Лесные были и небылицы

- Знаешь, - говорила Зинька, - тут место открытое. Если и сюда придет страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в темном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.

И они поселились за речкой.

Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты облетели, трава побурела и поникла. Снег выпадал и таял. Речка еще бежала, но по утрам на ней был ледок. И с каждым морозцем он рос. не было по берегам и куликов. Оставались еще только утки. Они крякали, что осттанутся тут на всю зиму, если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал - и больше уж не таял.

Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога:, ночью неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу, - на краю своей стаи.

- Это он, - говорила, дрожа, Зинька. - Это невидимка. Он всюду: и в лесу, и в поле, и здесь, на реке.

- Невидимок не бывает, - говорил Зинзивер. - Я выслежу его, вот постой!

И он целыми днями вертелся среди голых веток на верхушках старых ив-ракит: высматривал с вышки таинственного врага. Но так ничего и не заметил подозрительного.

И вот вдруг - в последний день месяца - стала река. Лед разом покрыл ее - и больше уж не растаял.

Утки улетели еще ночью.

Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть речку: ведь теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И все равно Зиньке надо было в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.

ДЕКАБРЬ

Полетели синички в город.

И никто, даже Старый Воробей, не мог им объяснить, кто этот невидимый страшный разбойник, от которого нет спасенья ни днем, ни чночью, ни большим, ни маленьким.

- Но успокойтесь, - сказал Старый Воробей. - Здесь, в городе, никакой невидимка не страшен: если даже он посмеет явиться сюда, люди сейчас же застрелят его. Оставайтесь жить с нами в городе. Вот уже начался месяц декабрь - хвостик года. Пришла зима. И в поле, и на речке, и в лесу теперь голодно и страшно. А у людей всегда найдется для нас, мелких пташек, и приют и еда.

Конечно, Зинька с радостью согласилась поселиться в городе и уговорила Зинзивера. Сперва он, правда, не соглашался, хорохорился, кричал:

- Пинь-пинь-черр! Никого не боюсь! Разыщу невидимку!

Но Зинька ему сказала:

- Не в том дело, а вот в чем: скоро будет Новый год. Солнышко опять начнет выглядывать, все будут радоваться ему. А спеть ему первую весеннюю песенку тут, в городе, никто не сможет: воробьи умеют только чирикать, вороны только каркают, а галки - галдят. В прошлом году первую весеннюю песенку солнцу спела тут я. А теперь ее должен спеть ты.

Зинзивер как крикнет:

- Пинь-пинь-черр! Ты права. Это я могу. Голос у меня сильный, звонкий, - на весь нгород хватит. Остаемся тут!

Стали они искать себе помещение. Но это оказалось очень трудно.

В городе не то что в лесу: тут и зимой все дупла, скворешни, гнезда, даже щели за окнами и под крышами заняты. В том воробьином гнездышке за оконницей, где встретила елку Зинька в прошлом году, теперь жило целое семейство молодых воробьев.

Но и тут Зиньке помог Старый Воробей. Он сказал ей:

- Слетайте-ка вон в тот домик, вон - с красной крышей и садиком. Там я видел девочку, которая все что-то ковыряла долотом в полене. Уж не готовит ли она вам - синичкам - хорошенькую дуплянку?

Зинька и Зинзивер сейчас же полетели к домику с красной крышей. И кого же они первым делом увидели в саду, на дереве? Того страшного бородатого охотника, который чуть насмерть не застрелил Зинзивера.

Охотник одной рукой прижимал дуплянку к дереву, а в другой держал молоток и гвозди. Он наклонился вниз и крикнул:

- Так, что ли?

И снизу, с земли, ему ответила тоненьким голоском Манюня:

- Так, хорошо!

И бородатый охотник большими гвоздями крепко прибил дуплянку к стволу, а потом слез с дерева.

Зинька и Зинзивер сейчас же заглянули в дуплянку и решили, что лучшей квартиры они никогда и не видели: Манюня выдолбила в полене уютное угубокое дуплишко и даже положила в него мягкого, теплого пера, пуха и шерсти.

