Среди факиров

Он ничего никому не сказал об этом странном посещении, спокойно принялся за свои дела и, возвратившись домой, принял новые меры предосторожности. Другой, вероятно, переменил бы помещение, но упрямый судья хотел непременно остаться в той же самой комнате.

Он сам осмотрел электрические провода, устроил, чтоб полог соприкасался с проводами от звонков, и, твердо решившись не спать эту ночь, лег в халате, держа револьвер за курок. А чтобы не заснуть нечаянно, он выпил большую порцию крепкого кофе.

Было страшно жарко. Судья, который лег в десять часов, к полуночи почувствовал, что им овладевает какое-то непреодолимое оцепенение. Он не спал, но и не бодрствовал, а испытывал что-то среднее: ум его еще работал, но тело не могло пошевельнуться.

Он услышал несколько отдаленных раскатов грома; комната, в которой под матовым стеклом слабо мерцал огонь ночника, несколько раз осветилась блеском молнии. Вдруг сильный ветер стал крутить вершины и зашумел в листьях больших деревьев парка. Судье показалось, что этот вихрь проник и в его комнату, потому что занавески заколыхались, полог над кроватью задрожал, и лампочка стала сильно мерцать, как будто она готова была потухнуть. Судья смутно ощутил близость чего-то страшного, грозного, таинственного. Он хотел закричать, позвать на помощь. Но его язык, все его тело было парализовано, как будто в страшном кошмаре. В то же время огонь ночника стал расти, расти, вытягиваться — и из маленького огонька превратился в пылающий факел, пламя которого поднималось до самого потолка. Потом, о, ужас! Почти нагой человек, у которого только бедра были прикрыты одеждой, скользнул, как привидение, по толстому ковру. Это был индус с бронзовой кожей, худой, с мускулами, крепкими, как сталь. Его губы искривились сардонической, полной жестокой иронии улыбкой, а черные, с металлическим отливом глаза светились фосфорическим блеском. Был ли это в самом деле человек или, может быть, это было привидение, возникшее под действием грозы, нервного состояния, полудремоты?

Во всяком случае, был это человек или дух, но привидение приблизилось к кровати. Тейлор увидел в его руках кинжал с острым, слегка выгнутым лезвием, а в левой руке — черный шелковый платок, роковой значок тугов, или душителей. Все это, само собой разумеется, продолжалось не более двух или трех секунд. Судья, который не слышал электрических звонков, соображал еще достаточно ясно, вспоминая, что в комнату невозможно было войти, не подняв трезвона во всех направлениях; поэтому он сказал себе:

— Это кошмар… Я должен проснуться…

Между тем индус приблизился к изголовью, вынул кинжал и бесшумно, одним взмахом острого, как бритва, лезвия перерезал тонкую ткань полога.

Потом послышался глухой вздох и короткое, сдавленное, глухое хрипение. В то же время блеснула ослепительная молния, за которой немедленно последовал оглушительный удар грома. Сернистый запах наполнил комнату, в которой теперь все смолкло. Огонь в ночнике принял свой прежний вид и снова стал мерцать под матовым стеклом. Черное привидение, казалось, расплылось на стене; оно исчезло, не оставив следа, несмотря на то, что все отверстия остались по-прежнему крепко закрытыми. Проснувшись от громового удара, солдат из Непала приподнялся на своей циновке и сказал вполголоса, не отворяя двери, у которой лежал: «Барин, вам ничего не нужно? » и, не получив ответа, снова улегся, пробормотав: «Саиб спит… и хорошо делает. Я сделаю то же».

Через пять минут он снова погрузился в глубокий сон, прерванный грозой, которая вскоре затем прекратилась…

В Индии, как и во всем тропическом поясе, рано встают, так как в жаркие дневные часы нельзя заниматься никакой работой.

На заре верный сайк приотворил дверь комнаты и приветствовал своего хозяина с добрым утром. Не слыша ответа, он удивился, потом испугался.

— Удивительно, как саиб сегодня долго спит.

