Тайны пылающих холмов

Рядом с ними жили и другие земноводные, подчас очень причудливые: рогатые, змееподобные. Первоначально исследователи не отличали их от лабиринтодонтов и всех вместе объединяли в большую вымершую группу стегоцефалов — покрытоголовых амфибий.

В следующем, пермском, периоде лабиринтодонты уже решительно вышли на сушу и стали питаться более разнообразной пищей: насекомыми, мелкими сухопутными животными. Они стали крупнее и сильнее. У некоторых (вероятно, обитавших в наиболее сухих местах) в коже развились костные пластинки, как у настоящих крокодилов. Одни из них имели короткую морду (как у крокодилов кайманов), у других челюсти были вытянуты в длинный узкий пинцет с розеткой мощных клыков на конце (как у гавиала). Конечно, все это сходство с крокодилами — представителями совсем другого класса (пресмыкающихся) — было чисто внешним и объяснялось во многом похожим образом жизни. Остатки подобных лабиринтодонтов часто встречаются в медистых песчаниках Приуралья.

Необычайно многообразными и обильными были лабиринтодонты в триасе. В это время они перешли к преимущественно водной жизни. Возможно, их вытеснили с суши сильно распространившиеся архозавры. На востоке Европейской части СССР и, в частности, в Оренбуржье большое число их находок происходит из отложений Времени Великих Рек, Озер и Южного моря. О некоторых из этих находок и пойдет речь дальше.

В Блюментале и на Общем Сырте

Во Времена Великих Рек лабиринтодонты существовали на всем огромном пространстве Русской равнины. Но впервые об этих животных рассказали нам не оренбургские недра, а более северные края. Еще с конца прошлого века остатки лабиринтодонтов начали находить русские геологи в бассейнах рек Северной Двины и Верхней Волги. Чаще это были отдельные кости и их обломки, правда встречавшиеся иногда большими скоплениями. Но вот лет сорок назад к известному ученому профессору А. Н. Рябинину наконец попали почти целый череп и часть другого черепа с почти целым скелетом. Они были найдены на реке Ветлуге. Исследователь реставрировал по ним облик животного, напоминавшего маленького уплощенного крокодильчика с короткими ножками и тупорылым черепом. Он назвал его ветлугазавром.

Примерно в то же время на маленькой речке Шарженге, извивающейся среди глухих лесов в бассейне реки Северной Двины, было найдено целое кладбище подобных животных. Раскопал его молодой в те годы И. А. Ефремов. Это был его первый крупный успех в науке. Шарженгские лабиринтодонты выглядели несколько иначе, чем ветлужские. У них была узкая вытянутая мордочка. Очевидно, они подстерегали на дне зазевавшуюся рыбу и быстрым рывком догоняли ее, схватывая длинными челюстями. Ученый назвал вновь открытое животное бентозухом — донным зверем.

Ископаемые кости залегали в прослое косослоистого буровато-серого песчаника, который проглядывал среди красных глин вдоль зеленого берега Шарженги. Этот песчаник представлял собой отложения древнего речного потока, впадавшего в озерный водоем. Вдоль берега протянулась цепочка раскопок. И повсюду ученый встречал в песчанике множество костей. Это были целые черепа и отдельные кости скелета, беспорядочно перемешанные и рассеянные. А затем подобные же прослои с костями, правда обычно не столь богатые, были обнаружены на огромном пространстве от Мезени на севере до Донской Луки на юге. И вот бурное воображение исследователя нарисовало грандиозную картину гибели древних земноводных. Он писал это в своей статье «Два поля смерти минувших геологических эпох».

Что могло вызвать гибель такой массы животных? Ныне уже покойный профессор Ленинградского университета А. П. Быстров изучил микроскопическое строение их зубов и сделал сенсационный вывод: многие из этих животных болели цингой. Видимо, одной из причин массовой смерти был недостаток пищи.