Месяц пролетел незаметно; никто не беспокоил тут синичек, а Манюня каждое утро приносила им еду на столик, нарочно приделанный к ветке.

А под самый Новый год случилось еще одно - последнее в этом году важное событие: Манюнин отец, который иногда уезжал за город на охоту, привез нревиданную птицу, посмотреть на которую сбежались все соседи.

то была большущая белоснежная всова, - до того белоснежная, что когда охотник бросил ее на снег, сову только с большим трудом можно было разглядеть.

- Это злая зимняя гостья у нас, - объяснял отец Манюне и соседям: полярная сова. Она одинаково хорошо видит и днем и ночью. И от ее когтей нет спасенья ни мыши, ни куропатке, ни зайцу на земле, ни белке на дереве. Летает она совсем бесшумно, а как ее трудно заметить, когда кругом снег, сами видите.

Конечно, ни Зинька, ни Зинзивер ни слова не поняли из объхяснения бородатого охотника. Но оба они отлично поняли, кого убил охотник. И Зинзивер так громко крикнул: "Пинь-пинь-черр! Невидимка!" - что сейчас же со всех крыш и дворов слетелись все городские воробьи, вороны, галки посмотреть на чудовище.

А вечером у Манюни была елка, дети кричали и топали, но синички нисколько на них за это не сердились. Теперь они знали, что с елкой, украшенной огнями, снегом и игрушками, приходит Новый год, а с Новым годом возвращается к нам солнце и приносит много норвых радостей.

В Е С Н А

ПЕРВАЯ ТЕЛЕГРАММА ИЗ ЛЕСУ

Прилетели стаи грачей. Весна началась. Тяжелая, темная туча, закрывавшая все небо, ушла. По синему небу поплыли кучевые облака, похожие на большие сугробы снега. Родились первые зверята. У лосей и козуль отрастают новые рога. В лесу запели чижи, синицы и корольки. Скоро прилетят скворцы и жаворонки. Обнаружена берлога медведя под корнями вывороченной ели. Струйки тающего снега тайно собираются подо льдом. В лесу капель: тапет снег на деревьях. По ночам морозы заново куют лед.

ЛЕСНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

ПЕРВОЕ ЯЙЦО

Самка ворона первою из всех птиц снесла яйцо. Ее гнездо - на высокой ели, густо засыпанной снегом. Чтобы яйцо не застыло и птенчик в нем не замерз, ворониха не оставляет гнезда. Пищу ей приносит ворон.

СОСУНКИ В СНЕГУ

В поле еще снег, а у зайчих уж родятся зайчата.

Зайчата родятся зрячими, в теплых шубках. Сразу, как появятся на свет, они уже умеют бегать. Наевшись досыта материнского молока, они разбегаются и прячутся под кустами, кочками. Лежат смирнехонько, - не пищат, не балуются, хоть мать и убежала куда-то.

Проходит день, другой, третий. Зайчиха по всем полям скачет, давно уже про них и забыла. А зайчатки все лежат. Бегать им нельзя: ястреб заметит или нападет на след лиса.

Вот, наконец, бежит мимо зайчиха. Нет, не мамаша - тетка какая-то чужая. Зайчата к ней: накорми нас! Ну что ж, пожалуйста, кушайте! Накормила - и дальше.

И опять зайчата под кустиками лежат. А мамаша их где-то чужих зайчат кормит.

Так уж повелось у зайчих: всех зайчат общими считать. Где бы ни повстречала зайчиха зайчат, она их накормит. Все равно, свои они ей или чужие.

Думаете, плохо зайчатам беспризорниками жить? Ничуть! Им тепло: шубка у них. А молоко у зайчих такое сладкое, густое, что зайчонок раз насосется, - потом несколько дней сыт.

А на восьмой-девятый день зайчата начнут травку зубрить.

ВЕСЕННЯЯ ХИТРОСТЬ

В лесу хищники нападают на мирных животных. Где увидят, так и хватают.

Зимой на белом снегу не так-то скоро увидишь зайца-беляка и белую куропатку. А сейчас снег тает, во многих местах уже показалась земля.