Ему запрещали входить без зова, если не позвонит электрический звонок, но страх пересилил запрещение. Он толкнул дверь, которая открылась настежь. Немедленно зазвонили бесчисленные звонки. Не видя никакого движения, солдат одним прыжком бросился к кровати, с силой раздвинул полог и закричал: «Ouah!.. Ouah!.. Sahib margya!.. Господин убит!»

Судья Тейлор лежал задушенный на постели. Вокруг его шеи был затянут ужасный черный платок. Чтобы всем была известна причина убийства, к стене, на том же месте, где и вчера, была приколота кинжалом бумага с надписью: «Осужден пундитами, казнен мною, Бераром».

Неподвижное тело уже застыло. На крик камер-лакея сбежалась английская и туземная прислуга; раздался громкий плач. Все они добросовестно караулили дом, поочередно и группами, и никто не мог ни в чем упрекнуть себя. Ни на окнах, ни на дверях не замечалось и следа каких бы то ни было повреждений. Электрические провода действовали великолепно. Очевидно, кто-то вошел в комнату сверхъестественным способом. Как бы там ни было, хозяин дома был все-таки убит!

Безумный ужас овладел всеми, как белыми, так и черными; все эти люди бывали на войне, но дрожали, как дети, перед этим трагическим проявлением сверхъестественного. Тем не менее они постарались действовать как можно распорядительнее в отсутствие хозяйки, которая вместе с детьми была на даче в Симбе.

Прежде всего комната была тщательно обыскана: посмотрели под кровать, отодвинули мебель и зеркала. Осмотрели также стены и паркет, но ничего не нашли. Кому-то пришло в голову осмотреть комнату, где на бамбуковой скамейке сидел человек, приводивший в движение опахало. Этот человек оказался мертвым на своем посту. Сидя на высокой бамбуковой табуретке, он все еще держал в руке веревку.

Сперва все подумали, что и он тоже был жертвой убийц, и его труп вынесли на свет.

Доктор, который появился, увы, слишком поздно, чтоб оказать помощь судье, объявил, что человек этот был убит громом. Дождь смочил веревку, которая таким образом послужила проводником, вследствие чего несчастный и погиб. Кроме того, на стене оказалось сильное повреждение в том месте, где был повешен блок от опахала. Но это отверстие, соединявшее эту маленькую комнатку с комнатой судьи, было настолько мало, что в него не прошел бы даже и ребенок. Итак, оказалось невозможным узнать, каким образом убийца мог проникнуть к своей жертве и как он мог потом безнаказанно удалиться.

ГЛАВА VII

Смятение в Бенгалии. — Дипломатическое вмешательство. — На яхте. — Часовые ничего не видят. — Появление индуса. — Удивление моряков. — Индус оказывается факиром. — Священная клятва. — Индус обещает доставить тайное послание арестованному. — Кто идет? — Ружейный огонь ночью.

Убийство председателя суда Тейлора, так скоро последовавшее за убийством несчастной герцогини Ричмондской, произвело в Калькутте сильное волнение: белые были поражены ужасом, индусы плохо скрывали свою радость и недоброжелательство.

Европейские войска были отбиты от Палавера горцами африди, в Бомбее свирепствовала чума, население везде страдало от голода; в Калькутте царила паника; тайные общества, пользуясь общим замешательством, понемногу приводили в действие свои замыслы. Грозное начало заставляло опасаться еще большего в будущем. И в самом деле, страшная секта тугов, или душителей, о которой думали, что она давно закончила свое существование, снова являлась на свет Божий: мрачные поклонники свирепой богини Кали уже успели заявить о себе двумя преступлениями, совершенными с поразительной ловкостью и смелостью.

Они не только не прятались, но, совершив преступление, подписывали свое имя, как будто были уверены в том, что их не постигнет никакая кара. Так, например, этот Берар, имя которого успело в несколько часов приобрести в пораженной ужасом Калькутте кровавую известность.

Каждый видел в этих событиях мрачное следствие злополучного приговора, предававшего поруганию останки осужденного брамина Нариндры. Судьи надеялись таким образом надолго устрашить индусов; но эта неполитичная, хотя и строгая, мера только сильнее возбудила фанатизм туземцев.