Столь крупные кладбища раннетриасовых земноводных встречены, в основном, лишь на севере. Южнее, в частности, в Оренбургской области, среди косослоистых песчаников и конгломератов Времени Великих Рек обычно удается найти лишь редкие разрозненные их остатки. Впервые с находкой целого черепа бентозуха в Оренбуржье мне пришлось столкнуться во второй год моих самостоятельных исследований, когда я с двумя своими помощниками — студентами Саратовского университета — раскапывал скелет эритрозуха в Кызыл-сае. Как я упоминал в предыдущем рассказе, мы жили тогда в деревне Александровка и ходили в Кызыл-сай пешком несколько километров. А еще километрах в десяти-двенадцати севернее находилось совершенно экзотическое место, которое стоит описать подробнее. Это был овраг Блюменталь, так же как и Кызыл-сай, впадавший в полупересохшую речку Кызыл-оба, только несколько ниже по течению. В его верховьях стоит маленький поселок того же названия. Жители поселка — немецкие колонисты, давние выходцы с Поволжья и Украины, дали оврагу это название за необычайную нарядность. Еще издали, поднявшись на водораздел, можно увидеть его левый склон, весь краснобурый, с красивыми зеленовато-голубыми прослойками. Слои здесь разбиты сбросами [6] изогнуты в складки. Один отделенный сбросом останец в низовьях оврага возвышается подобно неприступной скале.

Спустившись на дно оврага, сначала идешь по сплошной прочной мостовой из конгломерата, многочисленные коричневые гальки которого придают ей сходство с асфальтом на улицах старых городов. Вода проточила в ней уступы и ложбины. Идя вниз по оврагу, попадаешь в заросли ивняка, среди которого изредка промелькнет то заяц, то лисица, — это одно из самых укромных мест в окрестностях, где прячется немногочисленный теперь дикий зверь. Правый более низкий склон покрыт кустарниками ежевики, выше на терраске море цветов с роящимися над ними бабочками, и жучками. Небольшой очень чистый родник, бьющий из расщелины в песчанике, змеится по тальвегу [7], и в его мелкой воде особенно красивыми кажутся вымытые из конгломерата гальки. У высокой скалы слои в склоне лежат круто наклонно. Среди них зеленеет малахитом и голубеет азуритом пропласток омедненного крупногалечного конгломерата. А поднявшись по крутому склону наверх, попадаешь на открытое травянистое поле, оживленное голубоватыми холмиками отвалов старых медных рудников.

Впоследствии мы не раз встречали в конгломератах, обнажающихся по оврагу, кости лабиринтодонтов Времени Великих Рек, а в толще глин с меденосными песчаниками в его низовьях — остатки пермских животных Времени Великих Озер. Но в то время остатков ископаемых позвоночных в Блюментале еще не находили.

В тот 1957 год я был так занят кызыл-сайской раскопкой псевдозухий, что мне было не до посещений Блюменталя. Однако я настоятельно советовал выбраться в этот интересный уголок своим помощникам-студентам. Один из них, наиболее деятельный, Яша Шишкин, ставший, правда, впоследствии не палеонтологом, а геофизиком, отправился однажды в свободное время в этот овраг. Через некоторое время он вернулся и сообщил мне, что видел на дне оврага на конгломератовой мостовой череп ископаемого животного. У меня тогда что-то не ладилось с анализом собранных в Кызыл-сае наблюдений и настроение было плохое. Я почему-то подумал, что парень меня разыгрывает, и небрежно отмахнулся. Он был задет за живое и сам решил принести находку.

Вскоре Яша положил передо мной рюкзак с тяжелым предметом. Я до последнего момента был уверен, что извлеку из него или в шутку положенный булыжник или в лучшем случае похожее на череп стяжение [8] песчаника, принятое за череп. Такие стяжения иногда принимали за черепа даже опытные геологи. Но тут я был поражен. В руках у меня оказалась плита бурого песчаника с черепом настоящего бентозуха. Кости крыши были разрушены и сохранялись только их отпечатки. Явственно выделялись маленькие круглые глазницы и продолговатые ноздри; все же по краям черепа кости уцелели. Когда я отпрепарировал эту находку зимой в Саратове, то обнажились совершенно целое небо и прекрасно сохранившаяся мозговая коробка. Ни на одном черепе бентозуха еще не удавалось изучать ее так подробно, как по находке Яши Шишкина.