Самые обычные животные

Так это или иначе, но все же считают, будто в древности домашняя кошка была привилегией Египта. Ей там жилось припеваючи. Египтяне обращались с ней как с божеством. Они верили, будто душа домохозяйки после смерти прячется в теле кошки. И как же иначе — кошка животное чистоплотное, любящее порядок: она не терпит, чтобы мыши бегали по столам и стульям. Египтяне уступали дорогу пушистым созданиям, при пожаре выносили сначала кошек, а потом скарб. Даже за случайное лишение жизни этого четвероногого полагалась смертная казнь. И естественная смерть кошек была великим горем. Все семейство погружалось в траур, люди в знак величайшей печали подстригали себе брови. Кошку мумифицировали и с почетом хоронили на особом кладбище.

Из-за преклонения перед кошками древние египтяне терпели даже военные поражения. «Персидский царь Камбиз пошел войной на фараона Псаманнита. Войска встретились в 525 г. до Р. X. ... Египтяне бились геройски. Персам оставалось только прибегнуть к хитрости. Передние ряды персидского войска добыли себе кошек и выставили их, каждый солдат перед своей грудью, в виде щита. Из боязни, как бы случайно не убить кошку, египтяне не решались более посылать свои меткие стрелы в ряды персов; сражение кончилось полнейшим поражением египтян» (Мартин Ф. Три царства природы.)

Римляне и греки, внедрившие кошку в Европу, подшучивали над благоговейным отношением к ней египтян, хотя сами относились к кошкам неплохо. Но вот наступил средневековый мрак. И в Европе для кошек, и не только для черных, настали черные дни. Инквизиция объявила их орудием дьявола. А так как они в грехе не сознавались, их сжигали, топили, сбрасывали с высоких башен. Например, во Фландрии сотни лет действовал закон о кошачьей среде: раз в год, в эту злосчастную среду, городских кошек следовало изловить и сбросить с башни.

Средневековье оставило нам в наследство страх перед светящимся в темноте кошачьим глазом. (Кстати, почему инквизиция выбрала своим гербовым цветом зеленый?) Именно средневековье наделило кошек сверхъестественной силой и заставило их скрести у нас на душе.

Ну а откуда взялось само слово «кошка»? Здесь нужно обратиться к рассуждениям филолога А. Долгопольского. Он пишет, будто египетское кошачье имя переводится на русский весьма недвусмысленно — «мяу». Так что египтяне к европейскому наименованию домашнего зверька отношения вроде бы не имеют. А вот древние берберы, проживавшие на севере Африки, словом «кат» называли дикого кота. Это имя закрепилось за домашней кошкой и вошло в лексикон римлян. Римляне и греки передали название и самих котов другим народам Европы.

Но вот какая закавыка: «кот» и «кошка» — слова мало похожие. Почему именно «кошка», а не «котиха» или как-нибудь еще? Думают, будто уменьшительно-ласкательное слово «кошка» (древние славяне говорили «котька») родилось в детских разговорах. И еще одна подробность: происхождение слова «котенок» не очень-то крепко связано со словом «окотиться». Ибо окотиться может и львица, и коза, и крольчиха.

Более ста лет назад Дарвин не без удивления заметил: «Мозг у всех одомашненных кроликов, в сравнении с мозгом дикого кролика, уменьшен в размерах...» Но при чем тут кошки? А вот при чем: вывод Дарвина оказался универсальным, он применим ко всему домашнему зверью, будь то кролики, ослы или верблюды. Впрочем, о том, что мозг домашней кошки похудел, говорить остерегались — она легко дичает и на воле смешивается со своей нецивилизованной братией.

Теперь остерегаться не надо: в 1972 году профессор В. Гептнер и Е. Матюшкин обмерили головы ленинградских, диких лесных и степных и домашних кошек из раскопок Древнего Новгорода. Выяснилось, что в XIII—XIV веках на новгородских крышах завывали хилые создания. К XIX и тем более к XX веку кошки разъелись, покрупнели. Но серого вещества у них не прибавилось: абсолютные и относительные размеры мозговой капсулы за половину тысячелетия нисколько не увеличились. Увы, самая тощая драная лесная кошка по объему мозга даст фору лоснящемуся квартирному коту. Даже у дикой степной кошки мозгов больше, чем у домашних мурлык, хотя образ жизни у них не очень-то различен (между объемом мозга и сложностью двигательных функций есть прямая связь).

