Трагедия диких животных

Однако наряду с крупными перестройками ландшафта существуют другие, казалось бы, мелкие, подчас не сразу бросающиеся в глаза изменения (скорее даже нарушения), которые тем не менее могут стать причиной полного вымирания некоторых видов. Как правило, влияние таких изменений сказывается на каком-либо узком участке жизни. Очень наглядна в этом отношении судьба белоклювого дятла (Campephilus principalis).

Еще два-три десятка лет назад этот крупный и необычайно красивый дятел, обитатель тропических лесов, был сравнительно обычен во Флориде и на некоторых островах Карибского моря. А в 1960 году орнитологам удалось обнаружить только шесть птиц этого вида! Дело в том, что, как показали специальные исследования, белоклювому дятлу для гнездования нужны старые леса с очень большими деревьями. А за последнее десятилетие такие деревья были вырублены, лес искусственно омоложен, и дятлу стало негде гнездиться – в молодых деревьях он не может долбить дупло!

Или, например, другой катастрофически исчезающий вид – коршун-слизнеед Rostrhamus sociabilis, распространенный во Флориде, в Центральной и Южной Америке. Он питается пресноводными моллюсками (Pomacea), и никакая другая пища ему; не подходит. Местности же, где он обитает, за последнее время подверглись интенсивному осушению, влаголюбивые моллюски стали исчезать – и резко пошла на снижение численность коршуна-слизнееда.

Подобных примеров можно было бы привести много, но, мне кажется, и этих двух довольно, чтобы представить себе значение некоторых мелких перестроек ландшафта. К сожалению, уже не во власти человека сделать эти перестройки обратимыми, и, по всей вероятности, таким животным, как белоклювый дятел, на земле не удержаться. Здесь ничего не поделаешь. Более того, нет никаких гарантий, что история их гибели не повторится по отношению к каким-либо другим видам, ибо деятельность человека многообразна, и пока нельзя предсказать, на какой жертве, как и когда она скажется.

Но это лишь одна сторона вопроса. Как уже говорилось, само по себе изменение ландшафта в «чистом виде» – окультуривание (даже очень глубокое) не приводит (хотя это и парадоксально!) к гибели основной массы животных. К сожалению, приходится констатировать, что почти всегда любому изменению ландшафта сопутствует заметное изменение видов животных и усиление прямого преследования их человеком. Вот от количественного соотношения этих двух категорий явлений, от степени их баланса и зависит окончательное решение судьбы основной массы видов животных.

Прямое воздействие человека – страшный бич для животных. Оно начинается почти всегда задолго до изменения ландшафта, на начальных стадиях его использования. Пионеры крупнейших перестроек земной поверхности оказывались и оказываются главными палачами животных. Достаточно вспомнить грандиозное истребление слонов, антилоп, львов и других животных первооткрывателями Африки, гибель таких птиц, как дронтов или странствующих голубей, трагедию стеллеровой коровы или североамериканских бизонов. При «цивилизации» новых земель в удивительно короткие сроки, исчисляемые немногими десятками лет, полностью исчезли целые виды! А сейчас? За примерами не нужно далеко ходить: редкостью стал джейран в песках наших среднеазиатских республик и снежный баран Чукотки, и истребили их не волки, а главным образом геологи-поисковики. Сказочно быстро исчезает степной орел – прекрасное украшение необозримых просторов равнинного Казахстана, полезнейшая птица, истребляющая сусликов. И причина его исчезновения не степные пожары и не другие стихийные бедствия, а хорошие дороги, проложенные при распашке степей, да лихие шоферы-целинники, любители пострелять.

