Зашифрованные маршруты

- Обязательно пойдем, Таня, и позовем с собой Тимку и Шурку Подметкина. Любу не возьмем, она еще маленькая.

- А если они не пойдут?

- Пойдем с тобой вдвоем.

- Эй, помогите нам!

Ребята подняли со дна огромную морду, но вытащить из воды не могли - скользкая, она вырывалась из рук. Петька на бегу засучил штаны и по камням бросился на помощь. Вчетвером они едва-едва вытащили тяжелую морду на камни. Из всех щелок текла вода, а внутри тяжело билась рыба. Вторая морда стояла почти у самого берега и оказалась пустой, если не считать двух маленьких налимчиков. Рыбу Тимка вывалил на берег, осмотрел ловушки, поправил их и, положив приманку, опустил снова в воду у самых коряг.

- Завтра, если ветра не будет, налимы попадутся, - улыбнувшись Тане, сказал он.

Больших рыбин Тимка раздал ребятам, каждому по две штуки.

- А мелких слопаем сейчас.

Маленьким складным ножичком Тимка с Любой стали чистить рыбу. Ножичек был совсем тупой, и Петька достал из кармана свой трофейный.

- Ого, какой ножище! - воскликнул Шурка. - Твой?

- Мой, в сбитом немецком самолете нашел. У меня еще одна штука есть, - и Петька показал им компас, снятый с фашистского бомбардировщика.

Рассматривая Петькины трофеи, ребята спрашивали о войне, о танках, о фашистах.

- Собраться бы всем мальчишкам да на фронт, - сказал Тимка, - да надавать им…

- Руками фашиста не сразу остановишь, - с горечью произнес Петька. - Нужны самолеты и танки.

Таня заметила, что у Шурки и Тимки глаза стали суровые, а маленькие кулаки крепко сжались.

Трещал костер. Искры летели высоко-высоко в голубое небо. Блики огня отражались в черных глазах ребятишек.

Люба Тороева обняла Таню и сказала Тимке:

- Рыбу надо жарить, а то я, однако, с голоду помру.

Тимка судорожно вздохнул и стал орудовать Петькиным ножом. Каждую рыбу он рассекал пополам, вдоль хребта, и подавал Шурке, а тот нанизывал половинки на острые палочки и втыкал палочки в землю, наклонив их над костром, чтобы рыба была в огне. Тимка, посыпая рыбу солью, поворачивал куски то одной стороной к огню, то другой, Когда рыба поджарилась и стала золотистой, первый кусок Люба подала Тане. Рыба вкусно пахла костром.

Домой вернулись под вечер, и Таня сразу легла отдохнуть. А Петька долго сидел с бабушкой на крыльце. Он смотрел на Байкал, на горы и не говорил ни слова.

- Петька, ты, почему сегодня неразговорчивый?

- На чердаке карт нету. Их, наверное, кто-то давно выбросил.

Чтобы не напугать бабушку, Петька не сказал про бинты и про свои подозрения на Мулекова.

Вера Ивановна молчала и следила, как над Байкалом в сумерках мечутся какие-то птицы. Вечерний ветерок приносил тонкий запах цветов. Тайга засыпала.

- По одному дневнику ты навряд ли составишь маршрут. Сколько экспедиций…

Петька вздрогнул:

- Значит, не искать?

- Не горячись. Ты весь в своего отца, никогда не выслушаешь. - Бабушка пододвинулась к внуку: - Была я сегодня у Торбеева. Рассказала ему о дневнике командира и о твоих планах.

- А если он кому-нибудь…

- Да ты что такой недоверчивый стал? Я Торбеева шестьдесят лет знаю. В гражданскую войну он с твоим дедом каппелевцев бил, белочехов бил, барона Унгерна бил… - Вера Ивановна перевела дыхание. - Так вот, Петька, он попросил причитать ему дневник. Может, говорит, удастся расшифровать маршрут Быль-Былинского. Я бы, мол, тогда сам с ребятами прошелся по тайге-матушке.

- Это же хорошо, бабушка!

- Я и сама знаю, что хорошо, но раны-то у него еще кровоточат. Подождать, Петька, надо.

- А мы подождем, когда он полностью поправится.

На крыльцо вышла Таня, ладошкой протерла глаза.

- Я лежала, лежала, да и заснула, а сейчас проснулась и не знаю, утро теперь или ночь? Мне без вас вдруг страшно сделалось.

