По всему свету

Не все млекопитающие могут похвастать такой яркой и нарядной окраской, как тигры, а потому многие из них полагаются на мускульную силу и прибегают в борьбе за самку к тактике троглодита. Взять хотя бы бегемотов. Глядя на лежащего в воде громадного тучного зверя, который кротко и простодушно таращит на вас выпуклые глаза, время от времени издавая ленивый удовлетворенный вздох, разве можно поверить, что он способен на вспышку дикой ярости из-за самки? Впрочем, если вы видели, как бегемот зевает, демонстрируя торчащие с обеих сторон четыре огромных и острых кривых клыка (а между ними, словно шипы из слоновой кости, притаились еще два поменьше), вам не надо объяснять, чем они грозят сопернику.

Во время одной из моих экспедиций в Западную Африку мы разбили лагерь на берегу реки, в которой обитало небольшое стадо бегемотов. Они явно жили мирно и благополучно, и каждый раз, когда мы отправлялись куда-нибудь на лодке, сопровождали ее часть пути. Вертя ушами и время от времени громко фыркая в воде, бегемоты подплывали совсем близко и с любопытством рассматривали нас. Насколько я мог судить, стадо состояло из четырех самок и двух самцов — один пожилой тяжеловес, другой помоложе. Кроме того, при одной из самок находился детеныш; достаточно крупный и толстый, он тем не менее был не прочь покататься на спине своей мамаши. Как я уже заметил, казалось, что все они живут в полном согласии. Но однажды вечером, едва начало темнеть, мы услышали рев и крики, напоминающие хоровое выступление помешанных ослов. Дикие вопли перемежались паузами, которые нарушались фырканьем или плеском воды. По мере того, как сгущалась темнота, крики становились все громче, а паузы реже, и, поняв, что мне вряд ли придется заснуть, я решил проверить, в чем дело. Сел в лодку и спустился к излучине метрах в двухстах от лагеря, где бурный поток вырыл глубокую заводь и набросал на берег широкий полукруг ослепительно белого песка. Я знал, что там находится любимое прибежище гиппопотамов; и как раз оттуда доносился страшный шум. Сегодня там явно творилось что-то неладное: обычно в эти вечерние часы команда толстяков выходила из воды и топала вдоль берега, чтобы совершить набег на огород какого-нибудь незадачливого крестьянина, теперь же, хотя время кормежки давно наступило, они все еще оставались в заводи. Причалив к песчаному берегу, я приискал себе удобную точку, чтобы лучше видеть происходящее. Можно было не опасаться, что меня услышат, — дикий рев и мычание и плеск воды совершенно заглушали хруст песка под моими ногами.

В первые минуты я не увидел ничего, кроме белых вспышек пены там, где возились бегемоты. Но вот взошла луна и озарила ярким светом самок и детеныша. Они сбились в кучу на краю заводи и, высунув из воды лоснящиеся головы с беспокойно вертящимися ушами, время от времени разевали пасти, чтобы издать громкие крики наподобие греческого хора. Глаза их неотрывно следили за двумя самцами, которые стояли на отмели посередине заводи. Вода доходила самцам до брюха; огромные бочковидные туши и жирные складки на шее блестели, будто намасленные. Наклонив головы, соперники смотрели друг на друга и фыркали, что твой паровоз. Внезапно молодой самец вскинул свою огромную голову, распахнул пасть, сверкая клыками в лунном свете, и издал жуткий протяжный крик. Не успел он замолкнуть, как старик, оскалив зубы, бросился на него с непостижимой для такого тяжеловеса прытью. И так же прытко молодой бегемот отпрянул в сторону. Старик вспенил воду не хуже какого-нибудь диковинного линкора и набрал такую скорость, что не смог вовремя затормозить; пользуясь этим, соперник сделал выпад вбок и вонзил ему в плечо свои страшные зубищи. Старик развернулся и снова пошел в атаку. В ту самую секунду, когда он поравнялся с противником, луна скрылась за облаком, а когда она выглянула снова, бойцы опять стояли в исходном положении, мордой друг к другу, наклонив голову и фыркая.

