсудить.

Царь в ответ сердито потер ухо и приказал удалиться всем, кроме Гобрия и Видарны.

— Я согласен с толкованием Гобрия, — Видарна будто продолжал внезапно прерванную речь. — Скифы сильны сейчас, как никогда. Нам необходимо быть настороже.

— На месте скифов я бы именно теперь начал атаковать, — вставил Гобрий.

— На стоянках надежно укреплять лагерь и выставлять двойной дозор! — прозвучал наконец голос Дария. — Время покажет, кто прав в толковании даров...

...Под вечер сотню Гаусаны сменили на страже около шатра Дария. Сотник направился к ближайшему костру. Люди его сотни раздвинулись, и Гаусана достал из-за пояса широкий вавилонский кинжал. Раб-гетт провернул в очередной раз обломок копья, на котором был насажен худосочный старый баран, и Гаусана, ни на кого не глядя, отрезал левую лопатку. Достал из мешочка соль, перец, вонзил в мясо крупные ровные зубы. Только после этого к барану потянулась рука десятника...