Сумерки сгустились. В траве прямо у крыльца трещали кузнечики. В дровянике мирно спала коза Майка. Вдруг откуда-то вырвалась черная птица, обогнула домик, крыльями чуть не задев лица сидящих, и так же стремительно скрылась в темноте. Таня не успела испугаться и только прижала руки к груди.

- Танечка, что ты, - бабушка обняла девочку.

- Я только что сон про птицу видела. Как будто все мы птицы. Петька - птица, я птица и вы тоже птица. И как будто вы из гнезда улетели, а мы с Петькой остались одни и мне страшно-страшно стало. Я хотела проснуться и не могла, а черная птица такая же, которая только что пролетела, ходит вокруг нас и на дощечках следы от лапок оставляет.

- Глупые мои, - поднялась на ноги бабушка, - куда же я от вас улечу, да еще черной птицей. Пойдемте-ка лучше спать.

Глава 9

Едва только солнечные лучи заскользили по Байкалу, Петька вышел во двор и занялся домашним хозяйством. Мелко расколол десять тяжелых чурок, сложил дрова и два раза сходил к берегу за водой. Вспомнив бабушкин наказ, починил старую метелку и аккуратно подмел двор. Устав, сел на крыльцо и слушал, как в лесной тишине кукует кукушка. Стал считать вслух: «Один, два, три, четыре, пять…» Птица куковала не останавливаясь.

- Ого, - воскликнул Петька, - целых сорок лет проживу.

Услышав Петькин голос, коза Майка завозилась в дровянике и даже тихонько мекнула. Петька посмотрел на нее в щель сарая. Коза тоже посмотрела на Петьку. И Петька заметил, что глаза у Майки карие, а ресницы длинные и черные. Майка затрясла торчащим кверху коротеньким хвостиком и стала легонько бить рогами в дверь.

- Майка, может, ты есть хочешь?

Коза подошла к щели, через которую они смотрели друг на друга, и понюхала Петькин нос. Петька почувствовал ее теплое дыхание и засуетился:

- Сейчас, Майка, сейчас! Я нарву тебе травы, и водички холодной дам.

В ответ на Петькино обещание коза со всей силой ударила рогами по двери, просясь на волю.

- Сейчас, Маечка, сейчас!

Петька перескочил через ограду. Там, между изгородью и скалой, росла сочная кудрявая трава с какими-то крохотными белыми цветочками. Петька нарвал целую охапку и, прижав ее обеими руками к себе, перелез через изгородь обратно в ограду. То, что он увидел, очень удивило его. Дверь сарайчика была открыта настежь, а коза Майка стояла возле крыльца и аккуратно, стараясь не замочить черную бороду, пила из ведра воду, которую Петька только что принес с Байкала. Заметив Петьку, Майка тряхнула бородой, подошла к нему и стала есть траву прямо из рук. Убегать к Подметкиным она, видно, не собиралась. Петька положил траву на землю, еще раз восхищенно посмотрел на Майку и пошел в дом.

Коза Майка удивила еще больше, когда Петька, Таня и бабушка пришли ее доить. Увидев зеленую кастрюлю, коза сама подошла к сарайчику и встала, прижавшись боком к стенке. Стояла она спокойно, даже ремень на рога не пришлось надевать. И пока бабушка доила ее, жевала траву и мелко трясла хвостиком.

Напившись парного козьего молока, Петька с Таней пошли к деду Торбееву читать дневник командира. Избушка деда стояла на самом краю поселка прямо в лесу. Она была маленькая, но крепкая, сделанная из толстых почерневших бревен.

Чердака у избушки не было, крыша лежала прямо на домике и засыпана была толстым слоем земли. А сверху росла трава и даже маленькая березка.

По гладкому бревну, зеленому от водорослей и тины, они перешли через тихий ручеек. Он вытекал струйкой тут же, из трещины в скале. На крылечке домика лежала большая тощая собака. Она спала, но ее уши слегка шевелились. Когда Петька и Таня, остерегаясь, подошли почти вплотную, собака встала на длинные ноги и хрипло тявкнула. Потом, крутя головой, понюхала воздух и спокойно отошла к двери, чтобы не пугать ребятишек. Петька заметил, что губы у нее седые, как будто в пудре, зубы желтые, клыки почти стертые.

Деда в избушке не оказалось. На маленьком столе из толстых досок стояли две железные кружки с какой-то напаренной травой. Печка была сложена не из кирпича, а из камней-валунов. Над ней висели пучки цветов, похожих на ромашку. Вместо кровати у Торбеева стояла широкая полка из толстых досок. На ней лежала старая медвежья шкура и одеяло, сшитое из шкур какого-то белого зверя.