Два часа сидел я на песчаной косе и смотрел, как дородные дуэлянты дубасят друг друга, взбалтывая воду и песок. Насколько я мог судить, старику доставалось больше. Нельзя было не посочувствовать ветерану. Словно великий в прошлом боксер, который с годами обрюзг и утратил живость движений, он продолжал бой, хотя заведомо был обречен на поражение. Молодой самец, более легкий и подвижный, свободно увертывался от всех выпадов, зато его зубы без промаха поражали цель — плечо или загривок старика. Самки все так же наблюдали за боем издали, семафоря ушами и время от времени издавая мрачные вопли, выражающие то ли сострадание попавшему в переделку старцу, то ли восторг при виде успехов его молодого соперника. Впрочем, скорее всего они кричали просто от возбуждения.

В конце концов, поскольку было похоже, что бой продлится еще не один час, я вернулся на лодке в селение и лег спать.

Небо только-только начало светлеть на горизонте, когда я проснулся. Бегемоты молчали; видимо, поединок кончился. Я надеялся, что победил старик, хотя и сильно сомневался в этом. Окончательный ответ я услышал еще до полудня от одного из моих охотников: он доложил, что километрах в трех ниже по течению, где река огибала песчаную косу, в излучине обнаружен труп старого бегемота. Спустившись к месту находки, я с ужасом увидел, как искалечили могучее тело ветерана зубы молодого самца. Плечи, загривок, широкие складки на шее, бока, брюхо — все распорото, и вода вокруг мертвой туши порозовела от крови. Вместе со мной пришли все жители селения; такая гора мяса была для них подлинным даром небес. Они с любопытством следили, пока я осматривал тушу, и, как только я отошел в сторону, облепили ее, словно муравьи. Толкаясь и крича от возбуждения, африканцы лихо орудовали своими ножами и мачете. Дорогая цена за любовь, думал я, глядя, как огромная туша исчезает на глазах под натиском голодных людей.

Мы говорим о страстных натурах, что у них горячая кровь, а между тем в мире животных холоднокровные могут поспорить в исполнении брачного ритуала с теплокровными. Поглядите на обыкновенного крокодила, когда он с неизменной сардонической ухмылкой лежит на берегу, созерцая немигающими глазами живые картины скользящего перед ним потока, — казалось бы, какой из него любовник? Но когда приходит час, и место подходящее, и дама хороша, он готов ради нее идти на бой. Глядишь, завертелись кубарем в воде два самца, колотя и кусая друг друга. После схватки ликующий победитель исполняет диковинные па: задрав кверху голову и хвост и трубя, словно туманный горн, он описывает на воде круг за кругом. Видимо, сей танец рептилий соответствует нашему старомодному вальсу.

У пресноводных черепах можно встретить примеры отношения к представительницам слабого пола, выраженного в известной фразе: «Держи ее в ежовых рукавицах, и будет тебя любить». Плавательные конечности этих черепах оснащены перепонками и острыми когтями, причем у одного вида когти особенно длинные. Плывет такой самец и вдруг замечает симпатичную самку. Тотчас он преграждает путь избраннице и принимается бить ее по голове своими длинными когтями, да так быстро, что не уследить за их мельканием, видно лишь неясное пятно. И самка явно ничуть не обижается, напротив, похоже, что ей приятно такое ухаживание. Но ведь нельзя же, пусть ты всего-навсего черепаха, сразу уступить домогательствам кавалера. Надо изобразить недотрогу, хотя бы на короткое время, и черепаха, свернув в сторону, как ни в чем не бывало плывет дальше. Одержимый неистовой страстью самец догоняет беглянку, останавливает, прижимает к берегу и задает ей новую трепку. Эта сцена может повторяться несколько раз, прежде чем самка даст согласие делить с ним хлеб и кров. Что бы ни говорили о рептилиях, лицемером этого джентльмена не назовешь, он с первых шагов дает своей даме сердца понять, что ее ожидает. Причем столь бурное заигрывание ее отнюдь не возмущает; скорее, она приветствует оригинальные знаки внимания. Так ведь давно известно, что на вкус и цвет товарищей нет. Даже среди людей.

И все же, если говорить об изобретательности и выдумке в делах любви, я бы отдал пальму первенства насекомым.