Как-то мне пришлось стать свидетелем одной печальной картины. Вдоль дороги в степи тянулась линия телеграфных столбов и почти под каждым десятым столбом останки орла: перья с обрывками кожи или разложившийся труп. Почему, зачем их убили? Ответ получил от шофера: «Просто так, сидит на столбе – ну как ружья не попробовать!» Я невольно вспомнил тогда строки из книги известного орнитолога Г.П. Горбунова, описавшего разгром гнездовой колонии кайр на Новой Земле: «А промышленник все поднимался и поднимался, все зверел и зверел. Он бил и сидящих, и летящих, и больших, и птенцов. Когда же мы приблизились к таким местам, где ни сверху птиц не достать, ни снизу, он стал сбрасывать в обрыв громадные плиты сланца, и, если такая плита придавливала сразу нескольких птиц и расплющивала птенцов, он в восторге смеялся. Птиц этих он все равно достать не мог. При виде такой бесполезной веселящейся жестокости хотелось сбросить человека с обрыва вслед за его каменными глыбами. Промысел кончился, и это уже была дикая оргия убийства». Избиение кайр и расстрел орлов разделены десятками лет и тысячами километров, но как много в них общего! Какой невежественный цинизм и безответственность лежат в их основе!

Но было бы неверно предполагать, что прямое истребление животных характерно исключительно для первых этапов становления культурного ландшафта. Меняются формы и интенсивность использования земной поверхности, меняется и «пресс» на животных. Браконьеры, вооруженные дальнобойными ружьями, быстроходными моторными лодками, петлями из стального троса, фарами-прожекторами и автомашинами, уничтожают сотни тысяч птиц и зверей. На помощь им приходят нерадивые хозяйственники, загрязняющие моря, озера и реки нефтью или сточными водами: только на Каспийском море от «нефтевания» гибнет такая масса зимующих лысух и уток, что местами вдоль берегов образуются сплошные валы из их трупов. А какой непоправимый ущерб нанесли в свое время законы, объявляющие вне закона любую хищную птицу, регламентирующие даже премии за их отстрел. Недавно происходило гонение на так называемых рыбоядных птиц: чаек, крачек, цапель, которые, по сути дела, приносят гораздо больше пользы, чем вреда. Кроме как варварством, ничем это не назовешь!

В последнее время на животных обрушилась новая напасть: для борьбы с насекомыми-вредителями начали применять различные инсектициды, опыляя ими огромные пространства. Некоторые из этих химикатов, в частности всем известный ДДТ, обладают способностью аккумулироваться, накапливаться в организме. И вот через сложную цепочку как бы промежуточных хозяев – земляных червей, водных беспозвоночных и даже рыб – ДДТ уже во вредных, часто смертельных дозах стал поступать к теплокровным животным – птицам и зверям. Отсюда массовая гибель дроздов, питающихся земляными червями, массовая гибель поганок, которые кормятся рыбой. А некоторые хищные птицы, например беркуты Шотландии или соколы сапсаны, если и не погибают, то в значительной мере теряют плодовитость, что в конечном итоге приводит к тем же результатам.

Много животных гибнет на автомобильных дорогах. Гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Датский биолог Л. Гансен доказал, что на дорогах Дании ежегодно погибает под колесами автомашин более миллиона разных птиц. В ФРГ число погибших таким образом птиц доходит до миллиона, да, кроме того, находят смерть около 300 тысяч зайцев и 720 тысяч ежей. В Швеции жертвами автомобилистов в 1963 году стали 1700 косуль и 1000 лосей.

Нарушение технологии посева протравленного зерна, неразумное планирование добычи промысловых животных без учета состояния их численности, непродуманная акклиматизация, капризы моды, стимулирующие внезапное увеличение спроса (а стало быть, и добычи) на какое-нибудь животное (то «в цене» эгретки белых цапель, то леопардовые шкуры или крокодиловая кожа и т.д.), нелепые суеверия – да разве перечислить все те причины, которые имеют общее следствие: уничтожение, гибель животных.

Особенно туго приходится тем животным, для которых несчастливым образом сочетаются неблагоприятные изменения ландшафта с активным прямым преследованием со стороны человека. Например, стрепет исчез на значительной части ареала, потому что степи, где он жил, распаханы, а на посевах он не гнездится. Уже одно это произвело сдвиг в численности стрепета. Одновременно усилилось преследование его «охотниками» на зимовках, площадь которых тоже резко сократилась. В результате стрепет буквально на глазах стал исчезать: сейчас можно проехать по казахстанским степям тысячи километров и ни разу не увидеть этой красивой птицы, не услышать характерного звона ее крыльев. И стрепет отнюдь не одинок в своем несчастье.