И не примечательно ли, что эта «интеллектуальная» разница не зависит от жизненного опыта: различия в объеме мозга проявляются, когда у котят начинают меняться молочные зубы.

И другой, как говорят в науке, доместикационный признак. Речь идет о впадинке Суоньги — ямки, где кошачий нос соприкасается со лбом. Такая впадинка красуется на мордочках почти всех домашних и у половины диких степных кошек, а у лесных она встречается редко, да и впадинка у них неглубокая, еле заметная. Высказано мнение, будто это тоже свидетельствует о деградации домашних кошек как хищников.

Часть вторая — экологическая, или рассказ о том, почему у кошки ноги потеют

Кошка поймала мышку и съела ее... Но мясо мясу — рознь. В теле кошки углерода 20,6%, а у мышки — только 10,8%. Кошки — хищники, они жаждут крови. И не потому ли они ее жаждут, что у самих кошек крови маловато? По отношению к весу тела крови у них почти в два раза меньше, чем у лошадей, голубей и собак. По процентному содержанию крови в организме кошки весьма близки к свиньям, в противовес которым терпеть не могут грязи и беспрестанно вылизывают себя.

Недавно появилась версия, будто кошки, облизываясь, получают двойную пользу — содержат тело в чистоте и слизывают с шерсти и отправляют в рот витамин В, который выделяет кожа. Неужели природа для снабжения организма витаминами не могла найти способа попроще?

Однако пора вернуться к главному — к кошачьей чистоплотности. Содержать тело в порядке кошек научила жизнь, эволюция. Она же устроила так, чтобы это не было чересчур обременительно.

Всем известно, что собака пахнет псиной. Собаке, конечно, на это наплевать. А вот кошке ни в коем случае нельзя было приобретать персональный аромат. Ведь она подкрадывается к добыче, а не изматывает ее долгой беготней, как собака. Для этого мало мягкой кошачьей походки, уж коли подкрадываешься, тебя могут заметить и по запаху. Вот природа и устроила так, что на теле кошки нет жировых и потовых желез. Поэтому она ничем и не пахнет.

Как и прочим млекопитающим, кошке все же приходится потеть. Потеет она элегантно. В жару собаки завешивают язык почти до земли. И мотается он как тряпка. Кошка такой способ терморегулирования сочла неприличным. У нее потеют ноги, вернее, кожистые oгонцы лапок. Подкрадывающиеся лапки прижимаются к земле, и, следовательно, добыча загодя не испугается, не учует запах хищника. Если же шугануть ничего не подозревающую домашнюю кошку, ее следы на линолеуме или паркете станут влажными...

Под руководством члена-корреспондента АН СССР Л. В. Крушинского начали изучать способность животных к прогнозам. Вот самый простой опыт: лакомый кусочек сначала двигали на виду у животного, а потом перемещающуюся в том же направлении приманку закрывали ширмой. Лисицы и собаки мигом догадывались, куда надо идти, чтобы заполучить лакомство. А вот кошки часто ошибались; в этих опытах их перещеголяли даже вороны.

Нельзя ли результаты экспериментов трактовать по-другому? Может, кошка не такая уж бестолочь, может, она потолковее вороны? Не мешает ли кошке традиция: в природе она не бегает за добычей, а подкарауливает ее, еда как бы сама идет в когти.

Чтобы запах не спугнул добычу в квартире и на улице, кошка по мере сил старается блюсти чистоту. Вот один из бесчисленных фактов, примечательный лишь тем, что его подметил дед великого Чарльза Дарвина. Котенок пытался засыпать пеплом холодную воду, которую нечаянно выплеснули из ложки возле потухшего камина. Это была просто вода, дурно она не пахла, но гигиенические заветы предков диктовали котенку, что лужицу надо ликвидировать. Вероятно, чистюля принял ложку воды за свой детский грех.

Стоит взрослому, могучему псу, даже самых благородных кровей, на мгновение увидеть лакомую косточку, как у него капают слюнки. Котята же и кошки слюни не распускают. Этому их тоже научила жизнь: незачем понапрасну исходить слюной, сидя в засаде. А вот когда добыча в когтях и продегустирована, тогда слюна тут как тут. Интересно, что у квартирных котов, которые ни разу в жизни не охотились, которым неведома прелесть «живого мыша», слюни выделяются прямо-таки по-собачьи.